Катастрофа. История Русской Революции из первых рук - Александр Фёдорович Керенский
Во-первых, я не видел препятствий для немедленного занятия Царского Села; во-вторых, я считал крайне опасным создавать впечатление нашей слабости и неуверенности в военных действиях. В это самое время из Петрограда прибыл армейский комиссар Ставки Станкевич, доклад которого укрепил мою решимость в моих разногласиях с генералом Красновым.
Станкевич, докладывая о положении в столице и о силах, готовых поддержать нас там, настаивал на ускорении нашего наступления на Петроград. Наконец, было решено сразу занять Царское Село. Как и следовало ожидать, около полуночи наш отряд вошел в город и без труда овладел городом. Этого можно было добиться с таким же успехом двенадцатью часами ранее.
Я вернулся в Гатчину на ночь в крайнем унынии, обуреваемый недобрыми предчувствиями. Опыт прошедшего дня показал, что командиры нашего отряда уже завязли в паутине интриг, что многие из них отложили на задний план заботу о благополучии страны. Выхода из положения я не видел, кроме как в скорейшем окружении и разоружении казачьего отряда другими войсками. Эти войска я с уверенностью надеялся найти в Гатчине и двинуть их на Царское Село. В Гатчине я нашел только телеграммы. Между тем, в наше отсутствие, положение в Гатчине резко ухудшилось, в частности, из-за последствий натиска большевистских сил на правом фланге (в направлении Ораниенбаума и Красного Села), большевистских сил состоявший в основном из флотских отрядов.
Неопределенность положения, отсутствие точных сведений, масса слухов создавали в городе крайнюю нервозность и напряжение, особенно обострившиеся к ночи. Паника грозила вспыхнуть в любой момент.
В ту же ночь 29 октября и утром следующего дня в Петрограде произошло трагическое и кровавое недоразумение. В то время в петроградском гарнизоне имелось еще достаточно сил, как в регулярных полках, так и в особых частях, готовых в первый же подходящий момент выступить против большевиков. Прибавляя к этому курсантов военных училищ, почти все из которых готовились к бою, в Петрограде оставались еще весьма значительные силы, способные нанести решающий удар в тыл большевистским войскам, противостоящим нашему отряду у Пулково. Кроме того, к этому времени были окончательно мобилизованы все воинские части соответствующих партий, особенно эсеров. Но из-за непонимания запутанной ситуации и вводящей в заблуждение деятельности агентов-провокаторов и предателей, все антибольшевистские силы в Петрограде вступили в бой слишком рано, прежде чем мы смогли оказать им какую-либо помощь или, во всяком случае, прежде чем мы смогли воспользоваться борьбой в Петрограде для наступления на большевистские войска в Пулково.
Конечно, если бы мы были должным образом информированы о событиях в столице, я бы потребовал с нашей стороны немедленных действий по поддержке. Весь ужас положения заключался не только в том, что действия наших войск в Петрограде, спровоцированные агентами-провокаторами, были преждевременным, но и в том, что мы в тот день ничего о них не знали. Лишь вечером, около четырех часов, когда все было кончено, меня вызвали к телефону у Михайловского замка и сообщили о поражении наших войск в Петрограде. Информацию сопровождала просьба о помощи.
Но что я мог сделать сейчас? Как мог Петроград подняться без связи с армией? Этот вопрос поверг меня в отчаяние и гнев.
Поздно ночью в Гатчину из Петрограда приехали друзья-политики и привезли ответ на этот страшный вопрос. Выяснилось, что, по замыслу наших сторонников, наши войска в Петрограде должны были вступить в бой в нужный момент, в полном содействии с боевыми действиями нашего отряда, наступавшего на столицу. На совещании наших руководителей в Петрограде вечером 28 октября резолюции о немедленных действиях принято не было. На активные действия решились позже, после закрытия собрания, когда большинство участников уже разъехались. В этот момент на месте встречи появилась группа сильно возбужденных военных с малодостоверной информацией о том, что большевики, узнав о намечаемой акции, было принято решение начать разоружение военно-учебных заведений на следующее утро, и по этой причине необходимо было рискнуть и начать операцию немедленно. И действительно, утро 29 октября началось с канонады, смысл и цель которой были сначала загадкой для большинства гражданских и военных руководителей антибольшевистского движения в Петрограде. Провокаторы полностью добились своей цели. Наш отряд уже не мог надеяться на какую-либо помощь из Петрограда, тогда как противостоящие нам большевистские силы были весьма воодушевлены.
Здесь я должен подчеркнуть поведение казачьих полков в Петрограде во время трагического восстания наших войск 29 октября. Хотя казаки дали мне торжественное обещание исполнить свой долг, на протяжении всего боя, как и в ночь на 26 октября, они продолжали «седлать коней». Эти казачьи полки остались верны лишь самим себе. Вопреки своему обещанию, не обращая внимания на ужасы на улицах Петрограда, когда юнкеров и их гражданских сторонников расстреливали и топили в Неве сотнями, казаки оставались «нейтральными». Старый Чайковский в сопровождении, кажется, Авксентьева обошел казармы, прося помощи у казаков. По свидетельствам участников этих событий, полковник Полковников и его соратники остались верны своей политике, позволив большевикам разгромить Временное правительство и ненавистную им демократию, чтобы впоследствии установить сильную «национальную» диктатуру.
Но вернемся в Царское Село. Весь день 29 октября был посвящен подготовке к бою, который должен был начаться на рассвете в понедельник, 30 октября. Оборонительные линии большевиков шли вдоль Пулковских высот. На их правом фланге было Красное Село, откуда они могли предпринять фланговое движение на Гатчину.
Донесения наших разведчиков показали, что перед нами стояло от 12 до 15 тысяч штыков, представляющие различные рода войск. Пулковские высоты занимали кронштадтские моряки, прекрасно обученные, как мы узнали позже, немецкими инструкторами. У нас было несколько сотен (600–700) казаков, ограниченное количество артиллерии отличного качества, бронепоезд и полк пехоты, прибывший тем временем из Луги. Немного! Правда, у нас была и куча телеграмм о приближении дополнительных эшелонов. Согласно этим телеграммам около пятидесяти воинских эшелонов со многих участков фронта, преодолевая все препятствия, пробивались к Гатчине. Но дальше медлить было нельзя. Большевистское командование лихорадочно собирало силы, готовясь в любой момент перейти в наступление.
Рано утром 30 октября начался бой под Пулково. В целом он развивался удовлетворительно. Большая часть большевистских сил, состоявшая из войск петроградского гарнизона, дезертировала со своих позиций, как только открыла огонь наша артиллерия и при малейшем натиске наших людей. Но правый фланг большевиков держался крепко. Здесь действовали кронштадтские моряки и их немецкие инструкторы. В отчете, представленном мне вечером того же дня генералом Красновым, говорилось, что матросы сражались по всем правилам немецкой тактики и что среди взятых нами в плен были люди, говорящие только
