Невероятное путешествие из Нью-Йорка в Голливуд: без денег, но с чистым сердцем - Леон Логотетис
— Эй, чувак, — прервал меня коренастый незнакомец, — зачем?
— Зачем?
— Зачем бы мне помогать тебе? Зачем бы хоть кому-то помогать тебе? Что ты дашь взамен? Это Нью-Йорк, мужик.
— Да, но я пытался петь и танцевать…»
— Ха. Не, мужик. Я говорю, у тебя должна быть история.
На секунду я задумался, а затем протянул ему руку:
— Я — Леон. Я сделаю все, что ты захочешь. Если ты купишь мне билет до Ньюарка, ты станешь мне как брат.
И он, и его спутница — оба рассмеялись, — Да, да, но у меня есть брат. Все, что я хочу знать, где твоя история, мужик? — спросил он.
— Все дело в том, как ты сможешь подать себя, — сказала его спутница.
— Подать себя?
— Да, мужик. Если тебе что-то нужно, ты должен поработать для этого.
Это уже было не лишено смысла. Мои новые кураторы были знающими ребятами. Я мысленно представил себе всех бездомных, которых я видел на улицах Лондона. Каждый из великого множества тех, мимо которых я спокойно проходил каждый божий день, либо держал перед собой табличку с надписью, либо пел, либо играл на музыкальном инструменте. Я подумал, какой дерзостью должен обладать человек, чтобы подойти к вам в лондонском метро, рассказать свою историю и попросить о помощи. Да, история и то, как вы ее рассказываете, — вот что убеждает людей.
И речь моя потекла рекой: я рассказал всю правду о своей ситуации в мельчайших и необязательных деталях, я выдал все причины, заставившие меня покинуть комфортную лондонскую квартиру, чтобы бесцельно шататься по Америке. Они получили больше, чем могли ожидать.
— Что ж, для начала неплохо! — рассмеялся мужчина. — Смотри, Дом, лысый может рассказывать истории!
— Я Леон, — улыбнулся я.
— Я Дон.
— Доминика, — представилась его спутница.
Мы все пожали друг другу руки. Рукопожатие Дона было крепким.
— Какой еще совет вы могли бы мне дать? — спросил я, когда мы зашагали прочь с того места.
— Ты должен уметь… продать себя, — решительно сказала она. — Ты должен заставить людей заметить себя, прежде чем они решат помочь тебе. Ты так тихо скользишь вокруг людей, с тем же успехом ты можешь спрятаться за мусорным контейнером.
— Значит, я попросту невидим?
— Что-то вроде того.
Вот тайна и раскрылась.
Я был невидим, в действительности же я долгое время взращивал и лелеял эту невидимость. Бытие тенью имеет свои преимущества: никакой социальной ответственности, ни единого шанса обнажить свои слабые места, никаких забот о судьбах остального мира. Я слишком долго прожил в мире теней. Теперь я был в Нью-Йорке, где встретил первых своих скрытных ангелов, которые с первого взгляда разглядели во мне то, чего я видеть не мог: в этом мире я был призраком, а жизнь моя проходила в тени. Наступило время стать человеком, даже если это и пугает меня.
А испугаться мне было чего. Счастье, которое я испытывал от сознания того, что встретил Дона и Дом Фокс, которые первыми согласились помочь мне на моем пути, длилось недолго. Оно было резко прервано разъяренными криками двух необыкновенно крупных мужчин. Их дутые куртки и джинсы не по размеру увеличивали их фигуры до размеров скалы, а скорость их передвижения приводила меня к выводу, что они доберутся до нас прежде чем я смогу просто оценить обстановку. Они шли в унисон, синхронно печатая шаг, выражение их лиц передавало одну простую мысль: мы большие и мы очень злы.
— Ммммм… Д-д-дон? — прошептал я.
— Вот дерьмо, — выругался Дон, — они идут за нами всю дорогу от Бруклина.
— Но кто… кто они? — спросил я.
— Сутенеры, — понизив голос, ответил Дон, — они думают, мы пытаемся залезть на их территорию.
— О! Сутенеры. Прелестно.
В план моего путешествие не входило намерение стать частью нью-йоркской уголовной статистики. Лос-анджелесская статистика была куда предпочтительнее. Если на роду мне написано быть убитым, я бы хотел, чтобы это случилось на берегу океана, в сиянии победы, после того как снизойдет на меня прозрение. Гораздо романтичнее, чем насильственная смерть на улицах Манхеттена.
Через несколько секунд зловещая парочка нас настигла. «Какого хрена ты делаешь на нашей территории?» — взорвался тот, который был выше, склонившись нос к носу к лицу Дона. Редко я вижу, чтобы носы двух мужчин соприкасались, в этом случае зрелище было ужасающим.
Доминика с легким изяществом втиснулась между двумя мужчинами и пустилась в объяснения, что они с Доном просто проходили через Бруклин на пути в Манхеттен. Дон отодвинул ее назад, и теперь они стояли рядом как единый фронт. Я же оставался в стороне, чувствуя себя чем-то вроде необъявленного приза. Голоса становились громче, тон — жестче, я оглядывал местность, где мог бы спрятаться, когда начнется неизбежная стрельба, — мусорный контейнер, урну, канализацию. Мой выбор пал на удобно расположенный фонарный столб, жаль только я не был достаточно тонким.
Все закончилось через 30 секунд. Бросив напоследок несколько гневных фраз, сутенеры развернулись и с достоинством удалились. Очевидно, опасность возникновения территориальной войны миновала. Я осторожно покинул свое ненадежное укрытие.
— Что ты сказал им? — спросил я.
— Я сказал им, что если они не оставят нас в покое, получат нож под ребра, — без обиняков ответил Дон.
— О! нож! Прелестно, — я чувствовал головокружение.
— Никто, твою мать, не смеет связываться со мной.
— Да, да, конечно, — мои ноги подкашивались.
— Да шучу я, шучу! Не, мужик, я просто сказал им, что они выбрали не тех людей, и попросил их отстать. Ничего серьезного.
Я нервно усмехнулся, Дон и Дом веселились, давясь от смеха.
— Ладно, мужик, пошли, проводим тебя до Ньюарка!
— Ньюарка? Но у меня только пять долларов.
— До Ньюарка, мужик, не до Чикаго. Это стоит только полтора доллара на подземке.
Итак, после того, как меня проигнорировало бесчисленное количество ньюйоркцев после того как я побывал практически на гране панической атаки, после того как обнаружил себя втянутым в гангстерские разборки, оказалось, что я могу и сам заплатить за билет. В тот момент этот факт воспринимался как самая забавная вещь в мире и даже Ньюарк казался мне Землей обетованной.
Все еще наслаждаясь первым знакомством, которое мне удалось завести, я смотрел, как Дом склонила свою голову на плечо Дона. Между нами было очень мало общего. Они были искушенными в уличной жизни нью-йоркцами, а я — англичанином, который держался от улицы так далеко, как это только было возможно. Однако было здесь некое волшебство, которое пробивает себе дорогу
