Ларри Коллинз - Горит ли Париж?
Открытая машина де Голля только что подкатила к собору. Де Голль спокойно вышел из нее и принял из рук двух маленьких девочек, одетых в эльзасские национальные костюмы, трехцветный букет. Затем с властным и вызывающе безразличным видом де Голль направился к огромному главному порталу Судного дня собора Нотр-Дам. В это время по площади прокатились залпы выстрелов. Бойцы ФФИ и солдаты 2-й бронетанковой открыли огонь по крышам домов, и вниз дождем посыпалось множество гранитных осколков от гаргулий, украшавших балюстрады собора. Офицеры Леклерка предприняли отчаянную попытку восстановить порядок. Вспыльчивый генерал сам огрел тростью одного из своих беспорядочно паливших солдат.
Де Голль продолжил шествие с невозмутимым видом. В полумраке собора приглашенные на благодарственный молебен слышали доносившиеся снаружи приветственные вопли толпы и резкие звуки ружейной стрельбы. Когда де Голль вошел через портал Судного дня, перестрелка началась в самом соборе. В притихшем, прохладном пространстве огромной церкви эхо перестрелки перерастало в грохот. Прихожане распластались на полу, пытаясь, как показалось капитану Ги, «натянуть на себя молельные скамейки, словно щиты». По 190-футовому проходу, отделявшему его от предназначенного для него места, де Голль шел все той же размеренной походкой, при этом следовавшая сзади и уже изрядно поредевшая группа должностных лиц все так же отставала от него на один шаг. Андре Ле-Троке, один из министров де Голля, прошептал: «Я вижу больше задов, чем лиц». Какая-то женщина высунула голову из-за своего сиденья ровно на столько, чтобы прокричать «Да здравствует де Голль», и снова нырнула в укрытие. Стоя у выхода, Жаннин Стил, секретарша одного из старших офицеров де Голля, подумала: «Мерзавцы, они убили его». Затем, увидев в глубине церкви его маячившую голову, она подумала: «Какая мишень». И наконец, когда он продолжал идти вперед: «Прямой и несгибаемый, столб света, рассекая полумрак, упал ему на плечи». В этот момент симпатичная блондинка, никогда не бывшая ярой голлисткой, почувствовала, что ее глаза наполняются «слезами гордости за этого человека».
У начала поперечного нефа де Голль спокойно направился к предназначавшемуся для него почетному месту слева от главного прохода. Шедший сзади генерал Кёниг оглядел прихожан, после чего победитель при Бир-Хакейме повелительным тоном крикнул: «Есть ли у вас гордость? Встать!» Стрельба в соборе все еще продолжалась, но де Голль с псалтырем в руке встал перед совершавшим богослужение священником и повторил за ним все фразы из «Магнификат».
Понимая, что продолжать дальше бессмысленно, он прервал службу после чтения «Магнификат». Тем же размеренным шагом, каким он входил в собор, де Голль покинул его.
Ни один шаг, который он мог бы предпринять, ни одна фраза, которую он мог бы сказать, не принесли бы де Голлю такое восхищение соотечественников, как эта демонстрация личного мужества. «После этого, — сказал один из наблюдавших за ним американских газетчиков, — Франция была уже у де Голля в руках».
Оставался открытым вопрос, кто стрелял. Окончательный ответ так и не будет найден. Но среди все большего числа голлистов высказывалось подозрение, что это было сделано не милицией Виши и не немецкими снайперами.
От края моста Дубль два молодых полковника наблюдали за тем, как солдаты Леклерка обстреливают крыши домов вокруг собора. «Я вижу, — сказал коммунист полковник Роль полковнику Жаку де Гийбону из 2-й бронетанковой, — что ваши солдаты не очень-то знакомы с уличным боем».
«Да, не знакомы, — ответил Гийбон, спокойно глядя на руководителя парижского восстания, — но они непременно научатся».
18
У его окружения, возможно, и возникло недоумение по поводу инициаторов перестрелки; де Голль не сомневался относительно того, кто за этим стоял. Он был убежден, что это дело рук коммунистов. Возвращаясь в Министерство обороны, он заметил своим помощникам: «Ну вот, господа, в нашей стране существуют силы, готовые уничтожить меня, чтобы проложить себе дорогу к власти». В худшем случае, предполагал де Голль, стрелявшие намеревались убить его, в лучшем — посеять семена хаоса, который был бы на руку его соперникам.
К моменту возвращения в Министерство обороны у де Голля созрело решение. Восторженный прием со стороны толпы подтверждал, что он пользуется поддержкой народа; стрельба продемонстрировала те опасности, с которыми ему придется столкнуться. Он решил реагировать немедленно, пока находится на вершине популярности, и сломить своих противников. Его первым решением было разоружить ФТП и раздробить их на небольшие подразделения в составе регулярной армии, где они будут связаны армейской дисциплиной.
Через несколько часов генерал Кёниг заявил полковнику Ричарду Виссерингу из штаба Верховного командования союзников, что «самой страшной опасностью в Париже в настоящее время являются ФФИ». Де Голль, продолжал он, хочет «ослабить напряжение, облачив самые беспокойные элементы в военную форму и связав их воинской дисциплиной». С этой целью Кёниг попросил «срочно» предоставить 15 тысяч комплектов обмундирования. Вслед за информацией Кёнига в штаб Верховного командования союзников поступило донесение: «Ситуация с точки зрения общественной безопасности вызывает тревогу. Граждане, придерживающиеся различных взглядов, опасаются арестов со стороны той или иной банды. Представляется, что большинство этих групп носит политический характер, и самая мощная из них — коммунисты. Район [Парижа] быстро превращается в зону террора, и всеми сторонами высказывается общее мнение, что в любой момент может возникнуть состояние гражданской войны».
Де Г олль написал Эйзенхауэру, убеждая его в абсолютной необходимости оставить 2-ю бронетанковую дивизию в городе до полного восстановления порядка. На следующий день он попросил Эйзенхауэра устроить в городе парад американской дивизии, чтобы продемонстрировать населению, насколько союзники поддерживают его правительство.
Через два дня де Голль объявил о роспуске высших эшелонов командования ФФИ в Париже. Он объявил, что «те подразделения ФФИ, которые могут быть полезны», будут включены в состав действующей армии. Все члены ФФИ должны были зарегистрироваться у Кёнига. Их оружие и снаряжение должны быть сданы на хранение под наблюдением воинских подразделений генерала Кёнига.
НКС вместо «национального дворца» получил для проведения нескольких своих заседаний невзрачную виллу, принадлежавшую английскому лорду, после чего эта организация была быстро предана забвению. Де Голль, конечно, никогда не присутствовал на его заседаниях. Лишь однажды он устроил для его членов короткий прием. Они выразили свое намерение преобразовать эту организацию в постоянный орган, функционирующий параллельно с правительственными учреждениями, передать в ведение КОМАК, военного органа НКС, коммунистическую милицию. Де Голль вежливо, но безапелляционно заявил, что их деятельность должна быть прекращена. Законность и порядок будут обеспечиваться полицией, сказал он. В «народной милиции» коммунистов больше нет необходимости. Она была распущена, равно как и КОМАК, членов которого он так и не принял.
«Железо было горячо, — писал позднее де Голль в красноречиво сдержанных выражениях, — и я нанес по нему удар».
19
Тишину ночи заполнил низкий, мощный гул самолетов. Они прилетели с северо-востока, накатываясь угрожающими волнами вдоль реки, пока не начали содрогаться терракотовые стены уже спавшего городка Ме-ан-Мюльсьен. С романской колокольни церкви Нотр-Дам-де-л’Ассомпсьон пожилой немецкий сержант с удивлением наблюдал, как они с грохотом проносятся мимо, целыми дюжинами, крылом к крылу, разрезая небо едва ли не в тысяче футов над его головой. Давно уже не видел он подобного зрелища. Самолеты были немецкими и направлялись они строго вниз по течению Марны, к Парижу, расположенному в 48 милях отсюда.
Капитан Тео Вульф также наблюдал за ними из парка старого замка к северо-востоку от Парижа, куда Хубертус фон Аулок перенес свой штаб. Заслышав шум их моторов, Вульф поспешил в укрытие. Ветеран Нормандии знал, что небо Франции принадлежало теперь союзникам. Он прислушивался к рокоту самолетов, проносившихся над головой. Шум их работающих двигателей показался ему не похожим на моторы «мародеров» и В-24, ставших привычными в небе Нормандии. На мгновение ему показалось, что это могут быть «хейнкели» люфтваффе. Но Вульф был уверен, что люфтваффе не поднимет в небо такое количество самолетов. Капитан заблуждался.
Германский воздушный флот № 3 действительно вернулся в небо Франции, чтобы коротко и навсегда с ним распрощаться. В реймском штабе генерал-оберста Отто Десслоха не было «забывчивых» генералов. Наконец-то, через тринадцать дней после первого приказа об обороне города и через сутки после его сдачи, Адольфу Гитлеру все-таки удалось причинить Парижу малую толику тех разрушений, которыми он грозил. Шпейдель не дал воспользоваться ракетами Фау, но люфтваффе оставался верен приказам фюрера.
