Сергей Валянский - Забытая история русской революции. От Александра I до Владимира Путина

Сергей Валянский и Дмитрий Калюжный

Забытая история русской революции

От Александра I до Владимира Путина

Предисловие

История — поразительная наука! Чем больше погружаешься в неё, тем больше открытий. Примерно как с океаном: там тоже, если плаваешь по верхам, например, у побережья Африки — и кажется, всё уже о флоре и фауне знаешь, — стуит нырнуть на лишнюю сотню метров вглубь, — сразу обнаружишь такое, чего наверху вовсе нет! Просто глаза разбегаются… А можно переправиться, скажем, к побережью Скандинавии, и даже нырять не надо: обязательно выловишь чего-нибудь такое, чего возле Африки не бывает!

И до чего же здурово, надёргав с разных глубин и в разных местах рыб всех видов, натаскав кораллов, моллюсков и прочей водоплавающей мелочи, разложить их на бережку, высушить и садиться писать историю океана. Как эти виды рыб возникали, какие взаимоотношения были между живностью разных глубин, имелись ли у них контакты с тварями воздушными и земными…

Правда, в отличие от истории рода человеческого, расписывая историю океана, трудно выяснить, какую конкретно треску съела конкретная акула. А в истории человечества такие сведения, как правило, есть: особенность истории (и вообще всех социальных наук) в том, что объекты их исследования сами «говорят» о себе. Например, акула… то есть, простите, король… нет, наверное, всё же летописец короля по его приказу, или просто посторонний монах, который всё точно слышал от верного человека, оставил запись о том, что наш король по прозвищу Справедливый побил их короля по прозвищу Лютый.

Видите, насколько история интереснее ихтиологии: в ней есть имена и характеры. Правда, не желая прослыть фантазёрами, а желая остаться учёными, историки не смеют заниматься гаданиями, зачем Справедливый пошёл бить Лютого. Впрочем, и так ясно: ведь он же был справедливым, а Лютый был лютым. Дальше начинается самое интересное: поиски в архивах (должен же был хоть кто-то ещё упомянуть битву) и археологические раскопки. Ведь ясно даже дураку, что никакой король другого короля лично бить не пойдёт, а пошлёт войска. Сколько? Где мечами махались? И, наконец: когда это было?..

Однако летописцы — это ещё не историки. Они просто и тупо записывали то, что считали важным. А что не считали важным, не записывали, — за рамками летописей оставалось информации в сотни тысяч раз больше, чем в них попадало. Когда записей накопилось много, появились такие летописцы, которые начали сводить их в сборники, что-то из старых летописей включая, что-то нет, а кое-что и домысливая от себя. В разных местах сложились первичные истории, как рассказы о прошедшем, об узнанном. В них прошлое человечества выглядело, как простой набор случайностей.

И уже потом появились историки, а соответственно и наука история, а затем и целый комплекс наук: экономическая история, военная, история физики, музыки, театра… Появились подразделения науки «по временам»: история первобытного общества, древности, средневековья; новая и новейшая истории. «Истории» разделились по странам: африканистика, балканистика и т. д. Выделились в самостоятельные дополнительные дисциплины археология, источниковедение, историография и хронология.

Согласно классическому определению, исторические науки изучают прошлое человечества во всей его конкретности и многообразии, исследуя факты, события и процессы на базе исторических источников. Но любому ясно, что простое «изучение» ничего не даёт; оно оставляет прошлое таким, каким оно выглядит в летописях: набором случайностей. Такая история «ничему не учит», а школьники её тихо ненавидят: надо зубрить даты и имена царей, а ничего непонятно, нелогично, отрывочно.

Поэтому ничего нет удивительного в том, что историки испокон веку занимались толкованием изученного; в конце концов, наука, как сфера человеческой деятельности, занята выработкой и теоретической систематизацией «объективных знаний о действительности», как утверждает Большой энциклопедический словарь. Этой «объективной действительности» мы посвятили немало места в других книгах, здесь же отметим, что вопрос довольно скользкий. Если рассуждать логически, то объективно (то есть как объект изучения) в действительности учёные имеют только письменные источники, повествующие о прошлых событиях, а вот описанные в этих источниках «факты» к числу «объективных знаний о действительности» отнести можно лишь после серьёзной проверки. Источники сведений часто сомнительны: так, подлинных письмён от «Древней Греции» или «Рима» нет НИ ОДНОГО, а только средневековые переводы и копии.

А теперь мы подбираемся к самому главному: непосредственная цель любой науки — это «описание, объяснение и предсказание процессов и явлений действительности, составляющих предмет её изучения, на основе открываемых ею законов».

Вот на законах наука история и сломала себе шею. В некий момент историки разных стран, представители разных политических и религиозных, в том числе оккультных течений, начали выдвигать разные концепции, объясняющие ход истории. Среди этих концепций были и хронологические построения: первичные летописи не содержали дат в современном значении этого слова, и надо было как-то «встроить» описанные в них события в общую картину прошлого, что и делали историки на основе своих об устройстве мира представлений.

Для каждого нового поколения историков те толкования событий, которые давали их предшественники, превращались в источники сведений о прошлом, вместе с содержащимися в них концепциями, — и новые концепции наслаивались на старые.

Результат — всемирная история — оказался парадоксальным. Прошлое предстало всё тем же набором случайных событий, но теперь уже не простых, а скреплённых датами и некими закономерными причинами, однако разные закономерности и факты противоречили друг другу. Во времени возникли громадные лакуны, не заполненные почти ничем. В этой истории тысячелетний прогресс сменяется тысячелетним регрессом, а потом опять начинается прогресс (возрождение) в науках, искусстве и литературе, с точным повторением стилистики произведений искусства, — чего в принципе не может быть! Средневековые тексты изобилуют анахронизмами (словами и понятиями давно забытых времён), — но и в древности есть случаи «воспоминаний о будущем»: тексты, рисунки и изделия явно средневекового происхождения…

Попытки если не исправить, то хотя бы «отрецензировать» такую громоздкую и нелепую историческую конструкцию, предпринятые в XVIII веке Исааком Ньютоном, в XIX веке учёными школы гиперкритицизма и в XX веке — Н. А. Морозовым, успехом не увенчались: их мнение не было принято во внимание. Что интересно, неприятие идей Морозова произошло оттого, что предлагаемая им версия истории отвергала марксистскую догму, а именно историческую концепцию смены общественно-экономических формаций. Историки предпочли не науку, а официозную концепцию — которая, кстати, противоречит «объективной действительности»!

Создавая науку хронотронику, которую мы сами определяем так: междисциплинарная наука, изучающая эволюцию общества во времени и пространстве, как систему взаимовлияния человека и природы, с целью нахождения оптимальных путей развития в условиях ограниченных ресурсов, на основе выявления объективных закономерностей в природе и обществе, — мы пришли к определённым выводам в отношении истории.[1] Суть в том, что живая природа, человечество, и даже отдельные народы (которые являются объектами общественных наук) есть динамические системы, эволюционирующие в условиях ограниченных ресурсов. И вот оказалось, что единство мира в том, что он строится по единым сценариям. Закономерности (законы) этих сценариев работают на разных уровнях строения вещества, от материального до духовного, включая и социальный уровень.

Возвращаясь к нашей океанической аналогии, скажем: у побережья Африки и возле Скандинавии, в верхних слоях и в глубинах живут разные твари, но существование этих видов подчиняется общим законам эволюции. Везде выстраивалась трофические пирамиды; везде и всегда при изменении внешних условий происходили мутации. А твари, между тем, всюду разные!..

Для устойчивого их развития требуется постоянный поток вещества и энергии. Если этого не будет (если, например, они перестанут есть), то существование этих объектов станет невозможным, в отличие от объектов неживой природы.

В реальном историческом процессе есть периоды, поддающиеся закономерному описанию, — в это время общества людей стабильны, и никакие случайности поколебать стабильности не могут. Но неизбежны и другие этапы: переход к неустойчивости, когда перестраиваются все внутренние структуры этой системы, — и вот в такие периоды случайное не только проявляется во всей красе, но и явственно меняет жизнь людей. Важно, что эти два типа эволюции разделены во времени, и требуют различного описания и осмысления. На этапах закономерного развития полностью действуют причинно-следственные связи, для их описания достаточно детерминистского стиля мышления. Но когда возникает кризисная ситуация, период неустойчивости, то требуется вероятностное описание, поскольку для следствий нельзя найти причин, кроме неустойчивого состояния системы: хаос, революция, перемена всех правил жизни.