Дневниковые записи. Том 1 - Владимир Александрович Быков
Аркадий Михайлович последний из четырех моих приятелей, с которыми я сошелся, после выхода на пенсию, еще и на чисто бытовом уровне. Сегодня не осталось в живых ни одного из них. Ни Муйземнека, ни Скобелева, ни Вальтера, ни Шушарина.
11.08
А. А. Баталкин пригласил меня посетить его сад. Я бывал там уже не раз. Ездили мы обычно автобусом, а ныне решили поехать на урал-машевском трудовом поезде, так названном в довоенные еще годы, Это оказалось более удобным и более поэтичным, т. к. поезд останавливается почти прямо у садов в лесу.
Александр Александрович мой сверстник, но поступил на завод на три года раньше меня, в 1947 году, после окончания техникума. Затем служил в армии, вернулся и учился на вечернем отделении Политехнического института. Мы с ним проработали всю жизнь и сделали массу добрых оригинальных разработок. Давненько не виделись, а потому при встрече опять было что вспомнить.
Он всегда был легок на подъем, с большой заинтересованностью относился к любой более или менее полезной идее и чуть не с авторской настойчивостью и проникновенностью брался за ее практическую реализацию. Никогда не выражал сомнений, не задавал глупых вопросов, а только те, что направлены были на дело и его быстрейшее завершение. Замечания и советы по ходу работы воспринимал, как свои собственные, и «шлифовать» конструкцию готов был, казалось, до бесконечности даже на самых над ней последних стадиях работы. Никогда не рассуждал при этом о возможных потерях чисто личностного порядка. Главным считал создание добротной конструкции, и в этой части был полным моим единомышленником.
С таким же рвением и добросовестностью он занимался и садом, который не то что был уж сверхобразцовым, но мне нравился той самой баталкинской добротностью и рациональностью решений: планировкой, составом посадок, их размещением, разводками трубопроводов для подачи к ним воды. Ничего лишнего, но вроде все, что должно быть, исходя из средств и возможностей хозяина.
Вечером, наговорившись вдоволь и нагрузившись яблоками, которых он не знал куда нынче деть, я уехал. Александр, проводив меня до станции, остался ночевать в саду, а я, усевшись в поезде, погрузился в мечты и стал строить планы следующей с ним встречи.
13.09
Вчера позвонил из Америки Соловейчик и сообщил, что он получил мое последнее письмо с уведомлением об изменении моего адреса, но не может на него ответить, так как нет самого адреса. Далее такой состоялся с ним разговор.
– Как нет адреса? Он есть у тебя уже в адресной книге, а если не там, то есть в самом сообщении, в сопроводительной к нему информации. – Не могу найти, подскажи, как его можно разыскать…
Позвонил Виталию, рассказал ему о Петиных «затруднениях». Он мне говорит, что у него с ним было еще смешнее. «На днях тоже позвонил, и попросил сократить мой E-mail, так как он… не помещается у него в адресной книге». Нет, старость – не радость.
14.09
Некоторое время назад при случайной встрече Недорезов сообщил, что обзавелся персональным компьютером, и выразил желание вступить в переписку. Я согласился и дал свой интернетный адрес.
В порядке обкатки почтовой линии послал ему выдержки, связанные с его книгой и ее презентацией. Получилось у нас чего-то до смехотворности непотребное.
Привожу только два из нее основных письма.
Он мне
«Владимир Александрович, Долго думал, что ответить на Ваше «злое» письмо и стоит ли. Вежливость и прошлые наши добрые отношения пересилили. Мой ответ во вложении. Надеюсь, что Вы не обидитесь тоже. А может, цель Вашего письма и была завести меня, чтобы начать интересную переписку?».
Я ему
«Дорогой Илья Валерьевич! С сожалением, даже с большим сожалением, и не меньшим удивлением прочитал твою реакцию на мою от великой любви к тебе написанную дневниковую, личного предназначения, невинную и с литературными вывертами, запись (не статью, не рецензию и не письмо, где подобное не допустимо или, по крайней мере, не желательно).
Почему? Да потому, что она, твоя реакция:
во-первых, совсем не корреспондируется с моим неизменным на протяжении всех лет нашей совместной работы высочайшим мнением о тебе как отличном специалисте, наделенном особо импонирующими мне способностью и умением доводить свой труд до полезного конечного результата;
во-вторых, сочинена, во многом против тех отработанных жизнью норм и правил, которыми я всегда руководствовался в работе, постоянно всем пропагандировал и, наконец, позволил себе отразить их в своих «Заметках конструктора» (прежде всего, в части, касающейся информации и технического спора, а впрочем, и многого другого);
в-третьих, не соответствует сути моих замечаний, которые носят, с одной стороны, чисто редакторский характер, а отнюдь не затраги-
вают концептуальных положений твоей теории и ее математического аппарата, а с другой – касаются так всегда меня занимающих практической полезности любого труда и наличия в нем более или менее четких рекомендаций по оптимальному его применению потенциальным пользователем.
Именно поэтому я никак не мог воспринять абсолютно излишнее, не относящееся к делу, музыкальное сопровождение твоего послания с его:
не совсем корректным сравнением качества и полноты моих и других товарищей замечаний из-за отсутствия у меня последних и невозможности сделать по ним собственных выводов;
«сомнениями» в правильности просьбы «посмотреть мне твою рукопись» без указания, в чем эти сомнения заключались;
«неверностью большинства замечаний В. А. Быкова» и последующей, несколько диссонирующей с таким утверждением, «необходимостью кардинального изменения моего (твоего) подхода к изложению предмета, и не только в разделе 1»;
многочисленными личностными адресациями к моей мотивации по поводу тех или иных моих действий, естественно, не соответствующими действительности, вроде: он «почему-то надеялся», его «обиды и злость перенеслись в последнее письмо», «не попытался разобраться», ему «это не понравилось…»);
достаточно сумбурными сентенциями на тему, что должно и не должно делать «ученику» и «Учителю», на чем последний «не должен застывать», как следует читать книги и т. п.
Единственным у тебя, достойным делового обсуждения мог бы стать, похоже, только разбор моих «заблуждений» в части раздела 1.4 твоей книги, если бы я действительно думал так, как ты в своих размышлениях, исходя из предвзятой исходной недооценки знаний критикуемого, все представил. Хотя следовало бы знать, что в критике, дабы элементарно не попасть на «крючок» своего визави, желательно руководствоваться обратным: что последний, по крайней мере, не глупее нас, а, еще лучше, – умнее, хитрее, прагматичнее и также «себе на уме». Кстати, если позволишь мне отвлечься, вспомнил сейчас, как вы с Орловым, по этой самой причине – недооценки возможностей и эгоистических интересов противной стороны – написали в свое время настолько негодный проект контракта с немцами, что