Катастрофа. История Русской Революции из первых рук - Александр Фёдорович Керенский
Гатчина, 1917 год
В Гатчине мы подъехали прямо к дворцовым воротам, ведущим в комендантские покои. В безумной гонке мы промокли до костей. Узнав, к великому своему удивлению, что эшелонов с фронта в Гатчине нет и что здесь о них никто ничего не знает, мы решили идти дальше, к Луге, а если надо, то и к Пскову. Но предпринять такое долгое путешествие по мокрой осенней дороге без запасных шин и достаточного количества бензина было немыслимо. Мы решили провести полчаса в комендатуре, попить чаю и согреться, а машины тем временем отправить в гараж местного военно-автомобильного управления для приобретения необходимых запасов. Однако, как только я вошел в кабинет коменданта, его поведение показалось мне очень странным. Он старался говорить как можно громче и держался поближе к открытой двери, ведущей в соседнюю комнату, откуда за нами пристально следили какие-то солдаты. Словно отвечая на предупреждение какого-то внутреннего голоса, я вдруг приказал задержать машину и предложил своим спутникам немедленно продолжить путь, не дожидаясь чая. Только машина с американским флагом и один офицер отправились в гараж за необходимым обслуживанием.
Мы успели вовремя. Через пять минут после нашего отъезда во двор дворца въехала машина, вся украшенная красными флагами — это прибыли члены местного военно-революционного комитета чтобы арестовать меня. Выяснилось, что какие-то изменники в штабе в Петрограде сообщили в Смольный о моем отъезде в Гатчину. Из Смольного пришел приказ перехватить и арестовать меня. Нашему автомобилю, однако, удалось вырваться из города. Но офицер на втором автомобиле попал в серьезную передрягу. Больше часа он колесила по улицам Гатчины. Под градом пуль ему удалось прорвать два кордона, но на третьей удача оставила его — пуля пробила шину, а еще одна ранила водителя в руку. Офицер, бросив машину, вынужден был скрываться в близлежащем лесу.
Но на выезде из Гатчины мы считали минуты, подпрыгивая при каждом рывке машины на ухабах и больше всего трепетали за судьбу своих шин. Нет смысла подробно описывать нашу безумную охоту за неуловимыми эшелонами с фронта, которые так и не обнаружились до самого Пскова.
В город мы въехали в девять часов вечера, не имея ни малейшего представления о том, что могло здесь произойти. Мы также ничего не знали о том, что в Пскове было известно о событиях в Петрограде, и о отношении местных к этим событиям. Поэтому мы решили двигаться с большой осторожностью и вместо того, чтобы направится прямо в ставку командующего Северным фронтом генерала Черемисова, мы отправились к его генерал-квартирмейстеру Барановскому, который в бытность мою военным министром возглавлял мой кабинет. Здесь я узнал, что известия из Петрограда были обескураживающими, что в самом Пскове уже действует большевистский военно-революционный комитет, который также получил телеграфом приказ о моем аресте, подписанный лейтенантом Крыленко и матросом Дыбенко. Что еще хуже, оказалось, что сам Черемисов всячески заигрывает с ревкомом и что он не собирается принимать никаких мер для отправки войск в Петроград, считая такую экспедицию бесполезной и даже вредной.
Вскоре по моему приказу явился сам командующий. Последовал очень неприятный разговор. Генерал даже не скрывал, что не намерен связывать свою судьбу с «обреченным» правительством. Он также пытался доказать, что на фронте нет лишних войск, которые он мог бы выделить для отправки в столицу Петрограда, и заявил, что не может гарантировать мою личную безопасность в Пскове. Наконец Черемисов заявил, что отменил приказ, данный в ответ на мое требование об отправке войск, в том числе 3-го кавалерийского корпуса.
— Вы видели генерала Краснова? Он разделяет ваше мнение? — спросил я.
— Я жду генерала Краснова с минуты на минуту из Острова.
— В таком случае, генерал, направьте его ко мне немедленно.
— Слушаюсь.
Генерал ушел, сказав, что едет прямо на заседание Военно-революционного комитета, чтобы получить ясное представление о настроении войск, и что вернется ко мне с докладом. Разговор с этим умным, способным и чрезвычайно тщеславным человеком, начисто забывшим зов долга, произвел отвратительное впечатление. Значительно позже я узнал, что, оставив меня, генерал не пошел и на заседание Военно-революционного комитета. Он даже пытался по междугородней телеграфной связи уговорить командующего Западным фронтом генерала Балуева не оказывать никакой помощи правительству.
Отсутствие Черемисова казалось бесконечным. Между тем дорога была каждая минута, ибо промедление могло привести к непоправимому ущербу Петрограду. Было уже 11 вечера. Откуда мы в Пскове могли знать, что в этот самый момент Зимний дворец, где заседало Временное правительство, выдерживает последний обстрел и последние атаки большевиков? Наконец, в час ночи вернулся генерал Черемисов и заявил, что никакой помощи правительству оказать не может. И если, продолжал он, я все еще придерживаюсь своего убеждения в необходимости сопротивления, я должен немедленно ехать в Могилев, так как здесь, в Пскове, мой арест неизбежен. Упомянув Могилев, генерал Черемисов, однако, не сказал мне, что генерал Духонин, начальник штаба Ставки, дважды пытался связаться со мной и оба раза Черемисов без моего ведома ему отказывал.
— А Краснов? — спросил я.
— Он уже был здесь и вернулся в Остров.
— Но послушайте, генерал, разве я не просил вас прислать Краснова ко мне?
Насколько я помню, на это восклицание не было ответа. Его преступное уклонение от своего долга было очевидным, и я спешил расстаться с ним. Я больше не колебался. Я понимал, что должен вернуться в Петроград, хотя бы с одним полком. Обдумав положение с генералом Барановским и моими молодыми товарищами, я решил немедленно отправиться в Остров, где располагался штаб 3-го казачьего кавалерийского корпуса, и, в случае неудачи там, продолжить путь в Могилев. В ожидании своего автомобиля я прилег отдохнуть. В тишине ночи я почти слышал наступающий молниеносный бег секунд, и невыносимым было сознание того, что каждое мгновение приближает нас к пропасти.
Внезапно раздался звонок в парадную! Это был Краснов со своим начальником штаба. Он хотел видеть меня немедленно. Одним прыжком я оказался в комнате, где меня ждали два офицера. Оказалось, что, получив от генерала Черемисова подписанный якобы мною приказ об отмене уже начатого движения на Петроград, генерал Краснов почему-то усомнился в подлинности приказа и вместо того, чтобы отправиться
