Андрей Буровский - Бойня 1993 года. Как расстреляли Россию
В народе родилась ехидная поговорка: «Вам руки с мылом помыть или чай с сахаром?» — спрашивали у гостя, и все заливались веселым смехом.
Впрочем, во многих городах вводились талоны на муку и крупы.
К концу 1990 года дефицит мяса, колбас, даже печеного хлеба достиг таких пределов, что к середине дня пустели полки магазинов в Москве и Петербурге. Я (и другие провинциалы) с удовольствием слал столичным знакомым «продуктовые посылки», но для одиноких стариков или для женщин с маленькими детьми все становилось совсем невесело.
Конечно, ходили самые невероятные слухи и объяснения, почему возник такой страшный дефицит. В этих объяснениях все чаще мелькало слово «мафия»; округляя глаза, повизгивая от восторга, люди рассказывали в лицах, как некто вез целый грузовик мороженых коровьих туш в Москву. Его останавливают страшные, вооруженные до зубов бандюганы. Бедняга уверен, что тут-то ему и конец, но все кончается хорошо: бандиты сверхщедро дают ему денег за весь товар и на его же глазах сжигают мясные туши.
Не могу исключить, что какие-то специальные меры для нагнетания обстановки и применялись, в том числе и таким способом.
Но, во-первых, слухи слухами и рассказы рассказами, а ни одного живого свидетеля сжигания мафией продовольствия я не видел. В рассказах всегда фигурировал некий «знакомый» или знакомый знакомого, но все просьбы показать этого человека не кончались ничем.
А во-вторых, и это главное — ухудшение снабжения, в том числе и столичных городов, происходило вовсе не из-за преступных действий таинственной «мафии». Зачем нужна мафия, когда во главе государства стоят врали и безответственные болтуны?
Многие из высших аппаратных чиновников могли бы неплохо работать на вторых-третьих ролях, если бы был во главе государства некий могучий «хозяин» и он бы всех строил. Но предоставленные самим себе, тем более в революционном хаосе и безвременье, высшие партийные чиновники оказывались слабы, нерешительны, не умели брать на себя ответственность, боялись всего на свете. Они уныло топтались на месте, все время проигрывая радикальным крикунам и горлохватам. Самое большее, что они могли — это стараться всеми силами удержать понятные им и выгодные их классу экономические и социальные отношения — те самые, которые и вызвали революцию.
Много позже Н. И. Рыжков объяснит свой уход в отставку тем, что он «не хотел быть на капитанском мостике тонущего корабля» [7].
Ну что тут сказать. Рыжков не по своей воле «сошел с мостика», а «стоя на мостике», приложил немало усилий для того, чтобы корабль затонул побыстрее.
Будем справедливы: оппоненты Павлова и Рыжкова ничем решительно их не лучше.
Они и боролись с Павловым и Рыжковым не столько из высоких идейных соображений, сколько исключительно для того, чтобы сесть на их место. Революция-с.
Положительные последствия ослабления властиКак и во всех революциях, самое лучшее возникало там, где общество могло развиваться само, освобождаясь от стеснительных пут прежних ограничений.
Собственно говоря, уже в СССР полным ходом шло создание параллельной «теневой» экономики. С 1986 года «теневики» просто выходили на поверхность, а помимо них появилось множество предпринимателей на основе «кооперативного движения».
Сама идея кооператива понятна: власть прозрачно обманывала и сама себя, и народ. Она давала право заниматься частным предпринимательством, но как бы вроде не частным. а таким как бы коллективным. В общем, предприниматель не сам по себе, а как бы все равно «член коллектива».
Разумеется, «кооперативы» на каждом шагу становились прикрытием именно что частной инициативы, а вовсе не групповой. Отношения между членами кооператива варьировались от отношений равноправных партнеров по бизнесу до отношений наниматель — работник.
Фактически кооперативы были как минимум трех разных типов, которые часто смешивают — и совершенно напрасно. Мы же разведем эти понятия, чтобы стало понятнее — кто, почему и как действовал в 1993 году.
Во-первых, были кооперативы «начальственные». Вся частная инициатива в них сводилась к тому, что «начальство» создавало на «своем» производстве «кооператив». Этот «кооператив» пользовался множеством даровых льгот за счет всего предприятия: не говоря ни о чем другом, не платил за энергию, не платил или платил очень скромную аренду, получал сырье по государственным ценам и так далее. А оборотные средства и продукция «кооператива» считались частной собственностью, продукция реализовывалась по коммерческим ценам, прибыль оседала в частных карманах.
Такие кооперативы были чистейшей воды способом обогащения партийнохозяйственной верхушки.
Другой формой «частной инициативы» партхозактива стало так называемое «совместное предприятие». Еще 19 августа 1986 года Совмин и ЦК КПСС приняли решения: «О мерах по совершенствованию управления внешнеэкономическими связями» и № 992 «О мерах по совершенствованию управления экономическим и научно — техническим сотрудничеством с социалистическими странами».
Какое значение придавалось «совместным предприятиям», показывают и потом издававшиеся правительственные документы, щедро «разрешавшие» и «дозволявшие»: Указ Президиума Верховного Совета СССР от 13 января 1987 года «О вопросах, связанных с созданием на территории СССР и деятельностью совместных предприятий, международных объединений и организаций с участием советских и иностранных организаций, фирм и органов управления», постановления Совета Министров СССР от 13 января 1987 года № 48 «О порядке создания на территории СССР и деятельности совместных предприятий, международных объединений и организаций СССР и других стран — членов СЭВ» и № 49 «О порядке создания на территории СССР и деятельности совместных предприятий с участием советских организаций и фирм капиталистических и развивающихся стран» [8].
Откуда такое повышенное внимание к теме?! Да очень просто: раз уж «приходится» объявлять частную инициативу и граждане СССР могут теперь обогащаться, надо же дать такие возможности в первую очередь «своим».
Начальственные кооперативы вроде что-то и производили, но это были чистейшей воды паразиты, сидевшие на шее у целых предприятий, плативших все более скромную зарплату. Эти «кооперативы» откровенно жирели за счет общего разорения.
Вторым типом кооперативов стали «спекулянтские». Эти вообще ничего не производили, а только перепродавали уже произведенное. Не надо путать такие кооперативы с любыми вообще торговыми предприятиями. Многие кооперативы создавали новые торговые точки или доставляли товары туда, куда их никогда не возили, то есть оказывали вполне реальные услуги.
«Спекулянтскими» я назвал кооперативы, искусственно создававшие новые звенья торговых цепочек. Такие кооператоры получали товар по оптовым ценам и, пользуясь постоянным в СССР товарным дефицитом, перепродавали втридорога. Тушенку завод продавал по 40 копеек банка, система розничной торговли «накидывала» свое, и к покупателю банка тушен. А теперь появляется кооператив «Сукин и сын»; он покупает тушенку оптом по те же 40 копеек или, скажем, по 45 (естественно, «подмазывая» всех — от начальника, принимающего решения, до заведующего складом).
А в магазины он сдает тушенку по 70 копеек. Или, того еще лучше, отдает ее по этой цене другому «кооператору», тот поднимает цену до 90 копеек.
В результате деятельности гигантов бизнеса потребитель в магазине платит в первом случае 1 рубль 50 копеек за то, за что только что платил 98 копеек. А если банка тушенки прошла через руки двух дельцов, то платит он и все 2 рубля из своей не очень большой и притом заработанной зарплаты. А два паразита, ухмыляясь, запихивают его денежки в свои карманы.
Деятельность спекулянтских кооперативов не приносила никакой абсолютно реальной пользы, не создавала никаких новых товаров и услуг — чистейший паразитизм.
Некий «перестроечный журналист» в 1988 году очень радовался: «А вовсе болгарские сигареты никуда не исчезли! Только они раньше стоили 50 копеек пачка, а стали стоить 5 рублей пачка!»
Действительно: я описал подъем цен в два раза. Но почему в два?! Сигареты «взлетели» в 10 раз. Из розничной продажи болгарские сигареты (и многое другое) пропали, чистая правда. А у «жучков», потом и в некоторых «кооперативных магазинах» болгарские сигареты лежали — та же самая «Стюардесса», «Опал» и «БТ», но цена уже в 10 раз выше.
Разумеется, такого рода практика только дискредитировала частное предпринимательство и «кооперативную» политику правительства. Но она создавала слой полукриминальных дельцов, целиком зависящих от номенклатуры. Опять же — если есть в СССР богатые люди, то пусть они будут «свои» и пусть будут «зависимые».