Валентин Зорин - Мистеры миллиарды
Годами вколачивался этот цинизм в голову американца, жгучим ядом выжигал ему душу и стал сегодня одной из примечательных черт национального характера.
«Наилучший путь к успеху — это успех». Торнтон и его команда прокладывали себе путь к успеху. Стечение благоприятно сложившихся обстоятельств — разве трудное положение фордовских наследников не было, к примеру, таким обстоятельством? — выгодная конъюнктура, конечно, определенные способности, а также опыт, приобретенный во время интендантских операций большого масштаба, — все это дало команде «ловких ребят» возможность проявить себя.
Ловкость их была налицо. Речь идет отнюдь не только о деловой ловкости, хотя она наличествовала безусловно. Придя в правление фордовского концерна, торнтоновская группа проанализировала и критически пересмотрела весь комплекс производства и сбыта, как организацию производственных процессов, так и систему связи с поставщиками, с торговыми фирмами, отношения с правительственными организациями и многое другое.
Некогда именно Форд был одним из первооткрывателей в этой области, создателем, той организации производства, которую Ленин называл «научной системой выжимания пота». Вспомните злые чаплинские кадры из фильма «Новые времена» — именно фордовский конвейер имел в виду великий сатирик. Однако научная система организации труда не является злом сама по себе. Ставя производство на научную основу, способствуя его наиболее разумной и рациональной организации, такая система несет в себе элементы прогресса до тех пор, пока, будучи поставлена на службу безмерной жадности эксплуататора, не превращается в каторгу для рабочего и, следовательно, в орудие не прогресса, а регресса.
К тому времени, когда в фордэвской штаб-квартире обосновалась торнтоновская команда, Форды растеряли многие свои позиции, восстановлением которых на современном уровне и занялись энергичные администраторы. Насколько основательно они это сделали, можно судить по тому, что и по сей день на фордовских заводах действует система, запущенная ими тогда.
Дела фордовского концерна круто пошли в гору. Десятисильная упряжка рвалась вперед. Вместе с удачами росло и самомнение Торнтона. Он уже позволял себе оспаривать мнение хозяина упряжки, самого Генри Форда II. Молодой Форд слишком хорошо знал опасность предоставления большой власти управляющему. Еще свежи были рубцы от укусов Генри Беннета — дедовского любимца. В результате пост вице-президента фордовской компании, был доверен известному конструктору автомашин Эрнсту Бричу, высоким окладом и постом переманенному из «Дженерал моторе».
И Торнтон ушел, став вице-президентом набиравшей в конце 40-х — начале 50-х годов силу компании «Хьюз эйркрафт», принадлежащей калифорнийскому миллиардеру Говарду Хьюзу.
Цена таланта
Электроника — вот то поле, которое решил возделывать Торнтон. Вознамерился осуществить он это тогда, когда немногие еще его коллеги отдавали себе отчет в огромных перспективах этой новейшей отрасли техники.
Своего нового патрона Говарда Хьюза Торнтон убеждал сосредоточить все усилия на создании самого современного оружия. Именно в дни пребывания Техасца во главе «Хьюз эйркрафт» она превратилась в одного из главных поставщиков управляемых ракет для американской армии. Если идею наживы на торговле оружием, собственно говоря, нельзя причислить к разряду торнтоновских открытий — сие было известно американским предпринимателям уже задолго до него, — то в деле освоения электроники и постановки новейших открытий человеческого гения в этой области на службу военному бизнесу среди американских промышленников Торнтон был одним из первых.
Его техническое образование, служба в авиации и деловая интуиция содействовали этому в немалой степени. Правда, и здесь ему на помощь пришел отнюдь не случайный случай, который свел его в недрах «Хьюз эйркрафт» с ученым-электронщиком и небесталанным инженером Хью Джеймсоном. Фанатически увлеченный открывшимися перспективами, но отнюдь не отличающийся чрезмерной щепетильностью, Джеймсон просвещал вице-президента своей фирмы по части того, как можно использовать электронику для создания новейших видов оружия. И не только просвещал, но охотно поставил свои знания и талант на службу созданию орудий уничтожения людей.
Хьюз был в восторге. В его карман хлынул золотой поток. Что же касается Торнтона, то его все больше грызли сомнения. Каждый новый миллион долларов, который он клал в карман своего хозяина, жег ему руки. Он не мог отделаться от мысли о том, что этот миллион мог бы оказаться в его собственном кармане.
В 1953 году Торнтон втихомолку готовился начать собственное дело. Продумано было все до мельчайших деталей. Во-первых, составлена команда. В ней, правда, на сей раз было не десятеро, а трое — Торнтон, теперь уже сам в роли босса, Джеймсон, которого он сманил щедрыми посулами, и некто Рой Эш, один из военных интендантов, служивших в авиационном штабе под началом Торнтона, а после войны подвизавшийся в роли одного из финансовых экспертов в сан-францисском «Бэнк оф Америка». Последнее обстоятельство имело особый вес в глазах Торнтона. Поддержка финансистов, а особенно такого крупнейшего в стране банка, как «Бэнк оф Америка», — фактор немаловажный.
Правда, у «Бэнк оф Америка», с точки зрения хитрого и предусмотрительного Торнтона, был один существенный недостаток. Не первый год толкаясь по коридорам и кабинетам ведущих корпораций и банков страны, он отлично ориентировался в той ожесточенной грызне, которая происходит между представителями так называемых «старых денег» — ведущими банками Уолл-стрита и «молодыми деньгами» — предпринимателями и банкирами Калифорнии, Техаса и некоторых других районов. Ему отлично были известны трудности, которые громоздят на пути молодых конкурентов могущественные уолл-стритские династии. Связать себя исключительно с «Бэнк оф Америка», предстать в глазах нью-йоркских банкиров союзником их грозного калифорнийского конкурента не входило в расчеты изворотливого техасца.
Поэтому, загодя используя старых друзей из фордовского концерна, он флиртует с могущественным и влиятельным на Уоллстрите Джозефом Кеннеди, а затем заручается поддержкой одного из старейших уолл-стритских банков «Лимэн бразерс». Лимэны обещают предпринимателю крупный заем на обзаведение.
Теперь дело за немногим: нужен трамплин, точка опоры, при помощи которой Торнтон намеревался перевернуть мир американского бизнеса. Выбор падает на маленькую компанию, принадлежащую инженеру Чарльзу Литтону, Запатентовав несколько удачных изобретений в области электроники, Литтон создал свою небольшую фирму.
Когда в калифорнийских деловых клубах речь заходит о Таксе, как фамильярно именуют президента «Литтон индастриз», о причинах его необычайно быстрого обогащения, то чаще всего ссылаются на его особые способности, на его талант. Спору нет, Торнтон выделяется среди своих собратьев и коллег и умом, и хваткой, и определенными знаниями.
Но значит ли это, что наличие особых способностей и талантов предопределяет в современной Америке возможность раскрыть эти способности и таланты, предопределяет успех? А как же тогда, скажем, Чарльз Литтон? Талант его несомненен, причем в той самой области, где процвел другой Чарльз — Торнтон. Но Литтон своими идеями если кого и обогатил, то не себя, а Торнтона.
Мне не довелось встречаться с Чарльзом Литтоном. Но об одной встрече, имеющей непосредственное отношение к судьбе таланта в Америке, к вопросу о том, существует ли там прямая зависимость между талантливостью человека и его успехом в обществе, хочу здесь рассказать.
У меня в руках записная книжка, которую я вел во время недавней поездки в Соединенные Штаты. Она открыта на странице, где вместо очередной записи наклеена крупная визитная карточка. О не вполне обычной истории того, как эта визитная карточка попала в мой блокнот, и пойдет речь в этом небольшом, но имеющем прямое отношение к трактуемому нами предмету отступлении.
Я возвращался из района нью-йоркских студентов Гринвич-Вилледжа к себе в отель. Было уже довольно поздно, до ближайшей станции метро неблизко, и я решил воспользоваться такси. Надо сказать, что способ, при помощи которого останавливают такси жители Нью-Йорка, несколько своеобразен: они громко свистят. С церемонностью коренного москвича я поначалу стеснялся и пытался остановить машину взмахом руки. Это не удавалось. А после того как буквально у меня из-под носа розовощекая старушка лет семидесяти, залихватски свистнув, увела машину, я решился. Вспомнив свой опыт многолетнего футбольного болельщика, я, увидев очередной таксомотор, сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул — не хуже, чем у нас в Лужниках. Резко затормозив, машина подъехала к тротуару, и ее водитель, немолодой уже человек с живыми черными глазами, любезно открыл мне дверцу.
