Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №9 (2002)
В университете отношение Путина к общественной и комсомольской работе не изменилось: он не старался пробиться в какое-либо руководство, будь то общественная работа или комсомольский актив. Впрочем, когда этого требовала ситуация, Путин все-таки “высовывался”.
Об одном таком случае вспоминает Леонид Полохов:
“Он мог встать на любом собрании и честно выступить, сказать, как он понимает и видит ту или иную ситуацию. Путин любил говорить напрямую. Он не боялся так поступать, потому что был убежден, что именно так надо жить и действовать. Но выступал он не часто, а лишь тогда, когда этого, по его разумению, требовала ситуация.
На одном собрании обсуждали какой-то проступок то ли студента, то ли студентки, который грозил исключением с формулировкой “действие, несовместимое со званием студента юрфака”. Не помню, что конкретно произошло: то ли воровство было, то ли книги были взяты из нашей библиотеки и не возвращены. Не помню.
Но точно знаю, что на том собрании выступил Путин, который безусловно осудил этот проступок. Однако его речь была не обличительной. Он, скорее, рассуждал: человека выгоним, а как он дальше будет жить. Ведь у него очень небогатая семья. Мне импонировало, что Путин рассуждал очень по-житейски, не рубил сплеча. Он предлагал: давайте подумаем, может, постараемся помочь, вдруг мы неправильно поступим, если человека вот так на улицу вышвырнем. Путин проблему рассматривал с разных сторон. И эта черта мне очень в нем тогда нравилась. Скажу, что и потом, встречаясь через десятилетия, я видел, что эта черта в нем не только осталась, но даже развилась. И мне было приятно, что он остался прежним. Я очень боялся, что Комитет его изменит. Что же касается того проступка, то человека в итоге выгнали”.
Анатолий Семенович Рахлин вспоминает другую историю, которая также произошла в студенческие годы Владимира Путина:
“Парня из нашей секции должны были посадить в тюрьму. За хулиганство. Хороший парень, но где-то с кем-то случайно подрался, а потом, когда милиционеры начали его “вязать”, он, не зная, кто это, так как они не были в форме, конечно же, их раскидал. Парня обвинили в злостном хулиганстве, сопротивлении милиции и должны были осудить на два с половиной года колонии.
Помню, мы с Володей как общественные защитники поехали на тот суд в Пушкино. Причем Путин сам вызвался быть защитником. А я к тому времени уже давным-давно знал, что он собирается идти работать в КГБ. Казалось бы, какая поездка, какая защита? Учись и “не высовывайся”. А он, студент юридического факультета, собирается и едет. Я считаю, что тогда он совершил по-настоящему мужественный гражданский поступок. Здесь ярко проявилась и одна из черт его характера: если он верит человеку, то готов его защищать, не думая, что это повредит его карьере.
Я не стану утверждать, что Путин идеальный человек, потому что таких просто-напросто нет. Но то, что в нем есть ряд качеств, которые делали и делают его цельной натурой: самостоятельность, честность, порядочность, — это абсолютно точно. Он не способен на подлость. И Володя никогда и никого не предал из друзей. Более того, он всегда им, если это требовалось, помогал. К слову сказать, тому парню на суде дали по приговору лишь половину срока”.
Сокурсники, достаточно близко знавшие Путина в те годы, отмечают и некоторую его романтичность, которая, как они утверждают, вообще была характерна их поколению, воспитанному шестидесятыми годами. Впрочем, многие из них были откровенно удивлены, когда узнали, что именно эта самая романтичность (а они утверждают, что именно она) привела Владимира Путина в Комитет государственной безопасности.
Впрочем, Василий Шестаков, который знал о его решении пойти работать в КГБ задолго до его университетских друзей, отдавая должное романтизму того времени, считает, что причина значительно глубже: “Вообще-то, еще тогда он очень серьезно относился к любому делу, и спустя рукава он им заниматься не мог. Нe исключаю, что, учась в университете, Володя продолжал серьезно заниматься спортом потому, что знал, куда он впоследствии пойдет. Поэтому он вполне сознательно готовил себя к этой работе, в том числе и физически. Во всяком случае, по тому, что мы знали на тот момент, и по нашим романтическим представлениям работа в КГБ предполагала в том числе и знание приемов рукопашного боя. А дзюдо, самбо и есть по большому счету боевые разделы этих единоборств”.
По воспоминаниям однокурсников, Путин никогда внешне не проявлял своего стремления к работе в КГБ, в отличие от нескольких других студентов, которые не скрывали от товарищей, что свою дальнейшую жизнь они видят только в структуре “тайного ордена”. Парадокс (а может, сами нормы существования КГБ) заключается в том, что из многих желающих с курса “послужить Отчизне в госбезопасности” на последнем этапе осталось четыре человека, из которых лишь двое, Владимир Путин и Олег Виноградов, были зачислены в штат Комитета государственной безопасности.
Многих сокурсников подобный выбор товарища озадачил, они считали, что место следователя в прокуратуре было бы для Путина гораздо предпочтительней да и в житейском плане гораздо выгодней, нежели служба в закрытом ведомстве, где человек подчиняется железной дисциплине и уже полностью себе не принадлежит.
Впрочем, один из бывших университетских приятелей Путина отметил: “Он — игрок. Игрок! Причем с некоторой долей авантюризма. Он может рисковать, но все, что имеет, на банк никогда не поставит”.
Другой товарищ, который знает нынешнего президента с детства, подтвердив сказанное, добавил: “По жизни он игрок, но только по большому счету и в хорошем смысле этого слова. Ставки должны быть велики. По мелочи он не играет...
Поиск и отбор лучших студентов в высших учебных заведениях СССР для работы в Комитете государственной безопасности был налажен и действовал десятилетиями еще до прихода Юрия Андропова в КГБ. Поэтому можно твердо говорить только о более целенаправленной и широкомасштабной работе в этом направлении после того, как Юрий Владимирович возглавил органы госбезопасности.
Справедливости ради необходимо отметить, что в шестидесятые, а особенно семидесятые и восьмидесятые годы служба в КГБ считалась чрезвычайно престижным делом.
Помимо волшебных “корочек” сотрудника госбезопасности, которые заставляли трепетать не только простых обывателей, но даже представителей МВД, офицеры КГБ, как правило, в материальном и бытовом плане жили гораздо лучше, нежели их коллеги из Прокуратуры, Министерства обороны, милиции и даже ГРУ. Они получали квартиры гораздо быстрее, их жилье практически сразу “телефонизировали”. Комитет имел по всему Советскому Союзу разветвленную сеть пансионатов, санаториев и домов отдыха, где чекисты вместе с семьями могли поправить пошатнувшееся здоровье.
Ну, а принадлежность к Первому главному управлению КГБ СССР открывала офицеру блестящую перспективу выезда за границу, куда подавляющему большинству простых смертных сограждан дорога была просто заказана. Именно поэтому партийные, хозяйственные и профсоюзные “бонзы” Советского Союза пытались пристроить своих детей не просто в КГБ, но именно в ПГУ, которое занималось внешней разведкой. Отбор “волосатых” в КГБ, как называли в Комитете сынков высокопоставленных деятелей, происходил по другим — телефонным — правилам. Остальных же отбирали следующим образом.
Система изучения, проверки, а затем и привлечения студента вуза в “органы” была в принципе одинаковой по всему Советскому Союзу. Наиболее активно “вербовщики” работали в крупных студенческих и научных центрах СССР: Москве, Ленинграде, Киеве, Минске, Владивостоке, Новосибирске, Свердловске, Одессе, Риге, Ростове-на-Дону, Казани, Ташкенте, Баку, Тбилиси, Ереване, Кишиневе, Алма-Ате, Омске, Тюмени, Иркутске. Впрочем, и небольшие города тоже не оставались без внимания.
На первом этапе сотрудники институтских отделов кадров, среди которых, как правило (если дело касалось университетов и крупных профильных институтов), были отставные офицеры КГБ, внимательно изучали личные дела новоявленных студентов. Кого-то отметали сразу: темное, неприглядное, а то и просто криминальное прошлое родственников, пусть даже дальних; наличие родни за рубежом, тем более в капиталистических странах; национальность (евреям путь в Комитет был просто заказан); отсутствие комсомольского билета у сердца, а также нежелание влиться в дальнейшем в “передовой отряд молодежи”.
Затем с оставшимися кандидатурами кадровики тщательно “работали”, внимательно изучая студентов в процессе их обучения в течение последующих нескольких лет. “Изучение” складывалось из нескольких моментов: негласные беседы обаяшки-кадровика с преподавателями профильных предметов, руководителями курсов и факультетов, а также обработка информации, полученной от местных стукачей, которыми, как правило, являлись по совместительству все те же комсомольские и студенческие активисты. Особое внимание кадровиков обращалось на моральную устойчивость, прилежность и успехи в учебе, патриотизм, рассудительность, спортивные показатели (если таковые имелись), коммуникабельность, умение дружить, разумное бескорыстие, отрицательное отношение к стукачеству на товарищей.
