Александр Байгушев - Евреи при Брежневе
Но вернусь к кадровому контингенту «Русского клуба». Семанов пишет: «Не появлялись на наших заседаниях лица, находившиеся тогда под “гласным надзором”, хотя с отцом Дмитрием Дудко и с Владимиром Николаевичем Осиповым многие из нас поддерживали добрые отношения. Как видно, все понимали “правила игры”. И еще добавлю для полноты картины, что такие известные тогда деятели русской культуры, как Илья Глазунов или Владимир Солоухин, в работе «Клуба» не участвовали. Во всяком случае, я о том не могу вспомнить». Я должен тут просто уточнить, поскольку «рассылать и контролировать приглашения» было на меня коллегами возложено, - не часто, не выступая, чтобы не засветиться, но подпольный православный лидер Владимир Николаевич Осипов в «Русский клуб» ходил. По крайней мере, на особо важные, принципиальные заседания мы его всегда приглашали. И могу добавить, иногда в штатском приходил, тоже никогда не выступая, присмотреть для Церкви кадры сам архиепископ Питирим. И в проверенных надежных кадрах мы Церкви никогда не отказывали. Сколько высокообразованных священников из интеллигенции вышло из «Русских клубов»! Я жалею, что Питирим не стал Патриархом, хотя в списке на голосование был, и «Известия» именно о его избрании заранее подготовили публикацию. Питирим проделал огромную работу, много лет возглавляя журнал Церкви и весь ее огромный редакционноиздательский отдел, работавший по нескольким направлениям, включая даже организацию замечательных хоровых коллективов. «Русскому клубу» Питирим помогал постоянным духовным наставничеством.
А вот Глазунов и Солоухин действительно формально в нашей работе не участвовали, хотя в курсе всего, конечно, были. Но за Глазуновым и Солоухиным вечно ходил чужой «хвост» из прессы. Что же, всех западных корреспондентов на и без того острый «Русский клуб» допускать? Да с Андроповым инфаркт бы был. Поэтому мэтры помогали нам и делом и советами, но во избежание скандала выступить с рефератом мы их «не просили», хотя, знаю, они бы ни в коем случае не отказались. Солоухин рвался, но мы его отговорили - прикроют нас, Владимир Алексеевич! О тебе же все западные газеты напишут. И то же было с Ильей Сергеевичем Глазуновым. О масонстве тогда уже Глазунов знал столько, сколько наши старики все вместе не знали. А как Илья Сергеевич рассуждал о русском монархизме! Мы очень, очень духовно нуждались в том, чтобы его послушать. Но - правила игры. Нам и так, по мнению Андропова, слишком многое позволялось. И в этих случаях нас бы Суслов не заслонил - Андропов бы тут же записку в Политбюро накатал.
Из стариков особо почитаемыми мэтрами были видный скульптор Сергей Дмитриевич Шапошников и Валентин Дмитриевич Иванов, автор негласно запрещенного романа «Желтый металл» (вышел в 1956 году - первый серьезный роман о сионизме) и изумительных романов о Древней Руси. Валентин Иванов блистательно показал тесную связь и духовную преемственность между Вторым Римом Византией и Третьим Римом Русью. Византию он знал не хуже Древней Руси и пропел ей достойный гимн, показав все духовное величие Православной Империи.
Очень много было у нас в «Русских клубах» гостей. Приезжал из Новгорода теперь знаменитый автор исторических романов, уже классик, незабвенный Дмитрий Балашов. Когда он приезжал в Москву, он всегда останавливался у Святослава Котенко, они понимали друг друга, как никто; оба священнодействовали, «помешанные» на исконных русских обрядах и обычаях, на русской еде и, конечно же, на русском образе мыслей. «Митю» трудно печатали, всегда с боем. Но уже в «перестройку» его исторические романные циклы буквально заполонили прилавки. Он первым из русских писателей дал широкую панораму Третьего Рима. До него мы Святую Русь так досконально не знали. Он проделал колоссальную работу и был редким подвижником Русской Идеи. А как этнографу ему вообще цены не было. Его «Русская свадьба» - настольная книга всех профессиональных специалистов. Балашов, как и я, близко дружил с ученым историком Львом Гумилевым. Но Гумилев у нас в «Русском клубе» не выступал. Он был по убеждениям «евразийцем». Они по некоторым проблемам расходились с Борисом Александровичем Рыбаковым. И Рыбаков ревниво оберегал свою «территорию влияния».
Из-за этого же я, как и Гумилеву, организовал лишь выездной «русский вторник» в Политехническом музее для выступления ленинградского историка, академика многих зарубежных академий, директора «Эрмитажа», выдающегося археолога Михаила Илларионовича Артамонова. Но не смог пригласить и его на «узкий вторник» в Высокопетровский монастырь. Были, увы, у нас свои внутренние «исторические тонкости».
Приезжала из Киева незабвенная Татьяна Глушкова - неистовый трибун и великая русская поэтесса, сейчас по прошествии времени это смело можно утверждать. Приезжали из Краснодара отважные и самоотверженные писатели-борцы Виталий Канашкин и Анатолий Знаменский. Приезжал из Ленинграда театровед Марк Любомудров - блистательный трибун. Шел девятый вал и совсем молодых ребят, искавших себя на русском поприще. Приехал из провинции, из «Волги» неистовый ревнитель России молодой поэт, уральский казак Валентин Васильевич Сорокин. Весь вечер на «бис» читал стихи. Прекрасно всем показался. И вскоре получил приглашение в Москву, на хорошую должность.
Таких «просмотров» с последующими продвижениями было множество. Тот же знаток Достоевского Юрий Селезнев из Краснодара. Да многие. Но эти два случая я особенно запомнил, потому что о пророческом даре Валентина Сорокина, о том, что это русская восходящая звезда, заговорили по всей Москве - с превеликой радостью у «нас» и с тревогой у «них».
Быстро поднялся и Юрий Селезнев - сменивший Семанова на руководстве серией «Жизнь замечательных людей». И сам он - автор замечательной книги о Достоевском, в которой пригвоздил Вечного Жида (сколько ухищрений мне пришлось положить - я тогда уже работал замом главного редактора в издательстве «Современник, - чтобы эта дивная книга проскочила цензуру) и многих ярких критических статей. Конечно, не все было так гладко. Юрия Селезнева мы рано потеряли. Он странно погиб от инфаркта на территории ГДР, вотчине наших спецслужб - не приехала «скорая».
Кого-то из наших, полюбившихся в «Русском клубе», «они» сумели-«съели». Не смогли мы достойно защитить самоотверженного ленинградца Марка Любомудрова и москвича, доцента факультета журналистики МГУ Юрия Иванова. Тем более трудно было помочь, если «нашего» русского ели поедом в «чужих» журналах и на телевидении. В лучшем случае в «инстанциях» нам предлагали «перевших на рожон» - так это формулировалось, - самоотверженных «наших» русских куда-то трудоустроить и тихо, не обостряя еще больше, а то совсем, мол, затравят, снять с них партвыговора, которые им «иудейское лобби» вкатывало. КПК -Комитет партийного контроля во главе с Арвидом Яновичем Пельше, а затем с 1983-го Михаилом Сергеевичем Соломенцевым всецело был на стороне державников и почвенников. Тем не менее даже КПК порой пытался все спустить на тормозах, не дразнить пархатых гусей. А лишь принимал закрытую рекомендацию для ЦК осторожно подготовить и затем провести «реорганизацию» засветившейся на русофобии организации и под этим милым флагом «немного почистить ее от зарвавшихся лобби». Но мы особенно и не жаловались - мы понимали, что борьба есть борьба.
Часть 5. ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ БАЗА «РУССКОЙ ПАРТИИ». «РУСОФОБИЯ» ИГОРЯ ШАФАРЕВИЧА
Всякое серьезное политическое движение начинается с теоретической основы. У нас же ее тогда, в 60-х годах, практически не было. Мы начинали приходить в себя - в русское самосознание чуть ли не с нуля: все знаково русское тогда держалось за семью замками в засекреченном от народа «спецхране». Даже Сергей Есенин, даже Федор Достоевский были под полузапретом - не переиздавались. Льва Толстого и Лескова долго топтали и не выпускали. Бунина боялись. Что уж говорить о великой книге Николая Данилевского «Россия и Европа», объяснившей всему миру русскую душу?! В современной западной философии имя Данилевского упоминается первым в ряду таких выдающихся мыслителей, как О. Шпенглер, А. Тойнби, Ф. Нортроп, В. Шубарт, П.А. Сорокин. Но на своей Родине о Данилевском молчали, как о прокаженном.
Великого Федора Тютчева толком не знали. Об Алексее Хомякове и Иване Киреевском, Иване и Константине Аксаковых, Константине Леонтьеве и Василии Розанове, Георгии Федотове с его «Будет ли существовать Россия?», Иване Ильине и Иване Солоневиче писать запрещалось - этих вроде как и не было, иудейская цензура любое, даже осторожное критическое упоминание о них с воплями вырезала! О православном орденском исихазме -«самопознании духа в великом безмолвии через сердце» даже многие культурные и тайно верующие русские слыхом не слыхивали. Заикнешься -смотрят на тебя растерянно даже на уровне эрудитов Петра Палиевского или Вадима Кожинова.
