Анатолий Кузнецов - На «Свободе». Беседы у микрофона. 1972-1979

Когда позже я все-таки поехал — не в Америку, а в Англию и остался там, мне действительно довелось встретиться с известным американским журналистом Гаррисоном Солсбери, знатоком советской действительности, но отнюдь не поклонником ее, и я спросил у него, знал ли он, что такого-то числа такого-то года он должен был есть ужин с приехавшим из Москвы мною лично, должен был, потому что так решили составители плана в Москве? Он первый раз услышал об этом, и это его здорово позабавило. Тем не менее по своему и по чужому опыту знаю, что эти планы поездок советских граждан за границу — отнюдь не фикция, в очень большой степени они действительно выполняются. Гаррисону Солсбери не пришлось скрепя сердце вежливо соглашаться на оный ужин лишь потому, что меня в последний момент все равно за границу не пустили. Сказали: хоть валюта вам и не нужна, но цель поездки какая-то туманная: по приглашению издательства. Ну и что? Где здесь польза советскому государству? Советской литературе?

Поэтому когда я предпринимал следующую попытку выехать за границу, я обдумал и изложил в заявлении массу причин, почему именно для пользы и советского государства, и советской литературы меня следует пустить — в Англию на этот раз. Для задуманного романа о Ленине, о Втром съезде, о рождении партии большевиков — я должен побывать на местах событий, в частности на могиле Карла Маркса, куда после съезда отправились большевики с Лениным во главе и где, стоя с обнаженными головами, они спели «Интернационал». Как можно написать об этом, не увидев своими глазами могилы Маркса и не вообразив все как следует, не правда ли? Это даже самый последний кагэбист понимает: что писателю нужно все-таки что-то повидать. И решили, кажется, меня пустить. О том, что было дальше, я расскажу в следующей беседе.

23 июля 1976 г.

Моя мотивировка была принята писательскими и партийными инстанциями очень серьезно, потому что тогда, в 1969 году, полным ходом шла подготовка к столетию со дня рождения Ленина. Поездка в Англию, в Лондон, казалась вполне реальной. Но требовалось составить подробный ее план. Как составляются планы, я рассказывал в прошлый раз. Но работники Иностранной комиссии на этот раз не могли сочинить плана, потому что только сам писатель мог знать, какие именно места в Лондоне он должен осмотреть. От меня требовалось представить такой список.

Я думал, что это будет очень простым делом. Но потом был такой момент, когда я испугался, что вся поездка может сорваться из-за слабого плана. Я-то все время писал и объяснял, что должен побывать прямо там, где происходил Второй съезд, в том самом зале, побывать в домах, где жил Ленин, и тому подобное. А то, что они существуют, я не сомневался, только нужно отыскать в разных источниках. Конечно, не в «Истории КПСС» — там лишь все о резолюциях и борьбе между Лениным и Мартовым. Я листал и листал разные официальные советские книги по истории партии — и со все большей тревогой убеждался, что они на разные лады лишь повторяют то, что сказано в «Истории КПСС», — и никаких живых подробностей. Вот был съезд в Лондоне, вот боролись Ленин и Мартов, вот разделились на большевиков и меньшевиков, и это все.

Я конечно же отправился в Центральный музей Ленина в Москве, в залы, посвященные Второму съезду, то есть рождению партии большевиков. Среди выставленных документов не было никаких намеков на то, где и как заседал съезд, кроме того же самого, что в учебнике «История КПСС», то есть: съезд начался в Брюсселе, но после вмешательства полиции делегаты переехали в Лондон, там произошло разделение на большевиков и меньшевиков.

Непонятно с этим вмешательством полиции: почему она вмешивалась, по каким мотивам? Политическим? Это в Бельгии-то, демократической стране, собрались люди, какая-то партия из далекой России, разрабатывают устав — и вдруг полиция вмешивается, да настолько, что все моментально бегут в Англию. Честно говоря, мне этот момент до сих пор неясен. Может, полиция вмешивалась по мотивам уголовным? Нам в Советском Союзе этот вопрос может прийти в голову, только если здорово подумать. Когда на лекции по истории партии и в учебнике нам говорится, что вот собрались политические оппозиционеры и тут нагрянула полиция, то мы это понимаем. Без знания иной действительности, иных условий, законов и блюстителей порядка, кроме советских, сам вопрос — а чего это они нагрянули? — у нас не возникает. Пусть попробует кто-нибудь организовать этакий «Второй съезд РСДРП» сегодня в Советском Союзе! Органы так нагрянут, что и бежать не придется. Однако по сравнению с сегодняшним СССР Бельгия начала века была все же чем-то иным?

Но прошу прощения за это отступление о полиции. Я пошел в Музей Ленина, чтобы узнать, где конкретно в Лондоне происходил Второй съезд РСДРП, чтобы указать это место в моем плане посещения Лондона. В выставленных документах ничего не нашел. Но я с торжеством увидел на стене большую картину, писанную маслом, с довольно сильной динамикой, по тому же примерно принципу, что «Ленин провозглашает советскую власть»: масса делегатов, энергичный одухотворенный Ленин обличает хмурого злодея Мартова и все это происходит в каком-то старинном большом помещении под сводами. Церковь, что ли? Или замок? Подпись под картиной не оставляла сомнений: «Ленин на Втором съезде РСДРП». Сейчас не помню фамилии художника, но тогда я ее, конечно, записал, решив немедленно его отыскать, спросить, откуда он взял эти детали, этот зал в церкви или замке. Может быть, подумал я, он уже был в Лондоне и делал там этюды прямо с натуры.

Я двинулся искать кого-нибудь из работников музея, чтобы узнать, как снестись с художником, прошел в соседний зал — и остановился как вкопанный. В соседнем зале прямо передо мной на стене висела другая картина: за столом с чашками чая, в тесной темной квартирке поздним вечером сидит небольшая группа людей, довольно, впрочем, возбужденных, и энергичный, одухотворенный Ленин обличает хмурого злодея Мартова, а подпись под картиной не оставляла сомнений: «Второй съезд РСДРП».

Походив от одной картины к другой, от этой массовой бурной сцены в церкви до камерной маленькой группы спорщиков за чашкой чая в чьей-то квартирке, — я обратился за разъяснениями к экскурсоводам, но они ничего не знали. Провели к заведующему отделом. Ученый муж этот, тучный, ленивый мужчина, весьма удивился, когда я спросил, почему две картины изображают Второй съезд РСДРП так по-разному. Он сказал, что из всех посетителей, прошедших через музей, я первый заметил это противоречие. Что он сам не замечал. Но тут его осенило, и он высказал гениальную догадку: «Так съезд же был сперва в Брюсселе, а после вмешательства полиции переехал в Лондон! На одной картине — съезд в Брюсселе, а на другой — в Лондоне!» Я спросил: «Но на какой конкретно в Брюсселе, а на какой в Лондоне?» Он не знал. Я спросил, не писали ли художники, или по крайней мере один из них, интерьеры своих картин с натуры, — он засмеялся: «Да кто же будет посылать художника в Лондон за этим? Тем более что никто понятия не имеет, где конкретно происходил съезд. Мы запрашивали английских товарищей, им не удалось найти никаких следов». А картины художников — это, так сказать, их собственная художественная интерпретация.

Вот тут я и испугался. Как же мне доказать обязательную необходимость побывать в Лондоне, если даже самим «английским товарищам» не удалось отыскать и следов того места, где случилось рождение партии Ленина, партии большевиков?! Зачем же тогда мне ехать в Лондон-то?

Но отступать уже нельзя было: я перед этим так уверенно доказывал необходимость побывать в Лондоне и осмотреть все, связанное со Вторым съездом, что каждый из тех, кому я доказывал, не имел ни малейшего сомнения, что я знаю, о чем говорю. Я же ничего не знал, кроме того, что есть в учебнике по истории партии, — как и они, впрочем, тоже ничего не знают больше. Ведь мы же, хотя и учим историю КПСС всю жизнь, знаем в конце этого учения не больше, чем в начале. Все, от безусого комсомольца до министра образования. Так что, когда я, сам понятия не имея, что можно написать в форме романа о Втором съезде (и вообще, возможно ли это?), нагло заявлял, что вот-де я решил писать роман, — все начальники важно кивали головами и говорили: «Да, да, прекрасная мысль!» — и не вдавались в подробности, чтобы в беседе не показать свое полное невежество и неведение.

На это я решил сделать расчет после катастрофического визита в Музей Ленина. Ну и что же, что мест, связанных со Вторым съездом, не осталось в природе? Хм, вообще-то это странно. Так можно подумать: а был ли в природе, мол, и сам съезд или, во всяком случае, был ли он таким, как нам его описывают. Или и это, как у тех живописцев, художественная интерпретация? Но в данном случае меня это не трогало. Мне, главное, нужно было разрешение на поездку в Лондон. Я написал одно из самых филигранных произведений пера в моей жизни: план, что я в Лондоне буду посещать. Из него можно было вынести впечатление, что едва ли не самое главное в Лондоне — это места, связанные с историческим съездом РСДРП, что я буду посещать их с утра до вечера, но вместе с тем и нигде, ни полслова нельзя было найти, существуют ли они вообще. Вы знаете, я был почти уверен, что никто не станет уточнять — именно чтобы не открыть свое невежество. И никто не уточнил.