Немецкая русофобия и её причины. Философия, история, политология - Штефан Боллингер
Всё это подтверждает, что рассмотрение национальных характеров, культур и духовных устремлений, без сомнения, важно. Но, когда речь заходит о таких крупных исторических конфликтах, как те, что начались после 1914 года, одного такого подхода оказывается недостаточно. Критики скажут, что национальный характер относится скорее к области фольклора, его изучение связано с действием по наитию и толкованию наугад. Но помнить о нём важно, когда необходимо учитывать мысли, действия людей, элит и масс.
Однако исторический опыт доказывает, что, приписывая объекту какие-либо свойства, можно легко манипулировать представлениями о нём: только что был добродушный – а теперь жестокий русский. Была величественная ширь русской степи – стала бесконечная дорога в плен или из плена…
В этой книге говорится о ключевых событиях в немецко-российско-советской политике, вписанной в более широкий глобальный контекст[26]. В конце XIX – начале XX века ведущую роль в Европе играли Великобритания и Франция, а с окончанием Первой мировой войны на первый план вышел игрок, имеющий решающее значение и сейчас, – Соединённые Штаты. Влиятельный американский политолог польского происхождения, советник президентов и временный глава Совета по национальной безопасности Збигнев Бжезинский в 1990-е годы разрабатывал стратегические сценарии мира, в котором будет доминировать одна держава, США. Даже после победы в холодной войне обеспокоенный взгляд Бжезинского по-прежнему был устремлён на Россию и Китай. К его позиции действующий американский президент крайне серьёзно относится и сегодня.
Даже в 90-е годы несмотря на то, что Россия была крайне ослаблена, а её президент Борис Ельцин придерживался в основном прозападной политики, страх перед возрождением России преобладал. Чтобы этого избежать, нужно было не позволить России окрепнуть, держать её подальше путём западной интеграции бывших советских республик и восточноевропейских соседей и, по возможности, втянуть её в азиатские конфликты.
Уже тогда Украине отводилась особая роль. По словам Бжезинского, «Украина – новое и важное пространство на евразийской шахматной доске, геополитическая ось вращения и центр тяжести, поскольку одно лишь её существование как независимого государства способствует преобразованию России. Без Украины Россия больше не является евразийской державой. Тем не менее она может стремиться к статусу империи, но тогда, вероятно, станет преимущественно азиатским государством, вовлечённым во все мучительные конфликты с бунтующими жителями Центральной Азии, не желающими мириться с утратой недавно обретённой независимости своих стран и получающими поддержку от других исламских государств на юге»[27].
Бжезинский считал, что любая демократизация и экономический рост России при поддержке Запада неблагоприятны для США, поскольку всё это, как полагал стратег, вновь подстегнёт великодержавные амбиции России и позволит ей конкурировать с западным миром, а точнее, с Соединёнными Штатами.
Средство против этого нашлось: бывшие части Советского Союза и блока советских государств следует стравить друг с другом. Но политический стратег пошёл ещё дальше, коснувшись отношений Германии и России. «И Франция, и Германия недостаточно сильны, чтобы строить Европу согласно своим представлениям или решать с Россией вопросы, связанные с определением географических границ Европы. Это требует энергичных, сосредоточенных и решительных действий Америки, особенно по отношению к немцам, с тем чтобы определить размеры Европы и справиться с такими щекотливыми – особенно для России – проблемами, как возможный статус прибалтийских государств и Украины внутри союза европейских государств»[28].
Такое заявление согласуется с названием книги Бжезинского, которое в оригинале звучит как «The Grand Chessboard» («Великая шахматная доска»): государства подобны шахматным фигурам в руках глобального игрока, США.
Всё верно, решающее значение для ситуации имели и имеют не только немецкие интересы. Скорее, следует задаться вопросом о политическом значении немецкого государства или государств, об их обязательствах и заботе о собственных, отнюдь не скромных и не оборонительных интересах. Это имело значение 100 лет назад, важно и сегодня.
Как в прошлом, так и в настоящем лица, находящиеся у власти, хорошо знают, чего хотят и когда их друзьям приходит время стать врагами – момент этот наступает, стоит речи зайти о власти и влиянии. Государства являются лишь инструментами правящих кругов (ранее их называли классами), у государств нет друзей, у них есть интересы.
Накануне Первой мировой войны начальник Большого Генерального штаба Хельмут фон Мольтке-младший заверил своего австро-венгерского коллегу в нерушимости союза Германии и Австро-Венгрии в конфликте с Сербией и Россией. Он предупредил, однако, что причина войны должна быть понятна немецкой общественности: «По-прежнему я считаю, что в Европе рано или поздно должна начаться война, в которой в первую очередь столкнутся германцы со славянами. Подготовиться к ней – обязанность всех государств-знаменосцев германской духовной культуры. Но напасть должны славяне»[29]. Во время войны нужны были не столько «знаменосцы германской духовной культуры», сколько военные и промышленные магнаты, видевшие на востоке все шансы для расширения своей власти и новых прибылей.
После того, как в 1917 году в России произошла победоносная революция и был создан общественный строй, который считался социалистическим, эта империя на Востоке стала вызывать ещё большее беспокойство, несмотря на то что с ней приходилось временно сотрудничать в борьбе против ещё более серьёзных угроз, о которых я ещё расскажу подробнее. Отныне речь шла уже не о «жизненном пространстве», не о завоеваниях на Востоке, а о свержении этой, казавшейся противоестественной, власти неимущих. Собственный капиталистический строй, рассматриваемый как единственный возможный и потому естественный, теперь, казалось, находится под угрозой. Ведь, в конце концов, неимущие были и в Германии.
Адольф Гитлер и нацистские стратеги принадлежали к этой «школе мышления», и потому они, вопреки пропагандистским заявлениям, никогда не ставили роль капитализма под сомнение и не собирались с ним бороться. Они заблаговременно сформулировали планы, которые следовало воплотить, начиная с 1941 года, при помощи немецких вооружённых сил и немецких финансовых магнатов. «Германия либо станет мировой державой, либо перестанет существовать. Но чтобы стать мировой державой, ей нужны такие размеры, которые в нынешнее время дадут ей необходимую значимость, а её гражданам – жизнь… […] Мы начинаем с того, на чём остановились шесть столетий тому назад. Мы прекращаем вечное германское устремление на юг и запад Европы и обращаем взор на страну на востоке. Мы, наконец, завершаем колониальную и торговую политику довоенного времени и переходим к земельной политике будущего.
Но сегодня, когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь
