Александр Байгушев - Евреи при Брежневе
В «Пятке» во главу угла «Бобок» поставил работу против Церкви, буквально терроризировал Церковь, создав специальный отдел с полковниками во главе, который пытался вмешиваться даже в хиротонии -рукоположения во епископы. Больше всего арестов шло именно по линии обезвреживания Православия. Бобков был убежден: «Расчет на возбуждение недовольства среди верующих продолжает оставаться одним из важных рычагов “холодной войны”». Слабее не скажешь. В мае 1967-го пришел на Лубянку Андропов, и первое крупное дело - в декабре 1967-го суд в Ленинграде над четырьмя руководителями православного «ВСХСОН» («Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа») И.В. Огурцовым, Е.А. Вагиным, М.Ю. Садо и Б.А. Аверичкиным. С 14 марта по 5 апреля в Ленинграде проходит судебный процесс еще над семнадцатью православными русскими. Получают сроки В.М. Платонов, преподаватель восточного факультета ЛГУ, Н.В. Иванов, преподаватель кафедры истории искусства исторического факультета ЛГУ и их единомышленники. Мы кидаемся к Брежневу. Второй Ильич возмущен, звонит Андропову: «Ты что меня на весь мир позоришь? Новое “ленинградское дело” против русских устраиваешь?» Андропов пишет объяснительную записку в Политбюро. Он кается, виляет хвостом: «Приговор был воспринят присутствовавшими в зале с одобрением». И тут же, не понимая, что сам себе противоречит, сам себя с головой выдает, оправдывается: «Данные о практически враждебной деятельности (?? - что это значит “практически враждебной”? То, что людей осудили только за взгляды, за Православие? Что других фактов нет?) в ходе судебного процесса не получили широкой огласки». Дальше еще циничнее: «Отдельные слухи о нем, распространившиеся за рубежом, являлись домыслами буржуазных корреспондентов, которые, вследствие продвинутой заранее через возможности Комитета госбезопасности (sic!) выгодной для нашей страны информации, не имели сенсационного значения». То есть явно сработали на подыгрыш западным антиправославным, антирусским настроениям, да еще сами доложились в этом?!
Травили они православных и в дальнейшем. 19 января 1971 года вышел первый номер самиздатовского журнала «Вече» - главный редактор Владимир Николаевич Осипов, о нем уже говорилось выше. Вышло девять толстых номеров - по три в год, пока главного редактора не «отрентгенили». 30 апреля 1974 года Андропов дает личное указание Владимирскому ГБ (Осипов как бывший зек проживал в стокилометровой зоне от столицы - вг. Александрове) открыть дело на Осипова. За что? Я как профессионал читал все номера «Вече» и могу с полной ответственностью сказать, что это был чисто православный журнал - в нем не было ни грана политики, никакой антисоветской пропаганды. Но 28 ноября 1974 года Осипов был таки арестован и осужден на 8 лет.
Вот на таком сатанинском уровне Лубянка у Андропова против Православия и работала. Напротив, все то, что творили евреи, - «Пятка» как бы не видела, их на Лубянке уважали, им давали личные телефоны, помогали с изданиями и с выставками, играли с ними в призрачный «раскол демократического движения». Надо было уж очень засветиться на антисоветчине, с непременной передачей рукописей за рубеж, чтобы отдельного еврея тронули, пожурили и по израильской визе на Запад спровадили. Только кто кого обыгрывал в этих «демократических» играх? Мы - Запад или Запад - нас? Прокол следовал за проколом. Конечно, «Бобок» не поморщился и разгромил бы попросту непонятные ему, слитком интеллектуальные, занимающиеся какой-то там философией Духа «Русские клубы». Но, слава богу, Брежнев, Черненко, и даже серый кардинал Суслов, которому персонально поручили «бдить и опекать!» нас, хоть и негласно, всегда тихо, но против «них» таки поддерживали, не давали в обиду, боясь остаться с глазу на глаз с нагло прущим местечковым экстремизмом. Суслов слегка мандражил, постоянно требовал стенограммы, что, мол, там у вас в русских клубах говорится. Тихо предупреждал, чтобы не зарывались. Очень был насторожен. Но как ни кляузничал-«докладывал» ему на «антиленинцев», «великодержавных шовинистов - черносотенцев», как ни провоцировал его «опасными» цитатами из стенограмм «хромой бес» -Александр Николаевич Яковлев, все нам сходило с рук. Суслов его успокаивал: «В узком кругу - можно! Они же в своем узком кругу! А что у евреев в узком кругу творится?!»
От стенограммы обстоятельного доклада в «Русском клубе» нашего идеолога Сергея Николаевича Семанова о «программной русофобии Троцкого-Бронштейна, которой и до сих пор вооружены русофобы-иудеи» Хромого Беса аж перевернуло. Мы в «Русском клубе» очень большое значение придавали этому докладу. Семанов должен был задать тон -«Русская партия внутри КПСС» - и подвести идейную платформу под всю нашу борьбу с «русофобией». Помню, я нервничал. Вся наша борьба висела на волоске. Но Семанов сподобился пройти сквозь игольное ушко. Никаких подставок. Все строго научно, все выверено до грана. Дело блестяще удалось. Всю теоретическую базу его излюбленной (слизан ной под копирку у Амальрика) «рабской парадигмы русского народа» у «жидовствовавшего» беса из-под ног выбивал семановский доклад.
Мы потирали руки, а А.Н. Яковлев встал на дыбы. Прикрыть «Русские клубы»! Ишь, полезли в спецхран и цитируют Троцкого, кто им позволил?
Но даже догматик Суслов, как ни провоцировал Яковлев, не нашел в стенограмме доклада Семанова криминала:
- Семанов раскритиковал русофобию Троцкого? Какой же тут криминал? Очень даже для нас полезно об этом вспомнить в борьбе с поднявшим голову после дуролома Хрущева иудейским троцкизмом!
Суслов не хотел нарываться на русских. К тому же ему нужен был инструмент против Андропова-Файнштейна. Структурно «Русские клубы» назывались весьма учено-туманно (это придумал хитрый русский либерал Петр Палиевский): комиссии по комплексному изучению отечественного исторического и культурного наследия, которые традиционно собирались по вторникам.
«Русские вторники!» Но вскоре название стало более обобщенным - и мы и переполошившиеся в диком испуге «они» иначе, как «русскими клубами», наши «вторники» в глаза и за глаза не называли. На слуху только было это вызывающее название. Одно время и само слово-то «русское» было под полузапретом, из статей вычеркивалось. А тут «русские идут!». И мы шли! Семанов пишет о специфической русской среде ВООПИКа - академики Игорь Васильевич Петрянов, Борис Александрович Рыбаков, Михаил Константинович Картер, Олег Васильевич Волков, народный артист Иван Семенович Козловский и другие их уровня. И далее цитирую: «Вот в эту-то среду и “внедрились”, как выражаются профессиональные разведчики, Палиевский, Котенко, Кожинов, Ланщиков, Байгушев, Кольченко и другие. Ну, «мы историю не пишем», а кратко: случилось маленькое чудо - молодые русские патриоты получили право на законные собрания-заседания, инев овраге за городом, а в центре столицы СССР. Общество получило апартаменты в одном из домов Высокопетровского монастыря, весьма просторного. Вот здесь-то и стала собираться «общественность, законно предусмотренная уставом».
Добавлю от себя, что попасть на «русский вторник» было не проще, чем в члены КПСС. Хотя формально заседания были открытыми, но «чужих» не пускали. Чтобы получить приглашение, мало что надо было получить две устных, но от этого не менее ответственных рекомендации от известных членов «Русского клуба», но еще и пройти негласную предварительную проверку - замеченные в посещении «их» сборищ, в «Русский клуб» категорически не допускались (ходи к «своим»!). Председательствовать у нас обычно вызывался умевший не выпускать бразды правления из рук (иногда уж даже слишком, но приходилось терпеть ради «конспирации»!) публицист Дмитрий Анатольевич Жуков. Он демонстративно надевал для председательства черный кожаный пиджак, как будущие «баркашовцы». Два десятилетия позже я и сам ходил на сопредседательство в тот же «Славянский Собор» исключительно в черной рубашке и черной коже; времена меняются. Но тогда «черный цвет» был как черносотенный вызов. Представлял председательствующий выступавших всегда по фамилии, имени и отечеству. Далее называл только по имени-отчеству. Такими же в русском стиле до 1917-го года были и все обращения друг к другу внутри клуба. Свободные похлопыванья «Серега», «Митя», «Дима», «Петя», «Олежка», «Свет» начинались уже только «вне особой русской территории». Мы уважали себя.
Дмитрий Анатольевич Жуков был у нас несколько загадочной фигурой. У него было «темное прошлое». Он блестяще владел нескольким языками.
Имел аристократические манеры. Мог, когда хотел, держаться, как лорд. Но неизвестно было, где он учился. Из всех он был ближе ко мне, у него были солидные дворянские корни. В пору «Русского клуба» мы дружили семьями. В литературу он пришел после того, как Хрущев провел бессмысленные повальные сокращения офицерского корпуса в армии и органах. Он показывал мне свой бывший кабинет на Лубянке. Отечественную войну он начал в ГРУ. Недавно «Литературная газета» напечатала его воспоминания и фото, как спецслужбы обеспечивали историческую сталинскую «встречу в верхах» в Тегеране. Работал он и на Балканах. Знал хорошо Израиль. Вхож был везде. Автор фильма о сионизме «Тайное и явное» (режиссер Б. Карпов, тоже замечательный активист «Русского клуба»), курировавшегося лично Ю.В. Андроповым и показывавшегося на закрытых просмотрах. Мирную гражданскую жизнь Жуков начал как переводчик английских детективов, чем-то кормить семью надо было. Потом уже переводил английскую художественную прозу. Его русскую прозу равно печатали «Новый мир» и «Молодая гвардия».
