Евгений Витковский - Вечный слушатель
Еще - о Горгоране речь пойдет,
То царь Биокский, а при нем - царевна,
И действующих лиц невпроворот.
О, кануть в Лету было бы плачевно!
Сюжетов семь сей дивный драмоплет
В кофейне излагает ежедневно.
ЗНАМЕНИТОМУ МУЛАТУ ЖОАКИНУ МАНУЭЛУ,
ВЕЛИКОМУ МАСТЕРУ ИГРАНИЯ НА СКРИПИЦЕ,
А ТАКЖЕ ИМПРОВИЗАТОРУ КУПЛЕТОВ
Средь к*злищ нераспознанный козлище,
Что выпорот в глухой бразильской чаще,
Гитарою без устали бренчащий,
Страшилище, вампирища почище;
Сей сын земли, вернее, сын грязищи,
Однако нам от этого не слаще,
Поет куплеты, чести ищет вящей,
Нещадно упражняет голосище;
Он дам прельщает рожею зловещей,
Со спесью, всем обманщикам присущей,
Уж он-то воет всех гиен похлеще;
А дальше в пущу - так и дебри гуще,
Но если проще посмотреть на вещи:
- Кончай пищать, щенок распроклятущий!
ЕМУ ЖЕ
Ужимок мною у тебя, однако
Перечислять их - смертная тоска;
Возьмешь гитару - видно мастака,
Да, ты мастак, при том, что ты макака!
Лундуном да фанданго ты, кривляка,
Терзаешь нас, - ох, чешется рука,
Маленько потерплю еще пока,
А там учти, что назревает драка!
Орфей чумазый, знай что по пятам,
С дубиной за тобой пойду, гундосым:
Моя страна - любовница ль скотам?
Не суйся к нам своим поганым носом,
Ступай-ка ты к себе на юг - а там
Нажрись бананом, подавись кокосом.
ДОКТОРУ МАНУЭЛУ БЕРНАРДО ДЕ СОУЗА-И-МЕЛО
На кладбище, в потемках, без коптилки,
Бернардо - замогильный стиходел,
Стеная, прямо на земле сидел:
Уж слез-то вдоволь у него в копилке.
Рыдал пиит, уродливый, но пылкий,
Что прах Иженьи Некой охладел,
И все в дуду привычную дудел
Над холмиком возлюбленной могилки:
"Сойдитесь тут, у скорбного креста,
Все филины, все львы и тигры мира,
И станем плакать долгие лета,
Тебя, Иженья, призывает лира!.."
Тут лопнула могильная плита
И вылезли на танцы два вампира.
ПО СЛУЧАЮ ПОЯВЛЕНИЯ НА СЦЕНЕ
НЕКОТОРОЙ ТРАГЕДИИ, АВТОРОМ КОЕЙ ЗНАЧИТСЯ
ФЕЛИСБЕРТО ИНАСИО ЖАНУАРИО КОРДЕЙРО
Так на пунцовой значится афише:
Представлен нынче зрителям на суд
"Гонсалвес де Фария": слог не худ,
А тема - просто не бывает выше.
Кричит Элвира: "Сим не победиши!",
Весь первый акт поносит ратный труд;
Возлюбленный, отец и брат орут,
Хоть можно бы короче, да и тише.
Стострочным монологам нет числа,
Герой убит - но нам оставить хочет
Завет: испанцев извести дотла.
О свадьбе кто-то между тем хлопочет;
Трагедия к развязке подползла,
А зритель и топочет, и хохочет.
СЕНЬОРУ ТОМЕ БАРЬОЗА ДЕ ФИГЕЙРЕДО ДЕ АЛМЕЙДА КАРДОЗО,
ОФИЦИАЛЬНОМУ ПЕРЕВОДЧИКУ
ВЕДОМСТВА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ
Из жаркой, полной золота пустыни
Пришел мудрила - явно по нужде;
Он любит книги: в таковом труде
Исток доходов дан ему отныне.
Он смыслит в мавританской писанине,
В персидской и в иной белиберде,
Постиг, что греки "дельтой" пишут "де",
Что бык зовется "таврус" по-латыни.
Болтает, как заправский какаду,
Свою бездарность пестует, как розу;
Кот иль макака? - слова не найду;
Поганит то поэзию, то прозу...
Читатель, не имел ли я в виду
Нахала и лгуна, Томе Барбозу?
БЕЛШИОРУ МАНУЭЛУ КУРВО СЕМЕДО
Певец Белмиро чужд житейской брани,
Плетет стихи сладчайшим языком,
Но уличен в деянии таком,
Что лучше б уж предупредил заране.
Пиша об играх фавнов на поляне,
Поэт предстал полнейшим мастаком:
Он бога Пана повалил ничком
И пить вино заставил из лохани!
Конечно: тот рогат, и козлоног,
И алтарей лишился, бедолага,
Но не скотина все ж таки, а бог!
Как не сгорела со стыда бумага:
Поэт потратить пять монет не мог,
Ну хоть кувшин купил бы, чертов скряга!
ЗАСЕДАНИЕ ЛИССАБОНСКОЙ
АКАДЕМИИ ИЗЯЩНОЙ СЛОВЕСНОСТИ,
БОЛЕЕ ИЗВЕСТНОЙ ПОД ИМЕНОВАНИЕМ
"НОВАЯ АРКАДИЯ"
Внучок императрицы павианов
При шайке гнусной сей за главаря;
Жуют, не тратя времени зазря,
Сосут винцо из рюмок и стаканов.
Рубают, от тухлинки не отпрянув,
Сыр, масло, чай - подачки дикаря,
А тот, гитару в руки водворя,
Терзает струны, веселит болванов.
О, славной Лузитании язык,
Откуда он сей обезьяне ведом?
То блеянье вплетается, то рык.
Аплодисменты раздаются следом.
Конклав уродов, сборище расстриг
Салон Лерено, вечером, по средам.
ЧЛЕНАМ "НОВОЙ АРКАДИИ"
Вы, Кинтанильи, Франсы и Семеды,
И остальные детища чумы,
Которых более, чем адской тьмы,
Страшатся подлинные кифареды;
Вы, пошляки, зануды, надоеды,
Вы, кто строками, взятыми взаймы,
Вселить стремятся мнение в умы,
О том, что ваш удел - одни победы,
Не трогайте Элмано, - неужель
Вы не пришли, поразмышляв, к итогу,
Что дела нет ему до пустомель?
Иль вы его зовете на подмогу?
Глядите: он, как матерой кобель,
На вас, аркадцев, поднимает ногу!
ПАДРЕ ДОМИНГОСУ КАЛДАСУ БАРБОЗЕ
(Сатира в похвалу)
Сними, Бокаж, мусические латы,
Не будь врагом оплоту срамоты:
Поэзии не ведают скоты,
Пред естеством они не виноваты.
Нет, не падут лихие супостаты,
Но их ввести, однако, можешь ты
В дом сумасшедший - там полупусты
Высокие больничные палаты.
Лерено мудрый, я прошу о том,
Чтоб ты послушал здравого совета:
Сбери своих соратников, гуртом,
И увези от обольщений света
Туда, где их спасут - битье кнутом,
Солома и голодная диета.
АНТОНИО ЖОЗЕ ДЕ ПАУЛА,
КОМИЧЕСКОМУ АКТГРУ И ДИРЕКТОРУ ТЕАТРА
Метис курчавый, бодрый петушок,
Как прусский Фридрих, гордость излучая,
Кривляется, души в себе не чая,
Ее - на грош, зато силен душок.
Фиглярских трюков у него мешок;
Ослиной мордой залу докучая,
Чернил на сцене просит, кофе, чая
Однажды спросит и ночной горшок!
В восторге сброд от низменных материй,
Не зря же комик дикарю сродни,
Да и лишен к тому же суеверий!
Пусть вкуса нет - однако же взгляни:
Он изобрел новейший магистерий,
Он извлекает злато из брехни!
НЕКОЕМУ СУБЪЕКТУ,
НЕ УМЕВШЕМУ НАПИСАТЬ СВОГ ИМЯ,
НО ПОПРЕКАВШЕМУ АВТОРА
СТИХОСЛАГАТЕЛЬНЫМИ ОШИБКАМИ
Ну и судья! Скорей контрабандист.
Не то прохвост, не то обычный хлюст,
Но уж башкой-то несомненно пуст,
Бубнит: Бокаж, - неважный сонетист.
Зоильский путь, учти, весьма тернист,
Ужо схлопочешь и в скулу, и в бюст,
Ужо тебе устрою зубохруст,
Не полагай, что рожей будешь чист.
Ты хуже вора, да не так уж прост;
И как, болван, тебе не надоест
Являть свою же глупость в полный рост?
Зубря заклятья грамоты замест,
Ты, Сатана, умеешь прятать хвост,
Но вместо подписи - рисуешь крест!
НАПИСАНО АВТОРОМ ЕГО ДРУГУ
ПАДРЕ ЖОАНУ ДЕ ПОУЗАФОЛЕСУ,
ВО ВРЕМЯ ПОСЕЩЕНИЯ КЕЛЬИ ОНОГО,
КОГДА У АВТОРА ПОГАСЛА СИГАРА,
ОДНАКО ЖЕ ДРУГ НЕ ДАЛ ЕМУ ОГНЯ ПРИКУРИТЬ
К чему, Жоан, бранишься неуклюже?
Сигарный дым - ужель чернее сажи?
Без курева - подохнуть мне, и даже
Шакалом стать, а то и кем похуже!
Скорее жить готов я в грязной луже,
Быть обвиненным в самой гнусной краже!
Ведь если, скажем, нет сигар в продаже,
То впору сдохнуть от тоски, от стужи!
Я табакеркой редко ноздри нежу,
В своей-то я горелую рогожу
Ношу да угощу порой невежу.
Нет, я хвалы одной сигаре множу!
Хвали и ты, а то возьму да врежу!
И дай огня, а то получишь в рожу!
ДОКТОРУ МАНУЭЛУ БЕРНАРДО ДЕ СОУЗА-И-МЕЛО,
КОГДА ПРОШЕЛ СЛУХ,
ЧТО БЛЮСТИТЕЛЬ КЛАДБИЩА ЭСПЕРАНСА
ПОСТАВЛЯЛ КУСКИ МЕРТВЕЧИНЫ
ТАМОШНЕМУ ЖЕ КОЛБАСНИКУ
О, это ложь и мерзостные басни!
Да снимется поклеп с гробовщика!
Тухлятина и так наверняка
С большим избытком в тамошней колбасне!
Нет, было дело в сотню раз ужасней!
Бернардо-Замогильника рука
Таскала с кладбища окорока!
Виденье жуткое, скорей погасни!
Но есть приметы неких больших бед:
Остатки Франсы ищет трупоед,
Ему в прокорм любой сгодится Ирод.
О Мелизен, страшись его когтей!
Он жрет сонеты, оды и детей!
О, да не будешь ты столь гнусно вырыт!
ПОРТРЕТ НАЧАЛЬНИКА ТАБАЧНОЙ ТАМОЖНИ,
ЖОАНА ДА КРУЗ САНШЕСА ВАРОНА
Таможенник - по плоти и по духу,
Мерзей любого грязного монаха,
Безмозглей молодого вертопраха,
Притом похож на дряхлую старуху.
Он плоский весь, - спина присохла к брюху,
Как на скелет, напялена рубаха;
Такого встретишь, так помрешь со страха
И побоишься вмазать оплеуху.
Он рожей - мученик, хоть и пройдоха;
Он источает яд без передыха,
Воняет, как навозная лепеха.
Чем грубо грабить - он ворует тихо;
Что ценят все - ему не стоит чоха...
И это - человек? Ну, право, лихо!
***
Напялив плащ и ношеную робу,
