Публицистика - Владимир Сергеевич Березин
Третий тип — романы, в которых аллюзии вовсе вчитаны. Например, некоторые комментаторы считают, что прототипом Воланда в «Мастере и Маргарите» был авиаконструктор коммунист Роберто Бартини[6], переехавший в СССР из Италии. Конструкция таких умозаключений проста — Бартини и Булгаков жили в одном городе и в одно время, в булгаковском романе есть иностранный консультант, а тут иностранный инженер, и герой романа, и авиаконструктор нелёгкой судьбы вели себя причудливо — и вот вывод. Меж тем, никаких доказательств такое сходство не даёт, «мог — не значит сделал», и никакой ценности, кроме спекулятивной, такие построения не несут.
Иногда скрытые смыслы прямо раскрываются в дневниках и письмах писателей, в воспоминаниях очевидцев. Их можно восстановить по этим высказываниям (и это почти детективная радость от изучения истории литературы), но в остальных случаях честный читатель должен себя останавливать.
Он должен говорить себе: я вглядываюсь в книгу, как в кляксу Роршаха, и вижу калейдоскопически переливающиеся смыслы. Какой-то объект кажется нам знакомым, потому что он похож на другой, известный нам. Он разбудил наше воображение, но «после — не значит вследствие того», эта и прочие юридические формулы неплохо помогают размышлениям. Вот документ — доступный нам текст, вот контекст — медленно удаляющийся от нас пласт культуры.
Мы всегда можем вчитать в знаменитую трилогию известные нам сюжеты с той или иной степенью изящества.
Например, в упоминавшейся статье Илья Кукулин обнаруживает сходство одного из рассказов Брэдбери с эпизодом лунных приключений Незнайки, когда коротышки имеют один полный комплект одежды на всех, чтобы ходить в город, ибо бродяги без шляпы подлежат аресту[7].
Другое предположение, что сцены хвастовства Незнайки, очутившегося после падения с воздушным шаром среди незнакомых малышек, есть зеркало хвастовства Хлестакова[8].
Следует исключить позицию «автор имел в виду», заменив ее на «читателю напрашивается сравнение».
Дело в том, что такие произведения, как носовская трилогия, стали неотъемлемой частью культуры многих поколений, более того, частью внелитературной культуры.
Поэтому сюжеты находят себе пары так или иначе. История про то, как Незнайка совершил теракт в отделении милиции, хорошо известна. Гораздо интереснее, какой сюжет из этого прорастает.
Контуженный кирпичом милиционер Свистулькин живет в одном из вращающихся домов, построенных архитектором Вертибутылкиным. Свистулькин приходит со службы на час раньше и попадает в другой подъезд — дом не успел повернуться новым подъездом к Макаронной улице. «Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Свистулькин вошел в чужой подъезд, поднялся, как обычно, на лифте на четвертый этаж и вошел в чужую квартиру. В квартире хозяев не оказалось, поэтому никто не указал Свистулькину на его ошибку…» Ну и далее в том же духе: «Отправившись на кухню, которая имела точно такое же устройство, как и в его квартире, милиционер Свистулькин… Наконец Свистулькин проснулся.
— Как вы сюда попали? — спросил он, с недоумением глядя на Шутилу и Коржика, которые стояли перед ним в одном нижнем белье.
— Мы? — растерялся Шутило. — Слышишь, Коржик, это как это… то есть так, не будь я Шутило. Он спрашивает, как мы сюда попали! Нет, это мы вас хотели спросить, как вы сюда попали?
— Я? Как всегда, — пожал плечами Свистулькин.
— "Как всегда"! — воскликнул Шутило. — По-вашему, вы где находитесь?
— У себя дома. Где же еще?
— Вот так номер, не будь я Шутило! Слушай, Коржик, он говорит, что он у себя дома. А мы с тобой где?
— Да, правда, — вмешался в разговор Коржик. — А вот мы с ним тогда, по-вашему, где?
— Ну, и вы у меня дома.
— Ишь ты! А вы в этом уверены?
Свистулькин огляделся по сторонам и от изумления даже привстал на постели.
— Слушайте, — сказал наконец он, — как я сюда попал?
— Ах, чтоб тебя, не будь я Шутило, честное слово! Да ведь мы сами уже полчаса добиваемся от вас, как вы попали сюда, — сказал Шутило» (1960, 342–343).
Сделай в этой истории Шутило школьной учительницей, а Коржика — ее женихом, милиционера — подвыпившим в бане гостем, и вот основа для новогоднего фильма. Потом милиционер Свистулькин попадает в новую передрягу — он случайно надевает куртку Коржика, в кармане которой лежат документы, спотыкается о протянутую ослами-хулиганами веревку и попадает в больницу под именем Коржика с окончательно затуманенным сознанием. И там уж начинается такая идентификация Борна, что прямо святых выноси.
В сказании о Незнайке множество намеков или фраз, кажущихся намеками. Дурацкий остров, куда ссылают безработных лунных коротышек и где они превращаются в баранов, — кажется отсылкой к книге Коллоди о Пиноккио. Прохвост Жулио говорит со скорбящим по своим экспроприированным капиталам Спрутсом в выражениях «безумного чаепития» Кэрролла: «У вас, голубчик, в этой комнате слишком много скопилось дряни… Однако убирать здесь не стоит. Мы попросту перейдем в другую комнату, а когда насвиним там, перейдем в третью, потом в четвертую, и так, пока не загадим весь дом, а там видно будет» (1968, 516).
Коротышка Листик, запойный читатель, превращенный Незнайкой в осла, — персонаж Апулея.
Постмодернизм — загадочное слово, смысла которого никто не понимает, но всяк знает, что его следы повсюду. Гаспаров пишет: «Постмодернизм — поэтика монтажа из обломков культурного наследия: разбираем его на кирпичи и строим новое здание. У этой практики — неожиданные предшественники: так Бахтин учил обращаться с чужим словом, так поздний Брюсов перетасовывал в стихах номенклатуру научно-популярных книг. В конце концов, и Авсоний так сочинял свой центон…»[9]
Про Незнайку написано много — даже на птичьем ученом языке. В одной из превратившихся в прах сетевых дискуссий был такой пассаж: «В этой связи можно задать следующий вопрос — а что сделает пост-Незнайка с опытом Знайки? „Отряхнет его прах” со своих ног или продолжит свои эксперименты в области дополнительности и соответствия культурных практик?» Вышла целая книга, написанная на этом языке, — «Незнайка и космос капитализма»[10]. Там на каждой странице то Лакан, а то Фуко.
Можно найти общие места со всем — от Маркса до Николая Кузанского.
Вряд ли кто думает, что писатель Николай Носов хотел зашифровать в жизни коротышек раздельное, а потом вновь совместное обучение советских школьников (об этом дальше). Но всякая история живет в контексте.
Особенно когда речь идет об утопии среди высокой травы.
Инь и ян, малышки и коротышки
Из всех диких зверей самое опасное — это женщина.
Св. Иоанн Хризостом
Незнайка живет в Цветочном городе, откуда он с другими коротышками под руководством
