Наталья Иванова - Скрытый сюжет: Русская литература на переходе через век
Анн-Лор Энгель, Университет имени Кристиана Альбрехта, Киль, Германия.
Маринина «подхватила» того читателя, которого утратили «либеральные» периодические издания.
Маринина не только пишет детективные романы, но и отвечает на вечные вопросы. Автор относится к своим читателям как добрый и опытный учитель к ученикам, которые нуждаются в поддержке, подсказке и направлении на верный путь. Оптимистичная и практичная в своей дидактике, Маринина ставит перед собой вопрос: «Как жить?» и старается помочь читателю найти свой путь к лучшей жизни в сегодняшнем мире. Своими детективами Маринина пишет современный роман «воспитания чувств»: основная цель автора — воспитание посредством развлечения.
Анатолий Вишевский, Гринелльский колледж, США.
Маринина подхватила и того читателя, который привык к советской «массовой» литературе, — прежде всего к детективам братьев Вайнеров, Адамова, Николая Леонова (так называемым качественным детективам), а также многостраничным мелодраматическим романам Ан. Иванова и П. Проскурина, по которым снимались первые телевизионные советские сериалы.
Жаждущих припасть к книгам Марининой объединили: 1) возможность отдыха от своей непростой жизни; 2) легко усваиваемый литературный сюжет с загадкой, еще более отвлекающей от «чернушной» реальности; 3) доступный, понятный язык с минимумом словаря, с почти казенным, бюрократически внятным синтаксисом; 4) «знакомые» характеры и обстоятельства, изображенные в книге; 5) человеческая вменяемость, сила и «слабость» следователя Каменской, способность читателя (-ницы) к сопереживанию и «примериванию» Каменской на себя, идентификация с героиней; 6) стабильная серийность, альтернативная нестабильности окружающей действительности.
Все мы, люди, так или иначе, лучше воспринимаем то, с чем в жизни уже сталкивались, относимся к этому с большим интересом, лучше это понимаем и принимаем. Всем нам, как правило, нравятся те люди, которые с нами откровенны, всем нам приятно, если нас считают человеком, которому можно довериться.
Виктория Петрова, Медицинский центр Управления делами Президента Российской Федерации, Москва.
Но самым главным было то, что романы Марининой давали некий ориентир. Компас. Маринина была проводником в совершенно незнакомой реальности, причем проводником, юридически грамотным.
Современная «сложная» словесность того периода скорее отталкивала, чем привлекала читателя.
Вспомним хотя бы нарастающую неудовлетворенность решениями букеровских жюри.
В начале 90-х происходит очередное и очень бурное перераспределение читательского литературного капитала.
Изучающим современную российскую культуру романы Александры Марининой представляются специфически российским феноменом. В то же время детективы Марининой обнаруживают ряд параллелей с творчеством ее норвежской коллеги Анне Холт, в прошлом также сотрудника правоохранительных органов. Это касается не только автобиографических черт, которыми оба автора наделили своих героинь. Причинами преступлений, которые раскрывают Настя Каменская и Ханне Вильгельмсен, часто оказываются пережитые преступником психологические травмы или тяжелые социально-бытовые условия. Есть сходства и в отношении женщин-сыщиков к работе и к личной жизни. Обе героини переживают кризисные этапы, когда им приходится пересмотреть отношения с партнерами (причем и Вильгельмсен, и Каменская наследуют сексуальную ориентацию и семейное положение своих создательниц).
Александра Леонтьева, Бергенский университет, Берген, Норвегия.
Чтение «низких» жанров, традиционно ранее рассматриваемое как занятие несерьезное, иногда даже постыдное, в высокообразованных слоях (и даже в сверхутонченных группах) получает неожиданную реабилитацию. В новом, возникающем в этот период типе чтения у той категории читателя, для которой и чтение, и книги имеют иное функциональное значение, «высота» (или «низость») вообще не имеет значения: «Происходит своего рода эмансипация читателя, освобождение его от диктата прежней литературоцентристской идеологии и давления стандартов "высокого вкуса", а следовательно — расширение и утверждение семантической роли литературы. Симптомом этого является процесс поворота литературной критики к переоценке и осмыслению феномена массовой литературы, хотя процесс этот сейчас находится в самом начале» (Н. Зоркая. Книжное чтение в постперестройку // Пушкин. Тонкий журнал читающим по-русски. 1997. № 1. Октябрь. С. 35). В условиях эрозии единого литературного процесса складываются различные литературные «миры», но читательские предпочтения детективной литературы устойчивы в разных группах: с высшим образованием или без оного.
В диалогах художественной и тривиальной литературы можно обнаружить разные способы стилизации «устности» , чтобы достичь впечатления спонтанного разговора. Обиходная речь в романах А. Марининой отличается необыкновенно высокой степенью оживленности, что выражается, между прочим, в разных формах обращения собеседников, в различных оттенках вежливости и в эмоциональности используемой лексики.
Вольфганг Штадлер, Университет имени Леопольда Францена, Инсбрук, Австрия.
В общем все складывается — для Марининой — очень даже хорошо. Ее книги занимают самую высокую отметку в рейтинге продаж. Читатели, увидев живую Маринину на книжной ярмарке, чуть не сломали стенд «ЭКСМО», и не знаю, как не разорвали ее на сувениры. Плохо только одно: критика, которая ведет себя совсем иначе, чем читатель.
«Восстановление» статуса Литературы и — соответственно — собственного статуса критика как Представителя и Эксперта этой Литературы осуществляется через принцип негативной референции: Маринина как «не Я», как «Другое», как проекция скрытых фобий и желаний.
Особенно явно при этом маркированы два аспекта: иерархический и гендерный. Другое (Маринина) — это прежде всего профанное и женское (бабское). Названные аспекты тесно связаны: женское — это «маска» профанного, а также «совкового», простого, массового.
Это проявляется:
— в сниженно гендерных номинациях Марининой и ее героинь («бой-баба», «милицейская девушка» и т. п.);
— в интерпретациях протагонистки (Каменской, которая отождествляется с автором), подчеркивающих в ней «женское, слишком женское» (например, часто — «кулинарный» и связанный с ним телесно-порнографический аспект);
— в гендерно-маркированной репрезентации читательской аудитории: потребители «женского чтива» — «совковые» тетки в мохеровых беретах и т. п.;
— в пародировании или редукции феминистских (или «околофеминистских») идей произведений Марининой.
Ирина Савкина, Университет города Тампере, Финляндия.
Но после того как Маринина, несмотря на злобных критиков, становится «королевой детектива», по ее вещам снимаются ТВ-сериалы, а романы начинают переводить на европейские языки; после того как литературная публика в течение нескольких лет горячо обсуждает проблему индивидуального — или же все-таки коллективного? — авторства проекта «А. Маринина», после того как в каждом еженедельнике «легкого» типа появились интервью с А. Марининой, она берет тайм-аут более чем на год (время, за которое неверный читатель способен увлечься — и увлекается — другой детективщицей, Дарьей Донцовой) — и выходит с совершенно новой по типу, по жанру книгой, ломающей клише и стереотипы ее «успешных» вещей. Это — двухтомник «Тот, кто знает». Книга первая — «Опасные вопросы», книга вторая — «Перекресток».
По жанру эта книга ближе всего к позднесоветской семейной саге, среди которых самой успешной стала «Дети Лрбата» Анатолия Рыбакова, менее успешной, но все-таки популярной — «Московская сага» Василия Аксенова. Из самых последних примеров назову «Розы и хризантемы» Светланы Шенбрунн, книгу, вошедшую в предпоследний букеровский шорт-лист.
В момент выхода книги из печати появилось немало язвительных реплик, предвещающих грядущий неуспех новой литературной попытки известного автора. Маринину заранее «прописали» но детективному ведомству — тем интереснее, что этой книгой она немедленно обогнала по продажам всех остальных (см. «Книжное обозрение», 2001, 24 сентября).
3Действие нового романа Марининой в основном разворачивается в староарбатской коммунальной квартире, а ее героини/герои — поистине дети Арбата позднесоветского времени, осуществляющие трудный переход в постсоветскую жизнь. Каменской здесь нет — есть Наталья Воронова, девочка, затем студентка ВГИКа, мать семейства и киносценарист. Наталья — нереальной доброты человек, опекающий всех в своей коммуналке. Вместе с рассказом об истории ее жизни и жизни ее соседок и соседей в роман-дилогию вплетаются судьбы других людей, увеличивая «захват» человеческого и исторического пространства. Написана книга абсолютно в той же никакой лексической/ синтаксической гамме. Авторский стиль отсутствует. Текст имеет только семантический, а не художественный смысл.
