Ефим Черняк - Тайны Англии

Для соблюдения тайны в Париже было объявлено, что Бервик отправился инспектировать ирландские полки французской армии. На деле он переодетым на шхуне контрабандистов пересек пролив и высадился на Английском побережье. Разведка Вильгельма сразу обнаружила прибытие Бервика. Было издано правительственное заявление, обещавшее 1 тыс. фунтов стерлингов за его поимку.

Главной задачей Бервика было убедить лидеров якобитов начать восстание, без чего Людовик XIV не соглашался предпринять попытку высадки французских войск в Англии. Однако, как рассказывает Бервик в своих «Мемуарах», он натолкнулся на откаа Якобитские лидеры указывали, что, как только правительство обнаружит приготовления к вооруженному выступлению, оно немедленно пошлет флот блокировать французские гавани; это воспрепятствует отправке десанта и обречет восстание на неудачу.

Находясь в Лондоне, Бервик получил известие о подготовке якобитами покушения на Вильгельма и решил, чтобы не оказаться прямо замешанным в заговоре, немедля покинуть Англию. Добравшись до побережья, он, полумертвый от усталости, задремал в таверне, расположившись у камина. Через два часа раздался громкий стук в дверь. В комнату ворвалась группа вооруженных людей, казалось, все было кончено, но при мерцающем свете фонаря Бервик узнал капитана шхуны контрабандистов, разыскивавшего своего пассажира. Вскоре корабль доставил Бервика в Кале. По дороге в Париж он видел заполненные солдатами гавани — готовилось вторжение в Англию.

Заговор, о котором узнал Бервик, был подготовлен другим посланцем Якова II — сэром Джорджем Беркли. Он имел при себе собственноручно написанную Яковом II инструкцию, предписывающую совершить против Вильгельма III любые действия, которые Беркли сочтет правильными и осуществимыми. Одновременно якобитская разведка переправила поодиночке в Англию около двадцати телохранителей Якова II, на решимость которых можно было положиться. Среди них был и бригадир Амброзии Роквуд — потомок одного из участников «порохового заговора». Еще 20 человек Беркли и его сообщники постарались навербовать на месте. План сводился к нападению на Вильгельма, когда он, возвращаясь с охоты около Тернхем-грин, будет переплывать на лодке реку. 15 февраля 1696 года 40 вооруженных до зубов всадников поджидали возле Тернхем-грин короля и его небольшую свиту. Близ Дувра было все подготовлено, чтобы зажечь большой костер — условный сигнал, который был бы виден на французском берегу. Но король не появился. Разведка лорда Портленда узнала о заговоре, если верить официальной версии, благодаря добровольному покаянию одного из злоумышленников. Бентинк был предупрежден одним из заговорщиков, а потом к нему явился молодой католик Пендерграс, который тоже советовал отложить королевскую охоту. Пендерграс, однако, отказывался называть имена заговорщиков, несмотря на личное обещание Вильгельма, что эти сведения будут использованы только для предотвращения преступления. Но правительство знало уже достаточно. Заговор выдал и еще один его участник — капитан Фишер. Вечером в субботу, 18 февраля, многие заговорщики были арестованы в таверне «Блю посте», но Беркли успел скрыться. Один из конспираторов, Портер, сразу же, спасая себя, вызвался стать свидетелем обвинения. А Портер был как раз тем лицом, которого не хотел выдавать Пендерграс. Теперь у того тоже исчезли причины молчать. Руководители покушения были казнены.

Известие о раскрытии заговора вызвало большое возбуждение. Парламент временно приостановил действие акта о неприкосновенности личности. В одном только Лондоне было арестовано 330 человек. Было решено, что в случае кончины монарха парламент не будет считаться распущенным и должен обеспечить установленный после 1688 года порядок престолонаследия.

Однако заговор вызвал потрясения в правительственном лагере, на которые вряд ли первоначально рассчитывали в Сен-Жермене. Наряду с арестами участников покушения были произведены аресты среди лиц, оказывавших содействие заговорщикам. В их числе был и Томас Брюс, граф Эйлсбери. Якобиты пытались подкупить свидетелей — двух ирландцев, являвшихся агентами секретной службы, и уже упоминавшегося Портера. Тот, уже войдя во вкус своей новой профессии, с готовностью принял 300 гиней, но не скрылся, как обещал, а вызвал стражу, арестовавшую агента, через которого он вел переговоры с якобитами, — цирюльника Кленси.

В своих показаниях арестованные заговорщики назвали генерала Джона Фенвика. Тот бежал и надеялся добраться до побережья, где его ждал французский корабль. Однако генерала случайно опознали при аресте двух контрабандистов. Фенвику снова удалось скрыться. Власти организовали настоящую облаву и наконец нашли его, спрятавшегося в какой-то лачуге. В Тауэре Фенвик неосторожно написал записку своей жене (это она пыталась убрать неудобных свидетелей против Эйлсбери) с просьбой подкупить присяжных. Одновременно Фенвик сообщил, что готов открыть все известное ему о заговорщиках. В своем «признании» он обвинил важнейших министров и сановников — Мальборо, Рассела, Годолфина и Шрюсбери. Сознательно или нет, арестованный генерал начал большую и, как выяснилось, смертельно опасную для него игру. Он не выдал никого из подлинных якобитов, показал лишь на влиятельных политиков, дававших на всякий случай обещания Якову II. Фенвик, по-видимому, рассчитывал вызвать смятение в правительственных кругах, заставить Вильгельма III расправиться с лицами, влияние которых было крайне важно для упрочения его трона. Однако Вильгельм сразу же понял смысл игры. Не то, чтобы король считал ложными показания Фенвика, — наоборот, они содержали зерно истины, впрочем, давно уже известной разведке лорда Портленда. Но нельзя было признавать их истинными, чтобы не вызвать серьезных потрясений. И Вильгельм, находившийся в Голландии, отправил обратно присланные ему показания Фенвика, сообщив, что содержащиеся в них обвинения — бессмыслица и нисколько не могут поколебать его доверие к членам тайного совета, ставших жертвами таких обвинений. Все же разоблачения Фенвика вызвали большое возбуждение в парламенте, тем более что они касались не только тори, связи которых с якобитами были известны, но и вигов. Палата общин вызвала Фенвика для дачи показаний. Якобит был также доставлен к королю. В обоих случаях Фенвик отказался представить какие-либо доказательства своих утверждений. Возможно, что он и не располагал ими, лишь повторяя слухи, ходившие среди якобитов. Своими обвинениями Фенвик не достиг цели и вместе с тем возбудил против себя ненависть влиятельных лиц. Однако для вынесения приговора Фенвику как виновному в измене требовались по закону показания не менее двух лиц. Вначале власти располагали двумя такими свидетелями, но якобитскому подполью удалось подкупить (или запугать) одного из них, и тот поспешно покинул страну. Тогда палата общин прибегла к последнему оружию — приняла направленный против Фенвика акт об осуждении. После жарких прений акт был одобрен также палатой лордов и получил подпись Вильгельма III. Джон Фенвик был обезглавлен на Тауэр-хилле.

Стоит отметить, что якобиты, с волнением наблюдавшие за парламентскими дебатами по делу Фенвика, не захотели или не имели возможности представить документы, подтверждавшие его слова. Но это еще далеко не значит, что таких документов не имелось в природе. Интересно отметить, что Эйлсбери не подтвердил показаний Фенвика. После этого Эйлсбери ещё некоторое время продержали в Тауэре, пока не утихли страсти, вызванные делом Фенвика, и выпустили на свободу.

ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

«Поэзия глупа!» В суждении такомЕсть свой резон. Но не забудь при этом,Что не всегда дурак рождается поэтом, —Он может быть и просто дураком!

Когда английский поэт Мэтью Прайор обращался с этим язвительным четверостишием к литературным критикам, кто знает, не думал ли он о куда более многочисленных и злобных критиках его действительно извилистого политического пути или о патронах, мешавших ему, прирожденному мастеру тайной дипломатии, преуспеть на этом далеком от литературы поприще.

Мэтью Прайор занял сравнительно молодым свое особое, хотя и скромное, место на современном ему литературном Олимпе. Видный представитель английского классицизма, близкий к признанному главе этого направления Александру Поупу, Прайор не менее известен и произведениями, написанными в различных жанрах легкой светской поэзии, — эпиграммами, шутливыми посланиями, веселыми песенками, остроумными пародиями. Несмотря на раннее признание его таланта, для Прайора путь наверх, в ряды правящей знати, был долгим и нелегким. Помогали аристократические связи, приобретенные ещё на студенческой скамье в Кембридже, подкрепленные потом умением вовремя в нужной форме откликнуться и на победы короля Вильгельма, и на успехи своих друзей студенческих лет, унаследовавших отцовские титулы и" богатства, а вместе с ними — нередко министерские посты, руководство сложившимися тогда партиями тори и вигов. Все же Прайору, выбившемуся в люди сыну столяра, «человеку низкого происхождения», как презрительно заметила королева Анна, не имевшему собственного состояния и зависевшему целиком от неверного и нерегулярного жалованья, путь к главным источникам власти и богатства оказался закрыт. Но до второстепенных государственных должностей — помощника влиятельного министра или временного главы посольства — Прайору удалось добраться, правда, ценой не только унижения, льстивых излияний в прозе и стихах в адрес своих покровителей, но и разрыва с ними в нужный момент, квалифицировавшегося современниками как предательство. Главное, что Прайор доказал свою большую полезность, был не только удобным и послушным «пером», но и зарекомендовал себя как опытный и удачливый мастер секретных дипломатических переговоров, как умелый организатор шпионажа.