Журнал Русская жизнь - Массовая культура 08.05.2008
Я вовсе не против Бирюлева как вполне, может быть, симпатичного района нашего города, где, вероятно, живут прекрасные люди. В смысле своего отношения к вещам все мы немножко из Бирюлева, вне зависимости от того, где живем - в Москве, Риме или Лондоне. Сообщения о Даше Жуковой, покупающей в лондонском бутике десяток одинаковых сумок разных цветов, время от времени будоражат незрелое воображение пользователей сайта compromat.ru. Московские барышни, коллекционирующие «Биркин» и идущие бог знает на какие ухищрения, чтобы хоть немного продвинуться в очереди за счастьем, отдадут все на свете только за то, чтобы потом, небрежно развалясь на диванчике в ресторане и поставив свое сокровище на специальную скамеечку, лениво пропеть подругам: «Я "Биркин" люблю за то, что это самая удобная сумка!» Не верьте, подруженьки. «Биркин» - сумка большая, тяжелая, носить ее можно только на сгибе локтя, внутри все сваливается в кучу, как в мешке. «Биркин» - чистый случай «удушения за престиж».
Вообще, понятие «удобство» из этого мира изгоняется со страстью почти шаманской. «Я привыкла носить неудобные вещи, - говорит одна моя московская знакомая, красавица и светская дама, - поскольку все красивое обычно неудобно». «Сошла с каблука - сошла с дистанции», - говаривал один известный московский стилист, ныне покойный. За ним эту остроту повторяют все кому не лень. Без туфель «Маноло» в борьбу за счастье лучше не вступать - шансы равны нулю. Если, конечно, смотреть на жизнь серьезно и не увлекаться гитаристами, менеджерами средней руки и прочими бывшими одноклассниками.
Но вернемся к «Биркин». Несколько лет назад в московском бутике Hermes, куда рвутся души любительниц «Биркин» и где, как в любом другом магазине этой марки, девушек выстраивают в очередь (сумку приходится ждать года два), было введено устное правило: сумку кому попало не продавать. Это значит, что Hermes был немало озабочен тем, что культовая сумка попадала в руки молоденьких золотоискательниц, «не заслуживших», с точки зрения магазина, этой высокой чести. Магазин понять можно - этак любая простушка обзаведется «Биркин» и станет вводить общественность в заблуждение по поводу своего статуса. Магазин попытался максимально усложнить доступ к предмету престижа. Каждой соискательнице рекомендовали стать сначала клиенткой Дома, проникнуться его философией (опять же!), купить пару сервизов или седел, а уж потом становиться в очередь. Наши девушки, не будь дуры, съездили в Милан и Париж и заказали себе сумки без всех этих хлопот.
Те, кому счастье занять очередь в «Hermes» не светит даже в перспективе, утешаются польскими и китайскими подделками под вожделенный символ статуса. Они свято верят в то, что определить подлинность сумки может только тот (или та), кто Знает. На московских презентациях можно видеть смышленых барышень с «Биркин» поросячье-розового цвета из фальшивой, покрытой перламутром змеиной кожи. Вызывая зависть подруг, они вправе не ждать от них подвоха, какой, бывает, подстерегает обладательниц настоящих сумок - когда ты даже не можешь уследить момент, в который доброжелательница легким профессиональным движением нырнет в твое кожаное сокровище, вывернет внутренний ярлычок и завистливо протянет: «О-о, какой у тебя номер маленький! Из первой серии? Сколько ждала?»
Настоящая «Биркин» или китайская, суть одна - вещь призвана произвести впечатление на окружающих, придать своей обладательнице товарный вид. Можно сколько угодно рассуждать о том, что наша страна была долгие годы ущемлена, не одета, не обута и не накормлена, и то, что мы имеем сейчас, лишь следствие всеобщего равенства в бедности. Может быть, то, что мы сегодня переживаем, напоминает годы Великой Депрессии в Америке, когда на фоне всеобщего кризиса появился термин «золотоискательницы», и девушки были готовы голодать, а также пойти на все праведные и неправедные уловки, лишь бы скопить на серебристую норковую шубку (именно серебристую, сначала короткую, а потом и в пол - таков был критерий успеха тех лет, тогдашний «Биркин»). Стремление «казаться, а не быть», столь мало популярное в сегодняшних странах с устоявшейся демократией, похоже, еще долго будет заставлять наших барышень тратить на экстерьер больше зарплаты. И это, кажется, вполне оправдывается. В смысле, приносит желаемые дивиденды.
Недавно одна моя знакомая «урвала» у прогрессивных одесских дистрибьюторов новый фетиш - сумку «Kieselstein». Стоит, как «Биркин», выглядит победительно уродливо, из кожи рептилии, с металлическими головами грифонов в качестве украшения. Эффект, производимый сумкой на окружающих, приятельница оценила сразу. «Представляешь, я захожу в бутик в Швейцарии, а они как все на меня набросятся! Да где вы взяли, да сколько стоит… Я реально почувствовала себя женщиной богатой и со вкусом!»
Вот ради этого все и делается. Хочется чувствовать себя богатой, и чтобы это чувство с тобой разделяли окружающие. Хочется быть похожей на картинку, красиво одеться, носить бриллианты (почему-то никому не хочется копировать образ жизни кумиров, например, усыновить пару-тройку эфиопских младенцев, как Анджелина Джоли или Мадонна), приобщиться к внешнему проявлению успеха. И тогда от тебя, как от заговоренной, отступят бедность и подлость ежедневного бытия. И будет тебе счастье. Как раз такое, какое бесконечно улыбается нам из всех глянцевых дыр. Счастье настолько же попсовое и целлулоидное, насколько попсовы и целлулоидны сами персонажи, на которых нам предстоит быть похожими.
Мое мармеладное
Ребенок и масскульт
Евгения Долгинова
I.
Несколько лет назад мы с писателем Харитоновым М. ехали в машине, водитель включил радио.
«Ты прости меня, малыш, ду-ду-ру-ру. Если любишь, то простишь - ду-ду-ру-ру». Мы как-то одновременно замерли. «Скажите, кто эта прекрасная женщина, как ее имя?» - спросила я у водилы. «Русское радио, кажись», - ответил он. «Гениально, - сказал Харитонов М. - Сделайте, пожалуйста, погромче! Слушай, я в восхищении. Это… это же… это какие-то подрейтузные формы жизни!»
Определение форм жизни мне понравилось, и я немедленно довела его до сведения дочери, которой в тот момент было лет 12; времена были тяжелые, она ежедневно травила меня дихлофосом по имени Бритни Спирс. Однако идиома не произвела на нее ни малейшего впечатления. «Ну, подрейтузные, - сказала она, - а почему это дурно?» Вот, подумала я, злонравия достойные плоды! «Ну как почему, - сказала я. - Ну пакость же». - «А кто слушает "Эхо Москвы" и говорит то же самое? - спросила ядовитая девочка. - И кто читает Устинову?»
Мне стало стыдно.
II.
Интеллигент заходил в попсу то застенчиво, исподтишка, как семьянин в бордель, то агрессивно-инспекторски, как мент в подсобку, - но всегда выскакивал будто бы в потрясении от распахнувшихся бездн. Омерзение, говорит, испытал я и глубочайшую брезгливость! За гранью, говорит, за гранью. Блевать, говорит, не переблевать. Три кусочека колбаски, да отсырели все спички, за нами Путин и Сталинград, носишь майку с Че! - нет, как я выжил? Будем знать только мы с тобой. И снова к MTV, где телки в томлениях, огненные пупки с языками, бег золотой чешуи. Душепротивно, сладко, томительно, гнусно. Полноценный культурный досуг.
Сейчас и заходить не надо: сами приходят, в каждую жизнь прется реальность газеты «Жизнь». Это экспансия. Их «неизлечимые болезни» (у Лолиты болит зуб, лекарства больше не помогают), их детские похоти (первый мужчина Маши Малиновской завалил ее на школьной парте), их «ужасные трагедии» (маленькая дочка Газманова не идет к нему на руки) прыгают в лицо с федеральных новостных сайтов, как голодные насекомые. Вот тебе новости регионов: скандалы с ЖКХ, забастовки, голодовки, катастрофы, массовые отравления, онкологические больные без лекарств, социальный хлеб по талонам - и всю эту социальную реальность покрывает, как бык-производитель, ликующий баннер «секс-видео Пэрис Хилтон», и снова кто-то смертельно неизлечим (не иначе как подхватил грибок в бане). Откуда я, мирный обыватель, знаю, что Алена Водонаева, хроническая невеста из «Дома-2», «потеряла ребенка»? Зачем мне это трагическое знание, когда у меня борщ пригорел. Да и неизвестно, в самом ли деле она потеряла ребенка, но мне сообщили об этом в восемнадцати информационных пунктах, пока я искала статистику грузоперевозок РЖД за прошлый год. По какому праву этот эмбрион занимает место в моем сознании? - мой стол не столь широк, чтоб грудью всею. Но жизнь продолжается, несмотря на горечь потерь, Оксана Робски без смущения говорит о любви и творчестве, а женщина-романист Т. Устинова, мастерица межсословных семейных счастий и певица олигарших «античных тел», царственно восседает на троне в передаче «Культурная революция». Сорок минут она причитает на тему «Не считаю медицину наукой, потому что в ней нет формул, как в физике». Ее слушают, ей возражают, с ней соглашаются, все серьезны до одури. Интеллектуальная дискуссия.
