Григорий Гольденцвайг - Клуб, которого не было
Стоп, «нас» – тоже слово нехорошее. Объединитель масс нашелся. У самого социальная компетенция стремится к нулю: дизайнера месяц искал, и что нашел? «Колино старье». Хорошо хоть, легенду скроили и журналистам ладно слили – про то, как фуры с интерьером через заснеженную границу из Берлина шли. Видели бы они меня в этой фуре. Ну-ну.
Не ищу отличий – ищу сходства. Для пресыщенных мрачных типов в худи хочу привезти Prefuse 83. Для успешных домохозяек, геев и сочувствующих – Джей-Джей Йохансона. Для эстетствующих любителей дичи – Джими Тенора. Потому как сидеть, запершись, каждый день с одними лишь эстетами или домохозяйками – скучно, скучно, скучно. Иностранные деятели искусств у нас точно полмесяца под себя подомнут. По-моему, так правильно.
И пишу письма агентам, и напоминаю о себе, и восстанавливаю давнишние случайные контакты. Молчу как партизан. Мы уже проболтались про приезд Gogol Bordello – нью-йоркский выход с цыганочкой, которым не первый месяц бредит город. Друзья-журналисты не удержали язык за зубами и, разумеется, сглазили: усатый фронтмен Юджин Хатц вдруг перестал отвечать на письма, и зря я, сидя на Манхэттене, донимал его автоответчик звонками – автоматическая баба на том конце держала оборону.
Не понял пока, относить ли к привозам Михаила Боярского. С одной стороны, отечественный продукт. С другой – инопланетянин среди наших «Маркшейдеров» и «Аукцыонов». Игорь, когда цифру гонорара услышал, замахал руками – чур меня, чур, прогорим. Но почему, интересно, иноземцу мы это платим, а д'Артаньяну – шиш? Почему вечер-встреча с тетей Валей Леонтьевой – не годится? Ведь, скажите на милость, у кого в детстве был Фрэнки Наклз? А у кого тетя Валя? Я за тетю Валю. Ее нужно везти из деревни, пока не поздно: тетя Валя старенькая. Лучший будет привоз.
***Новости публичной сферы.
Игорь зарегистрировал для официального сайта домен www.nobullshit.ru. Мои вопли о том, что ни один серьезный спонсор сюда не войдет, не помогли.
К нам, спотыкаясь о ведра маляров, зачастили журналисты и фотографы – интервью перед открытием. Читающий шестилетний сын Игоря в одном журнале разглядел папу с каким-то Хомяком, в другом – с каким-то Гольденцвайгом. Пришел в восторг: папа с клоунами работает.
Хорошо, в прессу не загремел Пушок на представительской «шестерке».
Копирайтер прислал первый пресс-релиз про наши творческие планы. Про диджеев на вечеринке Юли Юденич написал: «Мастера закрутки-раскрутки винила». Юля случайно увидела распечатку у меня на столе и с не свойственной ей робостью тихо пробормотала: «Ты понимаешь, что это ужас?»
К нам наконец пришел – по рекомендации – пресс-атташе, умопомрачительно импозантный юноша лет двадцати, художник-нонконформист, в меховой юбке, с руками, усыпанными массивными кольцами, курит трубку, отец двоих детей. В Москве второй месяц. Ни с одним журналистом пока не знаком, но обязательно познакомится.
Ну то есть до открытия неделя, а мы уже все просрали на годы вперед.
В деревянный ящик из-под противогазов (стоит в моей спальне) влезает сотня-другая журналов. NME, Q, Wire, бесчисленные скандинавские Nojesguiden'ы, наконец-то я с вами прошусь достойным образом.
Мы потом обязательно откроем магазинчик внизу у входа – чтобы привозить туда всякие милые безделицы из поездок, чтобы раскладной столик с индийским алфавитом, найденный мной в Стокгольме, или оранжевый полицейский телефон, вывезенный Игорем из Парижа, не скучали в одиночестве. Породнимся с прекрасными молодыми дизайнерами, сделаем маленький шоурум. Про музыку я и не говорю – где же еще открывать музыкальный магазин, как не при клубе. Только сейчас об этом думать никак не получается, хотя и надо бы: оптимистические мысли – полезная терапия! До открытия клуба IKRA осталось восемь часов.
Никто, естественно, не спал ночь – когда к утру в пустом зале сварили ограждения на балконе и повесили на только что собранную сцену свет, я тихо вздохнул, вытер о самые дорогие японские штаны измазанные золотой краской руки, пожелал Хомяку закончить хотя бы один
какой-нибудь зал и ретировался домой, чтобы не пугать своим видом измученных таджиков.
Слушал принесенный Танькой М83, пил чай и в ожидании рассвета бродил по квартире с кружкой. Включил пылесос и начал убираться. Выключил пылесос: гармонии не обрел. Взял путеводитель по Японии. Заснул. Спасибо вам, Золотой и Серебряный павильоны.
Я едва влезаю в такси с торбой журналов. Часть мы наклеим на двери и стены, часть разложим на барных стойках – это же здорово, когда сидишь в баре и в ожидании концерта листаешь приличный музыкальный журнал.
Приезжаю к разборке. Молдавская бригада отказывается красить дверь золотом – краска не успеет высохнуть.
– Нда. Ну. Ого. – У Хомяка в руках клеевой пистолет. Он не спал две ночи, переклеивал отвалившийся от стен китайский шелк, искал по всему объекту потерянный рулон меха – теперь изъясняется междометиями. Рабочие его отлично понимают.
А самое ужасное, что где-то внутри уже бродят вызванные на премьеру финские музыканты. Я трижды советовал им не ехать через Питер: надежных антрепренеров в культурной столице – как честных торговцев на рынке. Группа мечтала нести прекрасное в массы. Добрались до Москвы голодные, не получив гонорара. Бродят где-то по стройплощадке.
За спиной Хомяка вырастает Пушок. Он только что засунул пластиковый автомат ТТ в аквариум и провел к устройству подсветку. Ужасно горд; рассматривает теперь свое детище. В правой руке держит крепко связанные, скрещенные наподобие серпа и молота веник с топором.
Беру подержать.
Топор самый что ни на есть настоящий. Был наточен когда-то.
Не бойся, это мы вот в эту раму сейчас определим, – машет в сторону рамы со стразами Пушок. – Тут все лохи некомпетентные – это ж чумовая инсталляция, говорю.
Молча отбираю у Пушка топор и в растерянности иду с ним в офис. Сколько таких топоров уже по площадке развешано? Как можно было не контролировать их на каждом шагу? Передаю золотой топор менеджеру Кате. У нее ключ от сейфа. Катя сгибается под тяжестью груза и избавляет нас от топора.
На обратной дороге из офиса к моим ногам пикирует меховой прямоугольник размером с доброе одеяло. Денис, давай пистолет, я сам доклею. Не у-где, а давай. Ах, вот вы где! Terve, terve, дорогие финские друзья. Как мы рады, что вы добрались. Покормят вас обязательно, и с деньгами сейчас разберемся, и клубного звукорежиссера со световой фермы снимем – он не от хорошей жизни там сутки с приборами воюет. Алле, Алексей! Могу, только быстро. Плюс два – конечно, не проблема, приходите обязательно. Как клея в пистолете нет? Лена, разложи эти журналы, пожалуйста, по всем барным стойкам. Неважно, в какой последовательности. Здравствуйте, да, демозапись принесите, пожалуйста, с обратными координатами. Нет, сейчас я не могу ничего слушать. Если заинтересует, перезвоним вам – мы закрыты сейчас, извините. Охрана, вас сколько раз просили не пускать никого? Катя, стой, на секунду! Правда, что на третьем вентиляция отказала? Антишанти проводите, пожалуйста, там с утра должны были экраны для нее повесить, но мы их сами сейчас повесим, только не волнуйтесь. Что? Водка-сувенир? Kiitos paljon, как приятно!
До открытия четыре часа. Семьсот гостей. Застрелиться.
Снова в ванне. На вешалке пиджак с пятном от красного вина во всю полу. Буду лежать здесь вечно, по крайней мере минут семь еще точно. Господи, как хорошо. У нас все украли. Журналы не пролежали на барных стойках и четверти часа. Гардероб не досчитался полусотни номерков. Из бара пропала добрая половина поддельных бриллиантовых подвесок, пришпиленных к потолку. Из всех ваз вынули и унесли лилии. В кафе не хватает настольной лампы. В официантской у кого-то стибрили сапоги. Слава богу, финнов не тронули – бедолагам Питера хватило и дыма на всю гримерку. Дым-машину впопыхах развернули не в ту сторону – на сцене дыма не было, а от гримерки до сцены найти дорогу, не держась за стену, оказалось невозможно.
Финны попались высокие – выходя на сцену, каждый со всего маху ударился головой о притолоку. Оказалось, между лестницей, ведущей на сцену, и тесно нависающим над лестницей балконом – метра полтора. Знать бы заранее – не прошло и суток, как сцену построили. Это временно, конечно, с лестницей, перестроим, но набитые финские шишки жаль.
В фильме «Другие» такое было – когда тетка-медиум открыла шкаф и призраки встретились с живыми. Перепугались все – не то слово. У нас нужные люди в Armani Jeans премило пили с просто друзьями в Armani настоящем и Н amp;М, и TopShop, окружающего со всех сторон, не пугались, а может, не узнавали. За всех пугался я. Что не узнаю кого-нибудь важного. Память на лица отсутствует. Проклятый великий и могучий не дает выкрутиться: и ты, и вы, и молодчина, что заглянул, и искренне рады, что нашли время! А сапер, между прочим, ошибается один раз. Побежал развлекать советника по культуре финского посольства, упустил советника по культуре французского – а у нас с французами через месяц фестиваль, нехорошо. Облобызал начальство Universal, не признал начальство EMI – Танька там работает, теперь ее съедят, а она съест меня.
