Владимир Мединский - Война. Мифы СССР. 1939–1945

Во-вторых, Москве удалось переиграть будущих «доблестных союзников». Все хотели, чтобы Гитлер именно с ними дружил, а с другими воевал. Сталин оказался удачливее и хитрее Чемберлена и Даладье.

Кстати, еще один миф — про Чехословакию. Этакую беззащитную девочку-подростка, отданную на растерзание германскому людоеду. На самом деле по экономическому потенциалу в 1938 г. это была пятая держава Европы — мощнее Испании или Швеции. Использовала на 100 % экономический бум 20-х — начала 30-х, проскочила кризис, исторически имела мощную военную промышленность. При этом власти страны проявили, с нашей, русской точки зрения, просто необъяснимое малодушие.

Что это было? Незрелость нации? Так нет, чешская государственность имеет многовековую историю, во времена средневековых реформаторских войн били чехи немецких рыцарей так, что, как говорит мой отец, «аж лапти летели».

Абсолютное неверие в собственные силы? Предательство элит? Специфика менталитета? Не знаю… Если бы чешское руководство захотело получить помощь от СССР, оно бы ее получило безусловно. Но оно боялось Советов больше, чем Гитлера. Который, кстати, со своей стороны чехов почему-то терпеть не мог.

И ведь не скажешь, что чехи не умели воевать. Солдат Швейк — это так, литературный образ. А в жизни — были не только подвиги средневекового Яна Жижки, но и героическое Пражское восстание мая 1945-го, немассовое, но упорное антифашистское подполье, можно тут и белочехов вспомнить… Лет 10 назад хитом в Чехии стал фильм «Зияющая синева» (Tmavomodry svet) — полностью based, как принято говорить в Голливуде, on a true story (в кино так и пишут нередко на экранах — based on a true story). Самый дорогой проект в истории чешского кино рассказывает о судьбе двух молодых военных летчиков, которые бегут в 1938-м из Чехословакии в Британию, чтобы воевать против немцев в составе британских ВВС. Там была своя, чешская «Нормандия-Неман». Отважно била немцев… но ведь это был маленький осколочек чехословацких ВВС. Чешские военные самолеты всегда имели хорошую репутацию: и сегодня на них летают наши легендарные асы из пилотажной группы «Русь». Не трудно представить, что было бы, если бы против немцев в 1938-м поднялись в небо не десятки, а тысячи чехословацких военных летчиков.

Как могли чехословацкие политики снести чудовищное унижение Мюнхена? Не могу представить. Президента Бенеша, приехавшего тогда как бы на «общеевропейский саммит», встречала в аэропорту… машина гестапо. Потом он четыре часа сидел в приемной Гитлера на стуле — как нашкодивший школьник, а не как глава государства. Ждал, пока ему объявят судьбу его страны. Как после этого президент сильного европейского государства может вернуться домой и отдать приказ войскам не сопротивляться, отойти от границы?

Для нас, русских варваров, это непостижимо.

Риббентроп Иоахим фон (1893–1946)

Министр иностранных дел

Его имя известно у нас прежде всего по «пакту Молотова — Риббентропа». По иронии судьбы, оба деятеля, давших имя этому договору, особой роли в определении его условий не играли.

В молодости занимался бизнесом — поставками вина, но по-настоящему разбогател, женившись на наследнице одного из основателей фирмы «Хенкель» (шампанские вина). Его роскошный берлинский особняк был своего рода светским салоном, там бывали крупные промышленники, политики, деятели культуры.

Риббентроп сыграл свою роль в приходе нацистов к власти. Именно он, считается, свел Гитлера с крупными банковскими олигархами, в том числе банкиром фон Шредером, именно в его доме велись закулисные переговоры с представителя ми президента Гинденбурга о назначении Гитлера рейхсканцлером.

Любопытно, что дипломат Риббентроп не только сам был эсэсовцем, но и требовал от сотрудников МИДа вступить в СС, и одно время немецкие дипломаты высокого ранга щегиляли в характерной черной форме.

Повешен по приговору Нюрнбергского трибунала

«Утром 30 сентября, когда в Лондоне стали известны условия мюнхенского соглашения, я поехал к Масарику (В. М. Масарик — посол Чехословакии в Великобритании, сын основателя Чехословацкой республики Томаша Масарика) выразить мое глубокое сочувствие народам Чехословакии и мое глубокое, возмущение предательством Англии и Франции в отношении Чехословакии. Масарик — высокий, крепкий, в обычных условиях несколько циничный мужчина — упал мне на грудь, стал целовать меня и расплакался, как ребенок. „Они продали меня в рабство немцам, — сквозь слезы восклицал он, — как когда-то негров продавали в рабство в Америке“». (Из телеграммы полномочного представителя СССР в Великобритании в НКИД СССР 2 октября 1938 г.)[28]

Тупая вера в дружбу и честность фюрера.

Духовная близость двух тиранов породила трогательную дружбу между их отвратительными режимами. Перед войной гитлеровскую Германию и сталинский СССР связывали самые теплые отношения. Поэтому с нашей стороны была сделана масса уступок немцам. И евреев по тайному соглашению гестапо выдавали, и укрепленные районы (т н. «линию Сталина») на границе разоружили, а сами укрепления взяли и взорвали. Даже провели совместный военный парад в Бресте. Но Гитлер оказался хитрее, Сталин попался на его удочку, и войну мы из-за этого чуть не проиграли.

Так примерно. Что тут сказать?

Может, если бы Сталин был с детства деревенским дурачком, целыми днями скакавшим верхом на горном козле по холмам Грузии, а потом каким-то чудом возглавившим крупнейшую державу мира, то так бы оно и было. Была бы дружба сначала с Троцким, потом с Бухариным, потом с Тельманом, потом — и с Гитлером. А на старости лет — с Черчиллем и Рузвельтом. Целовался бы с ними под водочку, как Ельцин с другом Биллом, другом Хельмутом и другом Рю.

Увы, боюсь, эта идиллическая картинка дружбы в политике весьма далека от реальности. В чем, в чем, а в отсутствии коварства и подозрительности Иосифа Виссарионовича упрекнуть ну никак нельзя. Не было у этого усатого хищника с бесшумной поступью и в помине никакого прекраснодушия. Вся его политическая карьера — борьба не на жизнь, а на смерть с врагами и, самое страшное, с друзьями. Что, не расстреляли бы Троцкий, Бухарин, Тухачевский его, Кобу, обернись дело чуть иначе? Прекрасно расстреляли бы, да еще каяться заставили бы на суде, называть себя и немецким, и английским шпионом, и еще с Туруханской ссылки — агентом парагвайской разведки.

Гитлеру через драки, когда все против всех, проходить не приходилось. Сталин жил такими драками тридцать лет. Можно сказать, зарабатывал себе ими на жизнь, с учетом того, что других источников дохода, кроме руководства партией большевиков, у него не имелось.

В общем, главный тезис этого мифа — о духовной близости тиранов — не выдерживает критики именно с точки зрения психологического профиля вождя СССР.

Однако миф о дружбе с Гитлером так и существовал бы только на интеллигентских кухнях и в мозговых центрах на Западе, если бы не два странных обстоятельства. Обстоятельства прямо-таки лингвистического характера. Это тот случай, когда буквально два слова весят больше, чем горы документов. Мы хорошо запомнили: с Германией договор был у нас о дружбе. А нападение на СССР сразу же было названо вероломным.

Вероломное — значит, вера была. А дружба — она дружба и есть, как ни крути. Так примерно думает простой человек. И он, конечно, прав — но только в применении к обыденной, нормальной человеческой жизни.

В политике эти нормы неприменимы. То есть для публики (и на публике) политики, конечно, руководствуются общепринятыми нормами морали и интересами народа, но на практике они следуют собственным интересам, в лучшем случае — интересам своих партий и кланов. Увы, это так есть и всегда так было. Что бы, увы, вам ни говорили каждый вечер в программе «Время». Хотелось бы всем (и политикам, не поверите, тоже), чтобы было по-другому, но… не получается.

Нападение Германии было названо вероломным как продолжение — точнее, уже окончание — долгой игры в красивые слова со все более вероятным противником. Договор о дружбе в сентябре 1939-го — лишь дань цинизму реальной политики. С таким же успехом ради времени для развертывания армии можно было подписать договор о вечной любви. Правда, такая формулировка в дипломатической практике не встречается.

К слову, у Сталина были такие же основания не доверять Черчиллю, как и главарю нацистской Германии.

Кто, как не Черчилль, многократно заявлял, что СССР не может быть союзником ни при каких обстоятельствах? Разве не при его непосредственном участии планировалось нападение Англии на СССР: во время советско-финской войны, когда союзники собирались бомбить нефтепромыслы Баку? А еще у Сталина перед глазами стоял опыт Крымской войны и интервенции 1918 года.