Олег Мороз - От имени науки. О суевериях XX века
Вещество, из которого сделаны мысли
Бессмертия, наверное, можно было бы добиться еще одним путем — пересаживая память одного человека в мозг другого… Но возможно ли это?
В один прекрасный день мир облетела весть: такую пересадку удалось осуществить на животных!
Американский ученый профессор Д. Мак-Коннелл добился этого в опытах с червями-планариями. Он поместил червей в ванночку, подключенную к электросети. Над ванночкой висела лампа. Когда она загоралась, червяк получал слабый удар электрическим током и, ощутив боль, сворачивался. Как и в других подобных опытах, начиная с павловских, черви вскоре усвоили урок и стали сворачиваться, как только загоралась лампочка, уже без удара током. Мак-Коннелл растолок обученных червей и скормил их необученным. И произошло чудо: черви, не прошедшие курса обучения, стали действовать так же, как съеденные ими собратья!
Другой ученый, профессор Р. Гэй, проводил эксперименты уже на крысах. Он посадил крысу в клетку с двумя дверцами. Одна вела в освещенный ящик, другая — в темный. Как и следовало ожидать, крыса выбрала темноту. Но как только она перебежала в темный ящик, ее стали подвергать ударам тока. Так продолжалось до тех пор, пока животное не научилось бояться темного ящика. Крысу забили, извлекли ее мозг, на центрифуге отделили твердые частицы. Препарат, в котором были растворены эти частицы, с помощью шприца ввели другой крысе, не подвергавшейся подобным экспериментам. Чудо случилось опять: животное, которое прежде, не задумываясь, вбегало в темный ящик, после укола стало бояться его, дрожало от страха, присев перед дверцей.
После того как эти опыты стали известны, и другие лаборатории взапуски кинулись проводить подобные эксперименты. С помощью инъекций крыс обучали отыскивать миску с молоком, не пугаться резкого свистка, не сходить с платформы, на которую их сажали. Одну группу крыс научили по световому сигналу убегать налево, а по звуковому — направо. Другую — наоборот.
Проводили опыты и с золотыми рыбками. Одних, подвергнув уколам, приучили переплывать в соседний бассейн, когда зажигается красный свет. Других натренировали при нехватке кислорода в воде не всплывать на поверхность — естественная реакция! — а наоборот, погружаться на дно.
Сотни такого рода опытов вроде бы убеждали: совершено великое открытие — воспоминания удерживаются в мозгу определенным веществом, «веществом памяти».
Попытались выяснить, что это за вещество. Профессор Дж. Унгар установил, что боязнь темноты передается «белковообразной субстанцией», названной им скотофобином (по-гречески скотофобия — мракобоязнь). Удалось даже получить это вещество искусственным путем. Синтетический скотофобин, будучи введен животным, действовал на них так же, как натуральный.
«Впервые знание получено в виде порошка, — восторженно писал по этому поводу западногерманский журнал «Штерн». — Мысль обрела форму биотехнической программы. Ее вводят в голову животного, и животное действует подобно роботу».
Кое-кто из коллег Унгара засомневался, так ли все на самом деле? Уж больно складно все получается. Но Унгар между тем выделил и вторую молекулу — кодирующую, как он утверждал, спокойное отношение к резкому звонку. Он назвал это вещество амелитином…
И вот западную печать захлестнула волна фантастических пророчеств:
«Познание в виде порошка в мозгу — ведь это означает революцию во всех наших представлениях о процессах познания…»
«С этим достижением науки для человеческого сознания наступает столь же ослепительный, сколь и пугающий период. Впервые открывается возможность рассмотреть знания под лупой, в лабораторной пробирке».
«С тех пор как существуют люди, они всегда искали средства и пути овладения как можно большим количеством знаний. Простейшим путем упаковки сведений было бы образование синтетических «молекул информации». Вместо школы существовали бы «фабрики знания», вместо учителя — шприц. И все муки ученья сменились бы легкой болью от укола в плечо».
«Если все виды информации сохраняются в молекулах памяти, то это относится и к таблице умножения, и к английскому языку, и к материалам урока по биологии».
Пророчества эти перекинулись к нам.
«Потребность читать отпадет, — говорилось в одной изданной у нас книге. — С романами Ремарка и Хемингуэя молодежь познакомит жевательная резинка. Школьных занятий и лекций в вузах не будет. Сроки обучения сократятся до минимума. Студентам технических институтов еще в самом начале обучения будет устраиваться грандиозный обед по сопромату, а медикам — банкет по анатомии человека. Один вечер — и труднейший материал усвоен».
Откликнулись на открытия науки и карикатуристы. Студент второпях запихивает в рот таблетки, помеченные «Том 1», «Том 2»… из коробки с надписью «Пушкин. Полное собрание»… Мать упрекает сына-школьника: «Учительница жалуется на тебя: ты совершенно перестал есть на уроках!»… За столиком сидят два человека, по виду разного интеллекта; низколобый в надвинутой кепке держит бутылку поменьше с надписью: «Арифметика» — на этикетке; перед лысым в очках бутылка пообъемистее — «Высшая математика»… Покупатель просит продавца: «Полкило Сименона, килограмм Агаты Кристи и триста граммов Конан-Дойла»… Человек старым дедовским способом читает томик Шекспира, соседи шушукаются: «Бедняга! У него, наверное, язва желудка…»
Редкий случай, на этот раз ученые сами предложили выступить в газете с разъяснениями по поводу «вещества памяти». В редакцию приехали из Пущина двое сотрудников Института биофизики — заведующая лабораторией физиологии и экспериментальной патологии памяти Ольга Сергеевна Виноградова и руководитель группы цитохимии памяти Сергей Иванович Розанов.
Как водится, в одной из редакционных комнат будто сам собой организовался чай. Потянулись сотрудники других отделов, которым по работе вроде бы совсем не требуется что-либо знать про память.
Итак, всему начало положил опыт с червями, съевшими других червей.
— Все бы ничего, — усмехается О. С. Виноградова, — но с этим опытом все с самого начала неясно. Пока никому не удалось доказать, что у планарий вообще можно выработать условный рефлекс.
Ученые специально занимались этим, потратили годы и пришли к выводу, что любое неприятное раздражение — ток, свет, пересадка в другую камеру — вызывает у этих червей один и тот же эффект, — как говорят ученые, общее повышение возбудимости. Этот же эффект вполне может проявиться у планарий, которым скормили их «обученных» собратьев.
Ну а как обстоит дело с крысами? Их способность обучаться не подлежит сомнению. При близком знакомстве с делом выясняется, что тут сработал «испорченный телефон». В отличие от публикаций в широкой печати, в научных публикациях говорится совсем не о том, что крысы, которым введено «вещество памяти», боятся входить в темную клетку. Там черным по белому написано: животные забегают туда, хотя никто их не заставляет это делать, и проводят в темноте от трети до половины времени эксперимента. Вывод же о том, что эти крысы восприняли боязнь темноты, сделан как раз на основе подсчета, сколько сидят в темной клетке обычные крысы и сколько те, которым сделаны инъекции. У последних срок вроде бы меньше…
Казалось бы: что же это за «перенос памяти»! Либо крысы боятся темноты, либо нет. А заключать о «скотофобии» на основании какой-то мелочной бухгалтерии — это, извините, неубедительно!
Но даже эта бухгалтерия вызывает сомнения, когда ее начинают проверять в других лабораториях. Дело дошло до того, что двадцать семь американских лабораторий выступили с официальным заявлением о том, что воспроизвести «перенос памяти» невозможно.
Тем не менее сторонники этой теории упрямо твердят: «Перенос памяти реально существует!» Они приводят все новые и новые доказательства этому. Оказывается, вводя «мозговой экстракт» обученных крыс в брюшную полость необученных, можно научить их нажимать на рычаг или открывать дверцу при звуке щелчка, сообщить им, какова правильная последовательность поворотов при поиске выхода из лабиринта…
И снова при знакомстве с научными публикациями оказывается, что все обстоит не совсем так, как о том трубит широкая печать. Крысы, которым сделали инъекции, просто блуждают в лабиринте на несколько секунд меньше, чем остальные.
И снова даже эти скромные результаты не подтверждаются в других лабораториях.
Тут в дело вступают оговорки: дескать, это дело необычайно тонкое, чтобы добиться успеха, надо учитывать множество обстоятельств. Важны, оказывается, и длительность обучения условному рефлексу, и даже день недели, когда начат опыт. Если обучение длится шесть дней, то «перенос памяти» получается, а если семь — нет. Если опыт начат в среду — все идет прекрасно, если в пятницу — наоборот. Если крысу обучают обходить препятствия справа — этот навык опять-таки можно передать с помощью шприца, если слева — попытки такой передачи тщетны. Наконец, имеет значение, где живет исследователь, в какой стране…
