Борис Джонсон - Мне есть что вам сказать

«Вот я бы был великим мэром, – добавляет он и сразу же делает оговорку, – но не думаю, что я знаю слишком много».

Наступил момент последнего удара площадки «ти». Кто бы ни был богом гольфа – полагаю, что Геркулес: у него была булава, – с меня сошло семь потов, и, боже мой, мяч взмыл с подставки и упал на грин с одной попытки.

«Посмотрите на ваше поле, напарник, – говорит Эванс и с неподдельным восхищением показывает на отверстие от удара. – Как мы напугались, правда? Это будет “птичка”[318]» – на один удар меньше, чем при «пар».

Если бы только так было. Матч заканчивается, и мы задумываемся, какой гениальный парень Крис Эванс, хотя и не так хорошо играет в гольф, если только – отвратительная мысль – он не играл в поддавки.

Келвин Маккензи

Предупреждение о вреде для здоровья: настоящую статью не рекомендуется читать особо чувствительным людям или за завтраком.

Минуло всего два часа с момента переворота. Радиостанция не успела капитулировать, а Келвин Маккензи уже вовсю увольняет людей. На самом деле он уволил уже трех топ-менеджеров, и кажется, ему это поднимает настроение.

«Сейчас только 20 минут пятого», – радуется он, подразумевая, что до конца рабочего дня еще куча времени для увольнений. Вы могли никогда не слышать о Talk Radio и пока что безуспешной попытке имитировать чисто разговорные программы Америки или Австралии. Но если кто и может обосновать £24,7 млн, просто потраченные на бизнес, теряющий £8 млн в год, то это Келв, так как любой журналист согласится с тем, что он мастер своего дела. Он – получивший образование в частном учебном заведении кузнец слова, который наполняет отделы новостей своим лондонским рыком.

Его имя для некоторых является олицетворением всего непристойного, животного и низменного, и тем не менее период его царствования на посту главного редактора The Sun отмечен такими перлами сотрудников, как: «Попались» (когда в 1982 году в ходе Фолклендской войны потопили крейсер «Генерал Бельграно»); «Проваливайте, лягушатники» (конфликт между Францией и Британией, связанный с импортом баранины); «Пошел ты, Делор» (планы введения единой валюты) и «Фредди Старр съел моего хомяка» (заголовок говорит сам за себя, полагаю). «Редактор почти никогда не пишет заголовки, – говорит Келвин скромно. – Он приписывает себе удачные заголовки, а за неудачные приходится кого-нибудь сразу же увольнять. Заголовок “Пэдди[319] без штанов” придумал бильд-редактор, но я не люблю рассказывать о таких вещах, так как это влияет на цену в моих послеобеденных переговорах, хе, хе».

Келвин поднял The Sun на вершину политического влияния, в чем и убедился Джон Мейджор в «черную среду», 16 сентября 1992 года. «Он сказал, знаете (пародирует Джона Мейджора): “Ох, такой напряженный день, как собираетесь сыграть?” Было 7.30, потом четверть восьмого, процентные ставки то взмывали вверх, то падали, как панталоны у проституток – нет, так в The Daily Telegraph не напечатают – как брюки у Рона Дэйвиса[320]. Поэтому я сказал: “Послушайте, у меня на столе полное ведро *****, и я его вылью на вас”, – а он в ответ: “Хм, а вы шутник”. Для меня это был показатель того, что он абсолютно не в курсе дела, как живут обычные люди, и не понимает, что премьер-министру опасно общаться с редакторами таблоидов, так как в конечном счете редактор должен хранить верность только своим читателям».

Сожалеет ли он о своих диких выходках? «Нисколько. Все эти парни, которые нанимают пиарщиков, чтобы придать себе некий имидж, фактически не защищены. Они все живут в огромных домах и все такое».

А как насчет не столь знаменитых, таких, как тот мужик, который приклеился к сиденью в туалете? Разве он заслужил такое унижение? Келвин присвистнул. «Он пошел в туалет и думал, что у него с собой мазь против геморроя. По какой-то причине это оказался суперклей, и его ягодицы склеились. Добрых полчаса половина персонала Дербиширского лазарета распиливала ему задницу ножовкой. Обо всем этом рассказал депутат Джо Эштон, и вся прелесть в том, что пострадавший охотно делился пережитым».

А как насчет детей, которые из-за Келвина ушли из школы зареванными? Его настроение слегка меняется. «Вы как себя чувствуете? Хорошо позавтракали, Борис? Почему они плакали? Может, их родителям следовало подумать об этом до того, как они заплакали. На очень многих людей, в том числе и на меня, выливают ушаты грязи».

Действительно, у жертв The Sun есть одно небольшое утешение. Келвин сам, кажется, пережил кризис середины жизни и скрылся в Вест-Индии с девчонкой. И в этот самый момент его «застукал» другой таблоид. «Ну и что я мог тогда поделать, что я мог сказать? The Mail on Sunday сделал свое дело. В истории фигурировала молодая женщина, которую эвфемистически описывали как “не мою жену”, и это было вполне справедливо. Едва ли можно жаловаться».

Бывали и более серьезные промахи, например то, как The Sun преподнесла несчастье на стадионе в Хиллсборо, или клевета на Элтона Джона. Но Маккензи остался на посту. Через 12 лет он принес свой яркий талант инновации в Sky, а затем на Live TV, прославившееся передачами Topless Darts и News Bunny.

Теперь он тратит все свои накопления на Talk Radio. «Когда я сказал своей жене, она произнесла только одно: “Менять дом я не буду, я не собираюсь жить в доме с соседями в Уитстебле”».

В дверь просовывает голову человек из Apax – венчурной компании, которая финансирует Talk Radio. «Я через минуту буду, – говорит Келвин. – Мне надо закончить с ним».

Когда я ухожу, наш фоторепортер старательно ищет наилучший ракурс. «Как-то подбородок немного выпирает, – говорит фотограф, указывая на горло Маккензи. «Неудивительно, – говорит Келвин. – Если учесть, сколько в него влито шардоне».

Танцы с Ульрикой

Древние верили, что однажды с Олимпа, Парнаса или с какой-нибудь еще подобной вершины спустится богиня или нимфа, найдет пастуха с мозолистыми руками и откроет ему секрет одного из важнейших достижений человеческой цивилизации: нотного стана, пчеловодства, виноделия и так далее.

Далее они полагали, что этот пастух, после того как обретет дар речи, пережив потрясение от прекрасного явления, расскажет обо всем своим друзьям. Вспомните об этом древнем крестьянине, друзья, и вы поймете то, что пережил ваш покорный слуга. Когда обсуждали идею, сначала все в офисе свистели и трещали, как вороны. Затем можете представить себе жуткую враждебную зависть, когда от людей Ульрики[321] пришла сенсационная новость. «Не полтора часа, старик, – молвили они побелевшими губами. – Не вдвоем, не щека к щеке. Только не это», – сказали они.

О да, и вот наша команда стоит во мраке расписанных граффити стен ночного клуба Ministry of Sound, где заправляет делами внушающий легкий трепет Джейми Палумбо, но уверенности в том, что встреча произойдет, у нас нет. В холлах Ministry, ночного клуба на площади Элефант-энд-Касл, на собраниях советов директоров компаний в черных поло намечался курс на мировое господство.

Фигуру самого Палумбо можно было видеть сквозь стеклянную стену офиса. Он давал добро на открытие новых дискотек в Маниле и Вьентьяне. Время шло. Настроение падало.

Наконец, когда мы совсем потеряли надежду, металлическая дверь щелкнула. Бесплотные духи дискотеки, казалось, стыдливо таяли при ее приближении. Привратники перестали протирать плотно пригнанные половицы. «Привет, прекрасный Борис», – сказала Ульрика с милой фамильярностью Афины, обращающейся к Одиссею. И ее зубки осветили зал не хуже лампы.

С низким поклоном я повел ее в специальное место на дискотеке в самых сокровенных потемках Палумбы под названием ВИП-бар. Включенный магнитофон бесшумно перематывал кассету. Она смотрела на меня. Я смотрел на нее. Ничего другого не оставалось.

Проблема известна. А если вы и забываете о смущении, оно снова приходит через пару месяцев. Да. Остается надеть клоунский колпак, распоясаться, напиться и начать танцевать.

Нельзя сказать, что все мужчины плохо танцуют. Но то, что многие, – это да. Наша стратегия – беспорядочно сновать, пока не врубят «Роллинг Стоунз». Тут мы выполняем нечто похожее на отжимания на полу, как это делает Джанни де Микелис, 115-килограммовый бывший министр иностранных дел Италии и большой авторитет на миланских дискотеках. И, приподняв себя на пару десятков сантиметров над полом, мы всем своим весом опускаемся с такой силой, что трещит паркет, если только наше снижение не сдерживает вросший ноготок на ножке прекрасной женщины из отдела расчета затрат.

Или же мы вытягиваем ногу. Подбородок вперед. Извиваемся, тяжело дышим и опускаемся на корточки, тут у нас лопаются штаны. На этом, откровенно говоря, наш репертуар заканчивается. Но мне его хватало, и при этом вполне, пока где-то с месяц назад я не понял, что времена меняются.