Анатолий Кузнецов - На «Свободе». Беседы у микрофона. 1972-1979
Времени ходить по Москве — вот плохо — нет. Все расписано. Львиную долю времени нужно сидеть, конечно, на заседаниях, остальное — эти самые, значит, завтрак-обед-ужин, еще будут экскурсии — осмотр Музея Ленина, Музея Революции, Выставки достижений народного хозяйства. На магазины, на ГУМ не предусмотрено и секунды. Но — вот она, забота о депутате: в фойе Кремлевского дворца в перерывах между заседаниями торгуют специально устроенные киоски с промтоварами. И лишь объявят перерыв — бегут со всех ног занимать очередь доярки и ткачихи, овцеводы и оленеводы: там дают платки, клеенку, нейлоновые чулки, чашки с цветочками и еще тысячу прекрасных вещей. Рубли из-за пазухи так и тают. Даже апельсины иногда бывают. То-то гостинцев она везет всякий раз в деревню.
Меня это так все удивляло, я подробно расспрашивал об ассортименте товаров, которые можно достать — подумать только! — в самом Кремле во время сессии самого Верховного Совета. Вот нейлоновые чулки, например, что, и за ними нужно пробиваться к прилавку? А как же! Потом уже, как большинство отоварится, так свободнее, но каждый спешит вперед толкаться, а то, глядишь, платки или апельсины уж и кончились.
«Но апельсины в Москве всюду есть, — говорил я. — И чулки». Она искренне удивилась: «Правда?» — «А, скажите, красную или черную икру там, в Кремле, в этих киосках дают? Или растворимый кофе, такой, в порошке, в консервных баночках?» Нет, икру она не помнит, чтобы давали. Кофе — может, и был, но она не знает, как выглядит. Но икру им за столом дают иногда, в день закрытия сессии, на прощальном ужине, так что она сподобилась и икры попробовать, и в Кремле была, и в самой настоящей гостинице жила, и обратно, тут же опять купейный билет на руки, жаль, нельзя хоть на денек остаться, по универмагам бы походить… Но нет, пора обратно к коровам — там уж девки проклинают, все эти дни должны были за нее вкалывать, но каждую она задобрит гостинцем, выполненным заказом и рассказами о чудесах столичной жизни. Вот так.
Пусть не создастся у кого-нибудь впечатление, что я иронизирую над дояркой. Нет, я просто рассказываю все как есть. Скорее даже наоборот, меня как-то очень трогало все то, что она рассказывала, — это так жизненно, такие точные, правдивые детали, все так понятно. Она так тяжко работала от зари до зари: ферма, дом, семья, приусадебный участок, о чем тут говорить. Что она была добрый человек — вот доказательство, для меня убедительное. Другие доярки на ферме ее любили, а в селе я слова худого о ней не слышал. Это года за два, пожалуй, что я туда ездил, подолгу живал. Завидовали, да, но — как человеку, которому выпал выигрыш в лотерее. Повезло! Избу поправила, хоть свет повидает… Дай ей Бог. Человек старательный, послушный, может долго быть депутатом Верховного Совета, иногда даже пожизненно.
6 сентября 1975 г.
На космические темы
Издавна люди задумывались над вопросом: являются ли они чем-то уникальным во Вселенной, или где-то еще существует осмысленная жизнь, как говорится, «наши братья по разуму», населяющие другие небесные тела, может, не такие, как мы, в смысле биологического устройства, даже наверняка не такие, но разумные, с которыми при встрече мы могли бы договориться?
Теперь, можно сказать, окончательно победило мнение, что — да, есть, и много. Но только где? И как завязать с ними контакт? Мнению этому способствовало расширение наших представлений о Вселенной, определение нашего места в ней как более чем самого скромного, микроскопически, «микронно» скромного.
Чтобы представить себе количество звезд в одной только нашей Галактике, которую мы называем Млечный Путь, нужно прибегнуть к каким-нибудь упрощенным сравнениям, иначе представить, постичь это прямо-таки невозможно. Вообразим, что мы стоим на просторном морском песчаном пляже, тянущемся в обе стороны сколько видит глаз. Мокрым пальцем попробуем взять из песка одну песчинку. Это будет наше Солнце. Остальной песок до горизонта — это будут прочие звезды нашей Галактики. Чтобы в этом масштабе представить планеты при нашем Солнце, нужно через микроскоп увидеть несколько пылинок, приставших к песчинке, одна из которых будет как бы наша Земля.
По форме Галактика, в которую входит наша Солнечная система, сравнима с диском. Диаметр этого диска определяется в сто тысяч световых лет. То есть световой сигнал, пущенный с одного края Галактики, шел бы до другого ее края сто тысяч лет. Скорость света — это самое быстрое, что нам известно, ничего быстрее мы пока не знаем. Скорость света — примерно триста тысяч километров в секунду. И, проходя каждую секунду по триста тысяч километров, свет должен идти сто тысяч лет, чтобы пересечь нашу Галактику из конца в конец. Как такое расстояние вообразить? Тут уже никакие сравнения не помогут.
Но, допустим, построили мы когда-нибудь космический корабль, движущийся со скоростью света, он отправится пересекать Галактику, и ждать его обратно нужно через (сто туда да сто обратно) — через двести тысяч лет.
Солнце с планетами находится поблизости от края Галактики, так сказать, на относительно пустынной ее окраине. Мы — как бы глухая отдаленная провинция по отношению к центру, где находятся главные скопления звезд. Все это так невообразимо огромно… Но теперь что такое наша Галактика по отношению к известной нам на сегодня части Вселенной?
Сделаем сравнение с песком опять, но одной песчинкой на пляже определим нашу Галактику. Тогда весь остальной песок — будут Галактики другие.
Да еще этот песок надо поднять и рассеять в пространстве, так, чтобы каждая песчинка оказалась на огромном расстоянии от другой. Вот, значит, в этом невообразимом вселенском механизме где-то существует конкретно наша звездочка — Солнце, вокруг этой звездочки оборачиваются несколько пылинок, одна из них — Земля, на оной и живем мы, гордые люди.
Конечно же, первый вопрос: неужели среди всей этой невообразимости лишь только на одной-единственной пылинке образовались благоприятные для жизни условия? Налицо простая вероятность, что где-то еще, и еще, и еще сложились подобные же условия или условия отличающиеся, но способствовавшие возникновению разумной жизни в иных, чем у нас, формах.
На самих раскаленных звездах жизнь, очевидно, невозможна; по крайней мере такое предполагать мы не рискуем. Но вокруг многих звезд, безусловно, обращаются планеты. Только в одной нашей Галактике количество звезд, обладающих планетами, должно выражаться числом порядка сотен миллионов. Оставим другие Галактики, ограничимся одной нашей. Среди этих сотен миллионов планетных систем мы не можем быть уникальным исключением. Должны быть разные виды разумной жизни и побольше нашей, и постарше нашей, и, может быть, существовавшей вообще задолго до самого формирования нашей Солнечной системы. Где-то разумная жизнь могла достигать максимальных степеней развития, которые мы и вообразить себе не в силах. Может быть, там, поближе к ядру Галактики, разные цивилизации находятся в контакте. Может быть, пространство пронизано их сигналами, но мы не умеем их принимать. Мы ведь только первое столетие пользуемся радиоволнами, хотя совсем недавно и не подозревали, что они существуют. А может быть, мы сегодня еще не подозреваем о каком-то ином средстве связи, по сравнению с которым радиоволны будут выглядеть так же примитивно, как перекрикивание и ауканье наших предков по сравнению с радиосвязью.
Возможно, в самых ближайших к нам окрестностях нашей Галактики все же нет цивилизаций, более развитых, чем наша. Довод такой. Мы вот только что начали выходить в космос. Делаем первые шаги в освоении пока своей Солнечной системы, но принципиальный скачок произошел, и в не таком уж отдаленном будущем люди обследуют и близлежащие участки Галактики. Если бы где-то поблизости была цивилизация, опередившая нашу, то она бы уже обследовала окрестности и она бы первая обнаружила нас. Этого не происходит, и, вероятно, исследовательским зондам и экипажам космических кораблей долго еще придется находить на разных планетах лишь камни, камни…
Еще в начале века писались фантастические романы о жизни на Луне. Какая там жизнь, одни камни. Особенно разочаровал Марс: ни марсиан, ни каналов, каменная пустыня. На Венере температура — как в плавильной печи. На остальные планеты надежды нет. Так что в Солнечной системе, здесь, мы, да, одни.
Есть, однако, наоборот, предположение, что уже в прошлом нашу Землю посещали пришельцы из других миров. Накапливается все больше совершенно необъяснимых фактов, явлений — какие-то странные отголоски в преданиях и мифах, причем все это прекрасно объяснялось бы, если бы оказалось, что пришельцы были. Были слишком рано, когда люди не в состоянии были ни понять, кто они такие, ни всерьез с ними общаться. Лишь, говорят сторонники такой гипотезы, обожествляли пришельцев да кое-чему практическому немного научились. Этим мог бы объясниться огромный и пока никем убедительно не объясненный скачок от полудиких племен до поразительно высоких по своим временам древнейших земных цивилизаций с астрономией, географией, высокой строительной и другой техникой. Причем не везде, а только кое-где — возможно, там, где приземлялись эти пришельцы? «Учителя» — называл их поэт Брюсов, который помимо поэзии занимался усиленным изучением древнейшей истории. Брюсов считал, что скачок был совершенно не под силу полудиким людям в короткий срок. Такое впечатление, что, образно говоря, вчера они еще ордой охотятся на мамонта, а сегодня уже знают причину солнечных затмений и вычисляют их наперед. Скачок мог бы объясниться присутствием, временным, каких-то «учителей», после отбытия которых многое из того, чему они научили, перепутывалось, забывалось, приобретало фантастические формы, и лишь бесконечное число сказаний о разных богах с неба докатилось до нас эхом древних реальных прибытий реальных существ с неба.
