Доктор Яд. О том, кто тихо убивал молодых женщин, пока все боялись Джека-потрошителя - Дин Джобб
Мир Крима теперь представлял собой каменную камеру размером 4 на 2,5 метра. Кокосовая циновка защищала его ноги от холода. Мебели было немного: маленький столик, табурет и кровать; из книг – только Библия и сборник религиозных гимнов. Окно располагалось высоко, чтобы заключенные не могли заглянуть во двор тюрьмы и увидеть постройку, в которой вешали осужденных. Место, где в девять часов утра 15 ноября должен был умереть и сам Крим.
«Меня никогда не повесят!» – заявил он надзирателям вскоре после вынесения приговора.
К нему приставили охрану на случай, если он попытается покончить с собой. Его очки в золотой оправе конфисковали и заменили парой в роговой оправе, чтобы он не порезался куском зазубренного металла. Он ел из деревянной посуды и деревянными приборами. Когда он попросил письменные принадлежности, ему вручили гусиное перо вместо стального. Один из офицеров, расследовавших отравления, счел эти меры предосторожности излишними. «Он совершенно не заботится о жизнях других людей, – заверили журналисты, – но особенно печется о своей собственной шкуре».
Он хорошо спал – до 12 часов в сутки – и запивал еду ежедневной порцией из двух пинт крепкого пива. Его забирали из камеры только тогда, когда он просил разрешения прогуляться по двору. Адвокат Джон Уотерс и капеллан Ньюгейта стали его постоянными посетителями. Он отправил сообщение Саббатини с просьбой тоже навестить его, но она не ответила. Крим, бывший учитель воскресной школы, ставший убийцей, знал Библию и наизусть читал Евангелие от Святого Матфея. Охранники находили спокойствие Крима удивительным и нервирующим. «Если бы я только служил Богу так же хорошо, как служил своим страстям и злым наклонностям, – выпалил он в какой-то момент, – то не оказался бы здесь». Казалось, он даже простил судью Хокинса за то, что тот помешал его оправданию. «Судья выступал категорически против меня, – сказал он в другой раз. – Но, возможно, таков был его долг».
Крим вспомнил свою учебу в Макгиллском университете, где он узнал, как быстро человек умирает, будучи повешенным. «В худшем случае, – сказал он Уотерсу, – меня ждет мучение длиной лишь в несколько секунд, а затем все будет кончено». Однако у него, казалось, имелась надежда, что он избежит виселицы, как это случалось уже дважды. Когда ему сообщили об отсрочке на одну неделю, он затанцевал и запел прямо в своей камере. Крим назвал это «добрым предзнаменованием», как утверждал свидетель. «Он был уверен, что сохранит свою жизнь».
День за днем газеты предлагали все новые доказательства его жестокости и порочности. В письмах, написанных Кримом Саббатини из тюрьмы, перехваченных властями и просочившихся в прессу после суда, он заявлял о своей невиновности и пытался убедить бывшую невесту в том, что неназванный член парламента собрал 200 свидетелей, которые могли бы очистить его имя. Корреспонденция также раскрыла и его попытки оказать на нее давление, чтобы она уничтожила улики и солгала в его пользу. «Я был в полной безопасности, пока вы не свидетельствовали против меня», – жаловался он в одном из посланий. По его словам, она должна была отказаться от своих показаний о написании для него писем с шантажом и поклясться, что не смогла узнать его почерк. Он замаскировал свой почерк в письмах, чтобы избежать передачи полиции дополнительных улик, а потом узнал, что Саббатини передала его завещание и другие образцы письменных документов инспектору Танбриджу. На ее предательство мужчина отреагировал возмущением и угрозами. «Если вы будете раздражать меня каким-либо образом или причините мне какой-либо вред… у вас будут ужасные неприятности, – предупредил он. – Мысли о том вреде, что вы мне причинили, – угрожающе добавил он в другом письме, – приводят меня в бешенство».
Самое ужасное откровение прозвучало из уст Джона Хейнса. Безработный и живущий на подачки из Скотленд-Ярда – Танбридж, который нуждался в его показаниях и боялся, что он склонен к самоубийству, санкционировал выплаты, – он продолжал давать интервью прессе, ведь за это полагалось вознаграждение. Хейнс рассказал о компрометирующем разговоре, который забыл упомянуть в суде. Он утверждал, что однажды отругал Крима за то, что тот болтал с проститутками средь бела дня.
– Тьфу! Я убил много подобного скота.
– Вы действительно утверждаете, что убивали женщин?
– Да, – ответил Крим. – Все представительницы этой профессии должны умереть!
Вскоре лондонские газетчики в унисон завопили: «Полное признание доктора Нила». The News of the World сообщила, что он признался в отравлении трех жертв в Ламбете – всех, кроме Эллен Донворт, – однако эту новость быстро разоблачили как поддельную. Затем Центральное информационное агентство Лондона распространило сообщение, в котором утверждалось, что Крим признался в убийстве «большого количества женщин» в Канаде в конце 1870-х годов. Как и Кловер, их «похоронили без каких-либо подозрений в том, что смерть была неестественной». Это тоже признали ложью.
Телеграфные линии и подводные кабели – всемирная сеть связи тех времен – сделали отравления в Ламбете международной сенсацией. Сообщения о суде над Кримом разлетелись из Олд-Бейли в редакции газет по всей Британии, с грохотом вылетели из прессов в городах и деревнях по всей территории Соединенных Штатов и Канады, с помощью приемников азбуки Морзе добрались до далекой Австралии. Читатели The Herald в Глазго, недалеко от места рождения Крима, узнали, что он не дрогнул, когда ему вынесли смертный приговор. «Неужели Нил сумасшедший?» – гласил заголовок газеты Globe, издаваемой в Торонто. В Монреале, городе, где он получил медицинскую степень, The Gazette на следующий день опубликовала подробный отчет о последних моментах судебного процесса и назвала заключение судьи Хокинса «шедевром ясности и лаконичности». Предстоящая казнь попала на первые полосы новостей в столице Миннесоты Сент-Поле. Редактор The True Republican в Сикаморе, штат Иллинойс, с населением в 3000 человек, придерживался мнения, что осужденный «вполне заслуживает своей участи». В Австралии краткие материалы о предполагаемом признании Крима также появились в мельбурнском Argus и в аделаидском The Observer. Краткое описание его судебного процесса попало и в колонку лондонских новостей The Tasmanian.
«Вся жизнь Нила была наполнена преступлениями, – отмечали в The New York Times. – Ни у кого не было ни малейшего сомнения в том, что приговор справедлив». Другая нью-йоркская газета, The Sun, назвала Крима «самым опасным, самым коварным, самым развратным убийцей эпохи и одним из самых заметных в истории человечества». В Белвидире, штат Иллинойс, жалели, что присяжные округа Бун не смогли приговорить Крима к смертной казни в 1881 году. «Мир избавился бы от монстра, – отмечали
