Дмитрий Губин - Под чертой (сборник)

Вот тогда передо мной и встал соблазн: тоже стать кандидатом наук. И остановила не цена (мне предлагалось самому выбрать тему, набросать основные идеи, а уж «негры» за умеренные $2000 перевели бы их на обычный посконный русский научный язык), а соображения сентиментального порядка.

Дело в том, что мои мама и папа – кандидаты технических наук. Они защитились в начале 1970-х. И мне, ребенку, пересказывали содержание своих диссертаций. «Вот представь, силиконы – это такие маленькие человечки. Начался дождь, и они ррраз! – раскрыли над собой зонтики». Я это помню до сих пор. И до сих пор абсолютно убежден, что любая диссертация – это небольшое, но научное открытие, а если по мотивам открытия нельзя написать увлекательную книгу или хотя бы рассказать историю, – то это не открытие, а обман. Потому что рассказать увлекательно можно даже про, не знаю, про открытие суперпозиций квантовых состояний. Роджер Пенроуз, во всяком случае, на эти темы еще какие книги пишет!

А я, будучи журналистом, какое научное открытие мог сделать? Открыть аттестационной комиссии глаза на то, что Зюганов с Явлинским всегда говорят одно и то же и не слушают возражений?… Тема типа «Ток-шоу как компонент общественного самосознания в процессе поиска социальной идентичности в современной России» для меня выглядела (и выглядит) абсолютным фейком, лабудой. Хотя именно по ней мне и предлагали защищаться.

Но вокруг, повторяю, тогда защищались все. И поэтому соблазн был. И даже неважно, передирались тогдашние диссеры или без всякого передеру сочинялись не имеющими отношения к науке людьми, – важен сам феномен соблазна научной степени в процессе поиска той самой идентичности. (Да, тема фальшивых российских диссертаций достойна диссертации).

И у меня есть, конечно, подозрение, что в обществах имитационного типа, где в себе самих не уверены, а оттого страдают комплексами и непременно ищут идентификации с чем-то большим и серьезным, всегда будет существовать такой предмет подражания. То есть в таких обществах вопрос «кто я?» неважен, а важен «за кого меня могут принять?» И очень важно, чтобы приняли за взрослого и серьезного.

Сейчас подзабыли, а ведь до бума на кандидатов и докторов, при позднем Горбачеве и раннем Ельцине, был бум на аристократическое происхождение. Все искали у себя в пращурах столбовых, понимаешь, дворян. И один друг нашей семьи был уж так доказателен в рассказах о дедушке-графе, о сгинувших в революцию ценностях! Умел так тонко покручиниться о былом!.. А потом я впервые поехал за границу, и в семье эмигрантов первой волны ляпнул про своего знакомого. На что они вскинули брови – да с чего вы взяли, голубчик, не было такого графа! – и тут же предъявили два толстенных тома «Истории родов русского дворянства» Петрова. Ух, как я краснел от чужого стыда!..

Соблазны имитаций всегда возникают на смычке самоуверенности и неуверенности. Так старик Хоттабыч, увидев у Вольки телефон, мгновенно создал такой же. Он был из «из цельного куска самого отборного чёрного мрамора», только вот не звонил. И с диссертациями у нас примерно то же самое. Да и с наимоднейшим идентификатором, который правильнее всего назвать vip-православием (тот же Полтавченко ныне главный попечитель Русского Афонского общества! Ездит на святую гору! Общается со старцами!) – он, боюсь, из того же разряда. Проблемы имитаций в том, что они прикрывают пустоту. Они – и телефон Хоттабыча, и новое платье короля.

Выводы?

Да никаких.

Перебирать все диссертации и лишать диссертантов ученой степени за плагиат – глупо, потому что тогда нужно перебирать вообще все диссертации. Очень может оказаться, что большинство российских кандидатов и докторов никогда бы не смогли со своими трудами, пусть абсолютно самостоятельными, получить доктора философии, PhD, ни в одном западном университете.

А так – все при деле.

Пархоменко разоблачает, Полтавченко молится, публика развлекается, портные шьют, Гассан Абдурахман ибн Хоттаб верит в джина, Волька Костыльков в коммунизм, а король сидит на троне крепко.

При таком раскладе остается лишь пробовать себя в ипостаси сказочника.

Ну, или сымитировать.

2013

59. Воспитание чувств оскорблением//

О том, какой бы срок дали Христу за оскорбление чувств православных

Вступивший с 1 июля в силу закон об оскорблении чувств верующих некоторыми уже отнесен к разряду «резиновых»: то есть тех, которые будут применяться выборочно, растяжимо, по ситуации. Обозреватель «Огонька» прикинул, сколько лет кто может схлопотать.

Известие о подписании закона я получил, когда перечитывал 42-ю лекцию по русской истории Ключевского. Отошли в мир иной и жуткий царь Иван, и слабый умом Федор, и себе на уме Борис, – а пришедшие и Дмитрий, и особенно Василий Шуйский с его «подкрестными» грамотами знаменовали поворот в истории: русскому царю теперь править по закону, а не по произволу. И боярство с дворянством отирало пот: при Иване (да и при Борисе) они натерпелись! Ну, а потом выяснились, что дух переводили рано. Каждый раз попытка поставить закон над троном в русской истории оканчивалась пфуком. Петр стал полным тираном, Анна Ивановна демонстративно порвала «кондиции» на глазах у знати, – и покатило, и покатило, вплоть до сегодня…

Так что новый закон я прочитал. Меня интересовало, чем он грозит тем, кто чувства верующих оскорбляет, учитывается ли мотив оскорбления и дано ли определение оскорбленности. Иными словами, меня интересовала собственная судьба. Я, видите ли, атеист, а сам факт существования человека, не нуждающегося в концепции бога, – он для многих оскорбителен. Я это чувствую. С тех примерно пор, как Юрий Вяземский, некогда подростковый писатель, а затем ведущий программы «Умницы и умники», публично закричал, что «атеисты – это больные животные!» Когда человек (а уж особенно как бы интеллектуал) так кричит, – значит, и правда оскорбляем.

Но для начала я решил посмотреть, что будет не с атеистами, а с верующими, которые, допустим, возмутятся деятельностью церкви, погрязшей, с их точки зрения, в сребролюбии, торгашестве и т. д. Предположим, ворвется такой человек в храм, выгонит оттуда всех продающих и покупающих, опрокинет столы в лавке, назовет храм вертепом разбойников…

Полагаете, он чувства верующих тем самым оскорбит?

Вот и я так думаю.

А как вы думаете, что ему теперь будет?

Статья 148 УК РФ «Нарушение права на свободу совести и вероисповеданий», ч.2, в новой редакции за «публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления чувств верующих… в местах, специально предназначенных для совершения богослужений, других религиозных обрядов и церемоний», предусматривает наказание в виде штрафа (до 500 тысяч рублей) или даже лишения свободы (до трех лет).

И не надо только (это касается фарисеев, быстро понявших намек), возражать, что закон касается только тех, кто имел целью именно оскорбление чувств! Во-первых, бог его знает, каковы эти чувства и чем они оскорбляются. В Храме Гроба Господня в Иерусалиме каждую Пасху, когда там чудесным образом зажигается благодатный огонь, выделяется группа молодых православных арабов, танцующих, орущих и бьющих в барабаны (попробуйте представить их у нас в Храме Христа Спасителя!) Как вы думаете, вправе ли охранник, следователь или судья заподозрить у них умысел в намеренном оскорблении чувств прочих верующих? Вы угадали! В Израиле, во всяком случае, их однажды повязали и из храма вышвырнули, после чего…

Но тут я пока остановлюсь.

Продолжу о законе. В общем, часть 2 статьи 148 мне понятна: не лезь туда, где собираются верующие, если не хочешь загреметь со своим уставом в тюрьму. Снимай в храме принадлежности РПЦ шапку, если ты мужчина, и надевай платок, если женщина (иначе потом будешь долго объяснять какой-нибудь судье Сыровой, что я, мол, ездила на Кипр, а там у православных как раз наоборот, в платке нельзя, и надо с непокрытой головой).

Но у статьи 148 есть и часть 2. Она про те же «публичные действия, выражающие явно неуважение…», только без указания территории, на которой совершаются. До 300 тысяч рублей либо до года тюрьмы. И вот тут меня прошибает пот. Потому что эта статья в «Огоньке» (которая наверняка оскорбит какого-нибудь верующего дурака, что я заранее, как видите, предвижу, а потому легко доказать, что имею целью) – это ведь публичное действие, не так ли? В тюрьму теперь только меня – или еще и главреда? А нашумевшая выставка Гельмана Icons, оскорбившая тьму людей (этой выставки, правда, в глаза не видевших, потому что когда в Питере на нее пришли казаки, так остолбенели, так увиденное им понравилось), – так как, Гельмана штрафуем или сажаем? Штрафуем ли издателя, переиздавшего «Забавную Библию» и «Забавное Евангелие» Лео Таксиля? Или даже «Почему я не христианин» Рассела или «Бог как иллюзия» Докинза? Попадает ли под статью об оскорблении чувств преподаватель теории эволюции, публично заявляющий, что допущение бытия божьего ни на чем не зиждется, кроме фольклорных списков да страха смерти?