Сергей Валянский - Забытая история русской революции. От Александра I до Владимира Путина
В основу периодизации был положен формационно-классовый подход, в соответствии с которым в отечественной истории появились: 1) «первобытнообщинный строй» (до IX века); 2) «феодализм» (IX — середина XIX веков); 3) «капитализм» (вторая половина XIX века — 1917 год); 4) «социализм» (с 1917 года).
Материалистическое направление дало новую трактовку места России во всемирной истории. Согласно марксизму социализм — это общественный строй, который должен прийти на смену капитализму. Следовательно, Россия автоматически превращалась из отсталой европейской страны в «первую в мире страну победившего социализма», в страну, «указывающую путь развития всему человечеству».
Часть российского общества, которая оказалась в эмиграции после событий 1917 года придерживалась религиозных воззрений. Ряд исторических трудов, осмысливавших события в русле религиозной теории, принадлежит генералу П. Н. Краснову. На его взгляд, события 1917 года и то, что последовало за ними, случились от «потери Россией Бога», то есть произошло забвение христианских ценностей и греховные искушения. Но в среде эмиграции получила значительное развитие и локально-историческая теория, в русле которой сложилось «евразийское направление». Вышел ряд сборников, а также манифест «Евразийство» (1926). Публиковались ежегодники «Евразийский временник», «Евразийская хроника». К этому направлению относили себя экономист П. Н. Савицкий, этнограф Н. С. Трубецкой, историк Г. В. Вернадский и другие.
Евразийцы считали, что в образовании русского народа большую роль сыграли тюркские и угро-финские племена, населявшие единое с восточными славянами «месторазвитие» и постоянно взаимодействующие с ними. В результате сформировалась русская нация, объединившая разноязычные народы в единое государство — Россию. Они считали, что культура России есть синтез, а не механическая смесь славянского и восточного элементов. А история Евразии — это история многих государств, в конечном итоге ведущая к созданию единого, большого государства. Евразийское государство требует наличия единой государственной идеологии.
С конца XX века в России начинает распространяться историко-технологическое направление всемирно-исторической теории, которое получило наиболее полное отражение в работах С. А. Нефёдова. Эта версия истории представляет динамичную картину распространения фундаментальных открытий в виде культурно-технологических кругов, расходящихся по всему миру. Завоевания норманнов в IX–X веках объясняются созданием новых боевых кораблей — «дракаров», а завоевание монголов в XIII веке — созданием ими мощного лука, стрела из которого за 300 шагов пробивала любые доспехи.
В работах «История средних веков», «История нового времени. Эпоха Возрождения» Нефёдов показывает развитие России в контексте влияний со стороны народов, обладавших превосходством в технологической, военной и культурной сфере. В VIII–XI веках на развитие Восточной Европы влияли те же норманны (шведы, норвежцы, датчане и др.) и Византия (вестернизация), в XIII–XVI веках — монголы и османы (остернизация), в XVIII–XX веках — шведы и немцы (снова вестернизация). Но и Россия знавала фундаментальные открытия, от которых расходились «круги». Так, в середине XVIII века здесь была изобретена лёгкая пушка, гаубица «единорог», стреляющая всеми видами снарядов: ядрами, картечью, разрывными бомбами. В итоге за вторую половину XVIII века границы России достигли Вислы и Дуная, а население страны увеличилось более чем в два раза.
Особое место в русской историографии занимают труды Л. Н. Гумилёва (1912–1992) «Из истории Евразии», «Древняя Русь и Великая степь», «От Руси до России» и другие. Интерес к наследию Л. Н. Гумилёва у нас в стране и за рубежом огромен. Он опубликовал более десятка монографий, написанных на стыке естественных и гуманитарных наук, и создал глобальную концепцию этнической истории нашей планеты.
Гумилёв в соответствии со своей теорией выделял в истории России этапы (фазы) жизни этноса. Пассионарная вспышка, приведшая к образованию русского этноса, произошла на Руси около 1200 года. В течение 1200–1380 годов на основе слияния славян, татар, литовцев, финно-угорских народов возник русский этнос. Фаза пассионарной вспышки завершилась созданием в 1380–1500 годах Великого княжества Московского. В 1500–1800 годах (акматическая фаза, расселение этноса) этнос распространился в пределах Евразии, произошло объединение под властью Москвы народов, живших от Прибалтики до Тихого океана. После 1800 года началась фаза надлома, которая сопровождается огромным рассеиванием пассионарной энергии, утратой единства, нарастанием внутренних конфликтов. В начале XXI века должна начаться инерционная фаза, в которой благодаря приобретённым ценностям этнос живёт как бы «по инерции», возвращается единство этноса, создаются и накапливаются материальные блага.
Л. Н. Гумилев называл себя «последним евразийцем».
Среди западных историков, писавших о России, интересна работа Ричарда Пайпса «Россия при старом режиме», как образец представления о нас со стороны.
В конце нашего маленького обзора отметим работу «Российская цивилизация, IX — начало XX в.» И. Н. Ионова. Это цельное изложение истории России с точки зрения либерального направления всемирно-исторической теории. Ионов считает, что не нация, не религия, не государство, а именно личность определяет ход истории.
Естественно, что адепты каждого исторического подхода считают адептов других подходов приверженцами ложных учений, — на примере борьбы материалистов с либералами это очень заметно. Как шла борьба в прежние времена, можно проследить по письменным источникам; как она шла в последние десятилетия, мы видели воочию. Доходило до случаев анекдотических. Те же самые люди, которые преподавали в СССР историю по учебникам, написанным их учителями или коллегами, а то и ими самими, выкидывали эти учебники, а других не было, и массовыми тиражами печатали учебники досоветских времён, вплоть до книг, вышедших впервые ещё в начале XIX века.
Вопреки мнению, что история — это комплекс общественных наук, изучающих прошлое человечества во всей его конкретности и многообразии, как раз многообразие-то и выпало в осадок из всей истории России, протекавшей до ХХ века. Она предстала историей деяний великих личностей. История же ХХ века оказалась цепью сплошных преступлений низменных личностей; конкретность подменялась оценочностью, а если оценки разных специалистов не совпадали, они, бывало, доходили до личных выпадов друг против друга.
Был у нас и личный опыт. Один из авторов выступил с докладом о букве «ё», в частности рассказал, как в ходе Великой Отечественной войны И. В. Сталин потребовал обязательного применения этой буквы в штабной переписке: де, непонятно, что за город освобождён — Орел или Орёл; кого следует наградить орденом, Сйлезнева или Селезнёва. И на одном околоисторическом сайте подвергся «критике» некого ниспровергателя истории, как «сталинист» и любитель тиранства… Занимаясь историей, нельзя быть политически ангажированным.
Разрабатывая основы хронотроники, изучая законы эволюции, применяя математические методы в изучении сложных социальных систем, мы доказываем, что мир многомерен, а исследователь всегда работает в некоем «подпространстве», то есть всегда имеет дело лишь с проекцией реального мира, работает с отображениями реального мира в этом подпространстве. Но выбор проекции остаётся за исследователем, и если он ангажирован, если допускает только одну версию истории, — правдивой истории он не получит.
Приверженность тому или иному подходу к истории вредит науке, когда работы пишутся из конъюнктурных соображений. Но мы должны понимать, что весь комплекс различных подходов к истории даёт различные «проекции» реального исторического процесса, отражая её многомерность в целом, — а это полезно. Проблема в том, что у историков нет метода такого объединения. Нет понимания законов эволюции, которым подчиняются все общественные структуры, в том числе их собственная наука, их собственное научное сообщество!
История всегда находится между двумя крайностями: с одной стороны её ограничивает хроника действительно произошедших событий, а со второй — заданная схема, определяющая для историка, к чему он должен эту историю вывести, — неважно, чем задаётся эта схема, стилем мышления самого историка или приказом политического властелина. Разумеется, из огромного количества событий всегда можно вытащить подпоследовательность, которая сводима к любому наперёд заданному результату! Вот почему, на наш взгляд, между историей-описанием (летописью) и историей-каноном (учебником) должен сложиться огромный пласт многомерной истории-науки; внутри этой толщи можно будет проводить трассы вариантов истории. И наконец тогда «заиграет» всё: религиозные идеи и географический фактор, «роль личности в истории» и технологическое превосходство…
