«Будем надеяться на всё лучшее…». Из эпистолярного наследия Д. С. Лихачева, 1938–1999 - Дмитрий Сергеевич Лихачев

Доклад мой будет на тему: «От исторического имени литературного героя к вымышленному». Иными словами, доклад мой будет посвящен вопросу о том, как совершился переход от таких героев, как Александр Невский или Борис и Глеб, к Базарову, Рудину и пр. Вопрос этот, с моей точки зрения, чрезвычайно существенен, так как он знаменует собой перелом в отношении к литературе (иначе можно было бы назвать доклад так: «От средневекового историзма к реалистическому вымыслу»).

Привет! Ваш Д. Лихачев

(т[елефон] Ж–212–67)

РГАЛИ. Ф. 1527. Оп. 1. Ед. хр. 480. Л. 1. Автограф. Датировано по почтовому штемпелю на конверте (Л. 2).

2. 29 ноября 1956 г.

Дорогой Борис Михайлович!

Большое Вам спасибо за очень тронувшее меня Ваше поздравление[1174].

Ваш Д. Лихачев 29.XI.56

РГАЛИ. Ф. 1527. Оп. 1. Ед. хр. 480. Л. 3. Автограф. На открытке.

3. 29 декабря 1957 г.

Сердечно поздравляю Вас, дорогой Борис Михайлович, с Новым годом и желаю Вам от души всего самого хорошего.

Ваш Д. Лихачев — искренне Вас любящий.

РГАЛИ. Ф. 1527. Оп. 1. Ед. хр. 480. Л. 6. Автограф. Датировано по почтовому штемпелю на конверте (Л. 5).

4. 28 декабря 1958 г.

Сердечно поздравляю Вас, дорогой Борис Михайлович, с наступающим Новым годом. От души желаю Вам много-много интересного в [19]59 году.

Ваш Д. Лихачев 28.XII.58

РГАЛИ. Ф. 1527. Оп. 1. Ед. хр. 480. Л. 6. Автограф. На открытке.

5. 13 марта 1959 г.

Дорогой Борис Михайлович!

Спасибо Вам большое за Ваше письмо. Оно для меня очень ценно, ибо Вы проникли в самую суть вопроса — в «философию истории», о которой я, однако, ничего не пишу в книге[1175]. Делаю я это сознательно. Иначе мне бы пришлось решать целую цепь вопросов за историков, за фольклористов и пр.

Я берусь в книге писать только о литературе, но не о фольклоре. Фольклор не литература, а Вы, кажется, включаете фольклор в литературу. Вы называете фольклор «неофициальной литературой», но ведь литература «буквенна», письменна («литера»), а фольклор — насквозь устный. Одно не может входить в другое как часть.

Я не берусь писать о фольклоре потому, что от фольклора до XVII в. (когда уже появилась народная литература — не фольклор) ничего не сохранилось. Очень спорную реконструкцию эпического творчества X–XIII вв. я сделал в «Очерках по истории народно-поэтического творчества»[1176] (первые три главы), но о стиле изображения человека там судить можно с большим трудом. О рудиментах этого («эпического») стиля я пишу в главе 3. Следовательно, я не «прохожу мимо»!

Мне кажется, что нет оснований называть стиль монументального историзма «официальным» (официален стиль XVI в. — «Степенной книги»[1177] и пр.; я этот XVI в. терпеть не могу, а «монументальным историзмом» восхищаюсь и люблю; Вы не заметили?). Ведь до XVI в. не было и никакой «официи», не было правительства в нашем смысле этого слова (в нашем представлении). Ведь была «раздробленность», расчлененность власти, много властей и пр. (хорошие времена, по моим представлениям, для крестьянства — патриархального крестьянства). Литература и тогда и потом принадлежала господствующему классу, но это не официальность литературы, а нечто другое. Правда, в эту литературу господствующего класса вторгались народные мнения, фольклор и пр., но я ведь об этом и пишу (в главе 2 и в главе 3).

Сложность положения заключается вот в чем. Господствующий класс феодалов в X–XIV вв., а отчасти и дольше (но с большими оговорками) прогрессивен. Феодализм прогрессивен в эпоху раннего феодализма и отчасти в эпоху зрелого феодализма. Поэтому и литература этого времени прогрессивна. А вот относительно фольклора крестьянства я в стопроцентной прогрессивности его не уверен. Ведь крестьянство-то в это [время] со своим натуральным хозяйством (дающим этому крестьянству некоторую экономическую свободу) тянет ко временам патриархально-общинным, т. е. дофеодальным! Это ведь факт! И об этом факте знают, но страшно боятся его историки. Антифеодальные восстания крестьянства были в XI в., но тянули они назад — к дофеодальным временам. Крестьянских восстаний нет (как бы их ни искали историки) в XII–XV вв. (зачем восставать — блаженные времена феодальной раздробленности, отсутствия единой централизованной «полиции» позволяли крестьянству переходить к другому князю, и князья переманивали друг у друга крестьян, создавали им сносные условия жизни). А вот с XVI в. феодализм становится реакционным, а народ, соответственно, прогрессивным (не пугайтесь, ради Бога не пугайтесь). Вот тогда-то и фольклор начинает тянуть не назад литературу, а вперед. Тогда-то и в литературе появляется прогрессивная, народная, демократическая сатира и пр. Тогда-то и «недовольство своей судьбой» тянет вперед, и это «недовольство» становится важным, прогрессивным фактором в развитии литературы и фольклора. Я Вам изложил свою «философию истории» крайне коротко и схематично. Но уже из того, что я здесь сказал, Вы можете убедиться, что писать об этом в книге я не мог. Разве может крестьянство быть непрогрессивным, в то время когда господствующий класс (феодалы! эксплуататоры!) прогрессивны? Владимир Яковлевич[1178] что возопиет, стоя на своих коленках перед народом и фольклором. А ведь это так, и иначе свести концы с концами историкам нельзя. Нечкина в закрытом порядке в брошюре («О двух тенденциях внутри феодализма») почти об этом писала. «Почти»! и она Нечкина, а Лихачев не решается: не дело это литературоведа. Вот в какие раны Вы персты вложили.

И еще. Ощущение судьбы, понятие личной судьбы, идея судьбы человека появляется в России только в XVII в. с раскрепощением личности (об этом я немного пишу в гл[авах] 8 и 10). Поэтому «недовольства судьбой» не могло быть, например, в XI в. В XI в. восстания двигались не «недовольством судьбой», а под влиянием возмущения общины, рода, масс. Это другое. Ведь я пишу о личном недовольстве в XVII в. Тут совсем разные психологии.

И еще. Стиль монументального историзма прогрессивен в XI–XIII вв. Он ведет литературу, она развивается в недрах этого стиля. Он прекрасен. А в XVI в. (в «Степенной книге») элементы этого стиля ретроградны, их применение бездарно, скучно и пр. В прогрессивном стиле монументального историзма очень много человечного и прекрасного.

Переводная литература в какой-то мере подчинялась тому же стилю. В Византии есть даже теоретические обоснования этого стиля. Я об этом просил написать крупнейшего болгарского византолога Дуйчева. В т. XVII Трудов ОДРЛ[1179] Вы об этом прочтете. Это в высшей степени интересно, но я умолкаю — я не византолог.

Итак, до XVII в. литература принадлежала господствующему классу и никакой другой литературы