Александр Широкорад - Утерянные земли России. От Петра I до Гражданской войны
Наружная оборона Ахалциха состояла из четырех бастионов и одной башни, соединенных палисадом из толстых бревен. В каждом бастионе и в башне было установлено по три орудия в амбразурах и по одному орудию в промежутках. Все орудия были на полевых лафетах. Всего на наружной обороне размещалось 22 орудия. Крепость и цитадель имели на вооружении 40 орудий.
Гарнизон крепости насчитывал 8–10 тысяч человек, главным образом жителей Ахалциха. Кроме того, рядом с крепостью в четырех укрепленных лагерях находилось около 30 тысяч турок при 15 полевых орудиях.
С рассветом 8 августа русские орудия открыли огонь по Ахалциху. Турки решили, что русские готовятся к длительной осаде. Но в ночь на 9 августа Паскевич скрыто повел свои войска против турецкого лагеря. В 6 часов утра 9 августа начался кровопролитный бой, которому не смогла помешать даже сильнейшая гроза. Турки отступили, потеряв убитым и до 2 тысяч человек. Потери русских: 81 убитый и 339 раненых.
16 августа Ахалцих сдался. В крепости было найдено 66 пушек.
Через два дня после овладения Ахалцихом русские войска заняли крепость Ацкур, прикрывавшую вход в Боржомское ущелье. 22 августа турки сдали Ардаган, а 28 августа — Баязет. В сентябре 1828 г. русскими войсками были заняты крепости Топрах-Кале и Диадин. Наступление зимы прервало в конце октября военные действия. Оставив в отбитых у турок крепостях гарнизоны общей численностью 15 батальонов, 4 казачьих полка и 3 роты артиллерии — всего около 8,5 тысячи человек, — генерал Паскевич с остальными частями в начале ноября 1828 г. вернулся в Грузию.
Пятимесячная кампания в Закавказье окончилась для русской армии удачно. Намеченный план войны был в основном выполнен. Овладев Карским, Ахалцихским и большей частью Баязетского пашалыка, русские войска взяли шесть крепостей и три укрепленных замка, захватив при этом около 8 тысяч пленных, 313 пушек и 195 знамен. Потери корпуса составили 3200 человек, главным образом от болезней. Следует отметить, что в июне — июле в районе Карса свирепствовала эпидемия чумы.
Зима 1828/29 г. прошла тревожно. Персы начали стягивать свои войска к Араксу. 11 февраля в Тегеране толпа персов перебила русское посольство, среди убитых был и посол А. С. Грибоедов. Граф Паскевич-Эриванский не растерялся и пообещал шаху Аббасу-мурзе «истребить всю его династию». Персы знали, что русские генералы на Кавказе действуют круто, не оглядываясь на Петербург Это не Балканы, где генералы, прежде чем чихнуть, запрашивают разрешение у царя, тот — у Министерства иностранных дел, а министерство — у тетушки Европы. Тот же генерал А. П. Ермолов разных там шейхов и мулл, не стесняясь, вешал, причем не всегда за шею, а иногда за ноги или иные места. Шах унялся, поняв, что Паскевич не шутит.
Первыми в кампанию 1829 г. боевые действия начали турки. Турецкое войско, в составе которого было 5 тысяч регулярной пехоты и 15 тысяч ополченцев при 6 полевых орудиях, преодолев горные перевалы, 20 февраля подошли к Ахалциху.
Русский гарнизон Ахалциха насчитывал всего 1164 человека пехоты, 3 орудия 5-й резервной батарейной роты 21-й артиллерийской бригады и несколько трофейных полевых турецких орудий.
В тот же день, в четвертом часу ночи, противник, рассчитывая на внезапность и восьмикратное превосходство в силах, начал штурм крепости. Немногочисленный русский гарнизон отбивался «ружейным огнем, нарочно заготовленными каменьями, гранатами и бомбами».
Штурм был отбит, и туркам ничего не оставалось, как перейти к осаде Ахалциха. Оборона крепости длилась 12 дней. 4 марта к крепости подошли русские войска, и турки бежали. Наши потеряли до 100 человек убитыми и ранеными, турки — до 4000 человек.
Почти одновременно с событиями в районе Ахалциха на черноморском побережье русские войска под командованием генерала Гесса разбили другой турецкий отряд численностью до 8 тысяч человек.
К середине мая действующие войска русского Кавказского корпуса сосредоточились на границе, а 22 мая главными силами выступили к Ардагану, куда и прибыли 24 мая. Дальнейшее движение на Эрзерум было приостановлено в связи с выходом к Ахалциху турецких войск.
10 июня в районе селения Котанлы собрался весь Кавказский корпус в составе 12 430 человек пехоты и 5770 человек кавалерии с 70 орудиями полевой артиллерии.
К этому времени на эрзерумской дороге в районе деревни Милли-Дюз в укрепленном лагере собрался 20-тысячный турецкий отряд при 17 полевых орудиях под начальством главнокомандующего турецкой армией на Азиатском театре военных действий Гагки-паши. Сюда же ожидалось прибытие в ближайшие дни из Эрзерума 30-тысячного отряда под командованием самого сераскира Гаджи-Салеха.
Между тем в действующую армию прибыл А. С. Пушкин. Он еще в середине апреля 1828 г., то есть сразу после манифеста Николая I о войне с Турцией, попросился в действующую армию на Балканах. Однако шеф жандармов Бенкендорф отказал А. С. Пушкину и П. А. Вяземскому под предлогом того, что там «все места уже заняты». Тут не грех спросить современных монархистов, поющих осанну самодержавию, почему у нас в России при царизме столь странно принимались решения и распределялись обязанности должностных лиц? Почему великому поэту Пушкину и хорошему поэту Вяземскому, кстати прямому потомку великих смоленских князей, отказывает шеф полиции, а не военный министр? Отчего было столько мелочной регламентации и чрезмерной опеки подданных?
В начале следующего, 1829 г. Пушкин, уже никого не спрашивая, сам отправился в Кавказскую армию. Из Тифлиса в армию Пушкин ехал в сопровождении казаков.
«Я поехал по широкой долине, окруженной горами, — пишет поэт в своем „Путешествии в Арзрум во время похода 1829 г.“. — Вскоре увидел я Карc, белеющийся на одной из них. Турок мой указывал мне на него, повторяя: Карc, Карc! и пускал вскачь свою лошадь; я следовал за ним, мучаясь беспокойством: участь моя должна была решиться в Карcе. Здесь должен я был узнать, где находится наш лагерь и будет ли еще мне возможность догнать армию. Между тем небо покрылось тучами и дождь пошел опять; но я об нем уж не заботился.
Мы въехали в Карc. Подъезжая к воротам стены, услышал я русский барабан; били зорю. Часовой принял от меня билет и отправился к коменданту. Я стоял под дождем около получаса. Наконец меня пропустили. Я велел проводнику вести меня прямо в бани. Мы поехали по кривым и крутым улицам; лошади скользили по дурной турецкой мостовой. Мы остановились у одного дома, довольно плохой наружности. Это были бани…
…Поутру пошел я осматривать город. Младший из моих хозяев взялся быть моим чичероном. Осматривая укрепления и цитадель, выстроенную на неприступной скале, я не понимал, каким образом мы могли овладеть Карсом»[145].
Через некоторое время поэт отправился к войску Паскевича: «…выехал я из Карса, и Артемий (так назывался мой армянин) уже скакал подле меня на турецком жеребце с гибким куртинским дротиком в руке, с кинжалом за поясом, и бредя о турках и сражениях.
Я ехал по земле, везде засеянной хлебом; кругом видны были деревни, но они были пусты: жители разбежались. Дорога была прекрасна и в топких местах вымощена — через ручьи выстроены были каменные мосты. Земля приметно возвышалась — передовые холмы хребта Саганлу (древнего Тавра) начинали появляться. Прошло около двух часов; я взъехал на отлогое возвышение и вдруг увидел наш лагерь, расположенный на берегу Карс-чая; через несколько минут я был уже в палатке Раевского»[146].
13 июня Пушкин прибыл в лагерь Паскевича. «Я нашел графа дома перед бивачным огнем, окруженного своим штабом. Он был весел и принял меня ласково… Здесь увидел я и Михаила Пущина, раненного в прошлом году. Он любим и уважаем как славный товарищ и храбрый солдат»[147].
На следующий день Александр Сергеевич стал свидетелем стычки казаков и делибашей[148]. «…Проехав ущелие, вдруг увидели мы на склонении противуположной горы до 200 казаков, выстроенных в лаву, и над ними около 500 турков. Казаки отступали медленно; турки наезжали с большею дерзостию, прицеливались шагах в 20 и, выстрелив, скакали назад. Их высокие чалмы, красивые долиманы и блестящий убор коней составляли резкую противуположность с синими мундирами и простою сбруей казаков. Человек 15 наших было уже ранено. Подполковник Басов послал за подмогой. В это время сам он был ранен в ногу. Казаки было смешались. Но Басов опять сел на лошадь и остался при своей команде. Подкрепление подоспело. Турки, заметив его, тотчас исчезли, оставя на горе голый труп казака, обезглавленный и обрубленный. Турки отсеченные головы отсылают в Константинополь, а кисти рук, обмакнув в крови, отпечатлевают на своих знаменах»[149].
19 июня в 10 часов утра начался встречный бой между русскими войсками и конницей сераскира Гаджи-Салеха. В середине дня русские отбили атаки турок. А после небольшого отдыха к 7 часам вечера перешли в решительное наступление. Эта атака оказалась для неприятеля полной неожиданностью, и началось повальное бегство. Русская конница, преследовавшая отступающих, сходу ворвалась в укрепленный лагерь сераскира.
