Дневниковые записи. Том 3 - Владимир Александрович Быков
В поезде Марк почувствовал себя плохо, еле добрался до дома и свалился в постель. Поначалу казалось, что это тривиальная простуда, но прошел стандартный срок (леченый грипп проходит через неделю, а не леченый – через семь дней), а состояние не улучшалось. Болеть он не имел права: до конца месяца надо было проверить и подписать последние рабочие чертежи. Превозмогая себя, Марк еще несколько дней ездил на завод, работал над чертежами и, только когда последний узел был сдан в производство, отправился в заводскую медсанчасть.
Больничная палата на три человека, Марк здесь уже четвертую неделю; пульс – 120, удары сердца так сильны, что в определенном положении тела резонирует кровать, постоянное чувство жара, субфебрильная температура и, самое страшное, непрерывное похудание: каждую неделю с завидной регулярностью он теряет один килограмм собственного веса. Букет болезней: сердце, щитовидная железа, горло… – следствие перенапряжений в последние месяцы.
Озабоченные лица врачей, старшая из которых не по возрасту, а по положению Галина Станиславовна Мармалевская, крупная, красивая женщина с сильными руками, не может скрыть своей тревоги, когда ей докладывают о результатах взвешивания. Проводятся консилиумы, пробуются разные средства. Дефицитнейшее лекарство, специально для Марка привезенное из командировки в Москву главным инженером Уралмаша, ничего не дало. Мама в отчаянии пишет письмо своему бывшему ученику М. Г. Первухину (до этого она ни разу к нему не обращалась). Из Совета Министров приходит пакет с еще одним чудодейственным, по словам Мармалевской, средством, однако и это не помогает…
Родным разрешили навещать Марка, как тяжелобольного, каждый день. Мама и Лиля (жена) приходили по очереди, через день. Лиля появлялась в палате бесшумно, если ее только не выдавал звон кефирных бутылок. Приближение мамы узнавалось по громкому прерывистому дыханию, она так спешила, что не дожидалась лифта. Марка закармливали всяческой вкуснятиной, но больничные весы оставались неумолимы: он уже весил на 30 кг меньше нормы, еще несколько килограмм и все…
Невозможно было смотреть в эти родные глаза: страдальческие у Лили и мятущиеся у мамы… Марк лежит в излюбленной позе: на спине, ногами к окну, вцепившись закинутой назад рукой в холодную никелированную перекладину кроватной спинки; согнутый локоть руки прикрывает глаза от света.
«Неужели конец?.. Интересно, как я буду умирать?» – думает он; ему так плохо, что смерть не кажется страшной, или все-таки не верит он в глубине души, что скоро расстанется с жизнью. И происходящее представляется ему как спектакль, где умирает герой, которого он играет… Но время идет, просвета нет и, просыпаясь ночами в той же позе, он всерьез задумывается о смерти и бессмертии…
Как-то Марк, маясь от бессонницы, сел на кровати и стал слегка раскачиваться из стороны в сторону, стараясь убаюкать самого себя.
В палату решительно вошла Мармалевская и, присев на стул, что стоял рядом с кроватью Марка, сказала:
– Будем лечить вашу щитовидку радиоактивным йодом. Это совершенно новый способ, вы один из первых больных в Свердловске, которым предлагается этот метод. Вы вправе отказаться.
– Галина Станиславовна, я в вашей власти, делайте со мной, что сочтете нужным.
– Спасибо. У нас нет другого выхода.
Марка перевели в одноместную палату и стали поить безвкусной и бесцветной жидкостью, содержащей радиоактивные атомы йода. Однако и на этот раз чуда, на которое надеялся Марк, да, пожалуй, и Галина Станиславовна, не произошло: прежнее сердцебиение, похудание, потливость. К тому же Марк простудился. Мармалевская пригласила на консультацию лоринголога – свердловское светило. Заключение того было однозначным – резать гланды. Заметив испуг в глазах Марка, профессор засмеялся:
– Чего боишься? Вырежем гланды, будешь мороженое кушать без ограничений.
Мармалевская объяснила, что гланды блокировали действие йода и теперь, когда их удалят, болезнь должна отступить.
Марк еще никак не может окончательно поверить в возможность своего выздоровления, хотя и пульс, который он постоянно проверяет, приблизился к норме, и вес стабилизировался, и глаза у Галины Станиславовны повеселели.
Боязнь рецидива отступает медленнее, чем сама болезнь; эту боязнь постепенно побеждает вновь пробуждающаяся жажда жизни. Он начинает радостно воспринимать эти красивые весенние вечера. Сны длинные, покойные: ему снятся чертежи, письменный стол, экспроприированный у Дуси, знакомые, приветливые лица конструкторов.
И вот уже говорят о сроках выписки из больницы, реальными становятся мечты о возвращении на работу, рождаются планы, идеи… И приходит яркий майский день, Марк спускается с крыльца больницы, снова перед ним открывается мир.
– Поздравляю тебя с вступлением в строй действующих агрегатов! – Так Химич приветствовал Марка в первый день его появления в КБ. – Давно ждем. В Первоуральске на днях заканчивается монтаж твоего стана ХПТ90П, предпусковая лихорадка уже началась. Надо туда ехать.
– Еду.
– Оформляй командировку, – не сдержав улыбки, приказал Химич. Конечно, Марку не терпелось увидеть свою машину, о чем и подумал с улыбкой Химич. На Уралмаше стан собирали по частям. Целиком же будет собран у заказчика и, если монтаж заканчивается, то, наверное, это уже произошло. Теперь главный вопрос: как стан будет работать? Вспомнив безапелляционное утверждение внииметмашевца Носаля о неработоспособности конструкции, Марк мысленно поежился, но из суеверных соображений, что все будет хорошо, убеждать себя в обратном не стал: надо быть готовым ко всему.
В Первоуральск Марк выехал вместе с руководителем электрической части Виктором Модестовичем Мамкиным, который за несколько лет работы в конструкторском отделе стал видным специалистом в области электропривода и автоматики металлургических машин. Они сблизились, работая над проектом стана. Витя в строю всегда был правофланговым, ростом под сто девяносто сантиметров, с интересной особенностью фигуры: спина, шея и затылок образовывали у него одну прямую линию. Он был не намного старше Марка, но воевал и с войны сохранил замашки бравого капитана и склонность к армейскому юмору.
Доложив первоуральскому начальству о своем прибытии, они отправились в цех.
Вытянувшись более чем на пятьдесят метров, во всей своей красе на фундаменте стоял стан, плод мучительных поисков, ожесточенных споров, многомесячного напряженного труда конструкторов, технологов, изготовителей. Не сказав друг другу ни слова, они переглянулись, чувства их совпали: они гордились своим детищем (дескать, «знай наших!»), посмеивались над этой наивной гордостью и переживали за предстоящий пуск.
Однако до пуска оставалось еще много дел. Надо было закончить монтаж маслоподвала, развести по стану трубопроводы гидравлики и смазки, закончить сборку и подсоединение электрощитов и пультов управления.
Отпущенный машиностроителям и трубникам год уже истек, и представители Миля требовали лонжероны. Работа на стане шла в три смены, круглосуточно. Марк
