Сергей Сеничев - Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному
А изобретателем велосипеда — т. н. «машины для ходьбы» — был барон Карл ДРЕЗ. Он сконструировал свой первый двухколесный самокат с седлом и рулем в 1817 году. Потом покумекал, добавил еще пару колес и поставил тележку на рельсы (ДРЕЗина получилась).
Получив от короля энную сумму (наследник был очарован прикольным самокатом и просил не поскупиться), изобретатель отправился за океан — сначала в Бразилию, потом в Штаты. Там его новшество вроде бы глянулось, но поскольку «велосипедисты не очень-то любили ездить по тряской дороге, а все старались свернуть на гладкий тротуар, развивая на нем приличную скорость», власти сочли диковинку штукой хлопотной, и т. д.
По возвращению на родину жизнь барона была исполнена всевозможных лишений и общественного непонимания. Кончилось тем, что он удалился в лес, где и мараковал в тишине и забвении над своими поделками. А в революцию 1849 вышел из лесу в надежде поквитаться с недоброжелателями. Но революцию быстренько свернули, и Дрез, что называется, попал: «его признали психически ненормальным, всё имущество описали и расхватали, одним словом, обрекли великого изобретателя на голод и нищету»…
Кстати, мясорубку и печатную машинку (всего о шестнадцати, правда, клавишах) он же изобрел…
Чёрта лысого разбогател бы Альфред НОБЕЛЬ (ну хорошо: чёрта лысого не растранжирил бы отцово достояние), занимайся он одними лабораторными исследованиями. Тридцать миллионов крон, вот уже второй век подкармливающие лучшие умы человечества, были нажиты не талантливым химиком, но хватким промышленником. Основателя престижнейшей из премий обогатили не научные достижения, а их умелое практическое внедрение. Нобель торговал не статьями, описывающими его открытия, а реальным динамитом, производимым его разбросанными по всей Европе фабриками…
К чему всё это: да к тому, что деньги ЧАЩЕ ВСЕГО чудеснейшим образом не липнут к талантам. То есть, они даются им, но тут же утекают сквозь их лишенные цепкости пальцы. И персоны, могущие задать развитию человечества импульс, какого не в состоянии задать целая дюжина самых мудрых монархов и генсеков с президентами, в конечном счете, элементарно гибнут от голода.
Предвосхитивший появление кибернетики и даже придумавший для нее название действительный член Академии наук по горячо нелюбимому им математическому отделению Андре Мари АМПЕР достатка не знал никогда. Он был вынужден читать лекции не по чему хотел и мотаться с бесконечными инспекциями по университетам Франции. Во время одной из них и умер — в Марселе, от воспаления легких. Там же и был похоронен. О том, как непроста была жизнь этого действительно великого ученого, говорит хотя бы надпись, которую бедняга попросил высечь на его надгробном камне — «Наконец счастлив»…
Получившая две Нобелевки Мария КЮРИ, жила с мужем в скудно обставленной квартирке. Конечно, прежде прочего потому как мадам Склодовская-Кюри терпеть не могла заниматься хозяйством (и слава богу, иначе кто бы еще нам радиоактивность открыл? и это, кажется, единственный случай, когда не приемлющий эмансипе-настроений автор приветствует нежелание женщины суетиться вокруг очага). Мадам Склодовская-Кюри не баловала мужа и стряпней: «лучшее, на что мог рассчитывать ученый — стакан горячего чая». Но сейчас не об этом — мы лишь констатируем: эти обеспеченные люди жили до нелепого бедно…
Больше того: попутно сделанное ими открытие целительных свойств радия моментально взвинтило цены на радиевые источники. Однако супруги наотрез отказались патентовать и использовать результаты своих исследований в коммерческих целях — по их мнению, это «не соответствовало духу науки, идее свободного доступа к знанию». Мария словно забыла, как когда-то они с сестрой пахали на возможность получить образование: сначала она пять лет давала частные уроки, чтобы Бронислава выучилась на врача, потом та пригласила Марию к себе в Париж и добывала средства на ее обучение…
Роберт ГУК — человек, чье имя должны бы носить ряд законов Ньютона и закон Бойля-Мариотта (Гук первым доказал его, а возможно, и сформулировал первым)…
Этот ученый, диапазон научных интересов которого сопоставим разве с универсальностью великого Леонардо, этот человек, написавший практический устав Королевского общества и служивший его мотором и душой, жил, по меньшей мере, весьма небогато. Сперва ему приходилось зарабатывать на учебу (для начала — певчим в церковном хоре). Потом он состоял натуральным негром при Фрэнсисе Бэконе и том же Бойле. Потом был платным сотрудником Королевского общества, которое проводило «одного из талантливейших людей старой Англии» в последний путь, задолжав ему колоссальную часть зарплаты…
Открытие Исааком НЬЮТОНОМ (пускай уж так и остается) фундаментальных законов мироздания не только не поправило его материального положения — оно вообще никак не повлияло на жизнь ученого: до пятидесяти трех лет Ньютон перебивался на скромное жалованье завкафедрой Кембриджа. Часть этих денег уходила на непрекращающиеся химические опыты, часть — на помощь родственникам. Доходы с издания знаменитых «Начал» получал не автор, а Королевское общество. Так что говорить о «стесненных обстоятельствах» можно безо всякого преувеличения. Он разбогател лишь после вступления в должность смотрителя Монетного двора — ему, как специалисту по металлам, было поручено наладить перечеканку всей английской монеты. То есть, гений зажил на широкую ногу, лишь сделавшись чиновником. И лишь через четыре года получил пожизненное высокооплачиваемое звание директора возглавляемого им заведения. Еще через два стал членом парламента. Еще через два — президентом Королевского общества, а еще двумя годами позже — сэром: Анна пожаловала-таки его в рыцарское достоинство. Богатый, прославленный, сильно располневший и впавший в свое последнее — старческое уже слабоумие Ньютон тихо умер в постели. Гроб с его телом несли на плечах в известное аббатство шесть пэров Англии.
Напомним, что студентом Тринити-колледжа он стал только в 22 года — до этого ходил в субсайзерах. Если кто-то не в курсе, субсайзерами называли бедняков, которым разрешалось посещать лекции за выполнение обязанностей слуг при своих обеспеченных однокашниках. Проще говоря, башмаки молодой Исаак богатеньким студентам чистил и т. п.
Ту же лакейскую школу, только в другом колледже — Дублинском (Святой и нераздельной Троицы) — прошел и родившийся через полтора года после его смерти Оливер ГОЛДСМИТ. В перерывах между занятиями парень тоже чистил обувь родовитым однокурсникам, таскал за ними учебники да мёл двор. Три года носил платье средневекового служки, питаясь объедками с преподавательского стола…
Этого непутевого, но необыкновенно обаятельного персонажа следовало бы поместить в предыдущую главу: карты были его пожизненной страстью. Но по нам — ему и в этой самое место.
Колледж Оливер закончил со степенью бакалавра искусств и получил право держать экзамен по любой из четырех «ученых профессий» — богословию, юриспруденции, медицине и музыке. Богословие он отверг сразу же, вызвался идти в правоведы, и родственники собрали ему денег на поездку в Лондон. Но, добравшись до Дублина, простак Оливер просадил подъемные в первом же кабаке и вернулся. Нет, сказал он, пойду на медицинский. Ему опять наскребли, и он убыл в Эдинбург — там готовили лучших медиков эпохи. Но пару лет спустя учиться Голдсмиту надоело в принципе, а жениться он пока не хотел (да так потом и не собрался). И тогда разнообразия ради наш герой решил смотаться на материк: с Вольтером и Дидро познакомиться, ну и вообще…
Сказано — сделано: сел на корабль, скорешился с какими-то милыми шотландцами, которые оказались чистокровными французами и по переплытию Ла-Манша сдали попутчика кому следует. И незадачливый вояжер две недели просидел на тюремной баланде, пока выясняли шпион он или просто шпана… Опуская целый ряд не менее забавных эпизодов, переходим к истории его путешествий по Европе. Вернее, скитаний. Потому что язык не поворачивается назвать путешествиями пешее блуждание из города в город с котомкой и расчетливо снятыми башмаками за плечьми.
Бакалавр искусств и будущая гордость английской словесности кормился тем, что в попадающихся на пути деревнях играл на флейте, а в городах — точно так же за харч и ночлег — участвовал в научных диспутах. Понабравшись таким образом впечатлений, четыре года спустя прибился к труппе бродячих актеров, с которыми и вернулся в Англию — гол как сокол: ни денег, ни друзей, ни профессии.
Решив взяться за ум, держал экзамен на должность судового врача — провалился с треском, и уже обещанное ему место лекаря в одной из факторий Ост-Индийской компании сделало Оливеру ручкой. Подвизался в аптеку — и оттуда прогнали. Даже учительствовать — казалось бы, чего уж проще-то? — не смог. С отчаяния пошел наниматься в типографию — корректором. И прокатило. Более того, хозяин открыл в нем писательский талант, и Голдсмит подрабатывал стишками для рекламных объявлений, так что Маяковский с окнами РОСТА на данной ниве не первопроходец. И тут Оливер твердо решил изменить свою жизнь. Он поселился у родственников, стал пописывать в газетки и… пытаться экономить.
