Патрик Гардинер - Артур Шопенгауэр - Философ германского эллинизма
361
и отношениях; а сексуальный инстинкт проявляется в разных формах и в замаскированных видах, которые в конечном счете соответствуют тому образцу, который диктует эгоизм. Некоторые могут удивиться, как вообще может иметь место любое неэгоистическое действие? И действительно - это удивительно, учитывая стиль, в котором Шопенгауэр описывает непосредственно волю и ее проявления в поведении человека. Однако по этому поводу Шопенгауэр не оставляет нам никаких сомнений относительно его истинной точки зрения.
"Если кто-либо будет настаивать на том, что подобные действия никогда не могут совершиться, тогда, следуя этой точке зрения, этика была бы учением без реального объекта, как астрология и алхимия, и далее обсуждать ее основу было бы пустой тратой времени. Отсюда следует, что мне нечего обсуждать с этим человеком, поэтому я обращаюсь к тем, кто допускает реальность того, о чем я говорю" (ОМ, 15).
Как возможны подобные действия? Как может человек делать то, в чем он незаинтересован, из уважения к интересам других, даже способствовать этим интересам, помогать окружающим его людям и облегчать их страдания? Над этой проблемой работал Кант, только решил он ее неправильно, используя юридические понятия, в то же время исключая понятия верховной власти и санкций, которые неотъемлемы от нее. Тем не менее, если его размышления и были ошибочны, то инстинктивно он пришел к достаточно правильным заключениям. Так как, делая что-либо, потому что кто-то велел это сделать и потому что кто-то либо боится последствий непослушания, либо желает награду за послушание, он действует не как моральный субъект, а как субъект заинтересованный. Мораль и законопослушание должны быть различимы; эти понятия нельзя путать. Кант отчасти видел это, но под влиянием теологических идей пришел лишь к тому, что пытался извлечь пользу из обеих теорий. Чтобы понять необходимость в разделении этих понятий, достаточно лишь рассмотреть роль закона и то, как он функционирует в своей природной обители, в Государстве.
362
Политическое общество и законы, управляющие таким обществом, находят свой источник и целесообразность в эгоизме. Люди создают государство исключительно с целью защитить себя от нападения и агрессии, как они считают, со стороны их соседей: в этом Гоббс был совершенно прав. Из этого следует, как полагает Шопенгауэр, что единственной целью, которую преследуют справедливые указы государства, законы и декреты, является - не допустить несправедливого страдания ни одного индивидуума от рук другого, что сводит к минимуму последствия bellum omnium contra omnes (война всех против всех), которую Гоббс правильно считал естественным условием человеческого существования.
Прежде чем привести в действие подобные законы, применяя наказания и взыскания, необходимо соотнести их с нарушениями, поскольку нет другого пути к гарантии соблюдения законов государства. Таким образом, единственная цель наказания - это устрашение, а не, в определенном смысле, справедливое наказание (как, например, утверждал Кант). На самом деле понятие наказания как справедливого возмездия основано на страсти к мести. В любом случае, оно безнравственно и самонадеянно, так как ни один человек не имеет права объявить себя "совершенным моральным судьей и человеком, имеющим право наказывать других", хотя именно это подразумевает большинство приверженцев этой теории. Также не имеет силы часто повторяемое выражение Канта, что взгляд на наказание как на средство устрашения предполагает обращение с человеком как со "средством", а не как с "целью".
363
Бесполезно обращаться к столь неясному и неопределенному понятию в этом контексте, в любом случае, преступник, нарушая законы государства, которое обеспечивает его благосостояние и безопасность и которое, в определенной мере, он должен укреплять, теряет свое право на доброе к нему отношение со стороны законопослушных граждан.
Шопенгауэр считает, что государство - это изобретение, созданное для удобства людей. По этой причине абсурдно возвеличивать его сущность и роль, как это стало популярно в Германии, как будто государство имеет полубожественную природу и способно достичь "моральных целей" человечества. Тем не менее немецкие философы обычно именно таким образом понимают государство, и их рассуждения выявляют упадок их расы. Шопенгауэр говорит, что головы немецких философов начинают кружиться, когда они слышат некие выражения, одно из которых - "Государство" - это "Бытие" (Sein), а второе "бессмысленная связка": "немцы тотчас погружаются в некое бредовое состояние и начинают бросаться бессмысленными высокопарными фразами, которые представляют собой наиболее абстрактные и, следовательно, пустые понятия, связанные вместе и нагроможденные друг на друга" ("Parerga", II).
Однако нам не следует обманываться подобными высказываниями, так как любая теория, утверждающая, что государство - некий моральный субъект, должна быть отвергнута. Примем за основу два следующих понятия: первое - как мораль, так и гражданское законодательство связаны с деятельностью людей, второе - оба эти понятия связаны с такой деятельностью, которая оказывает влияние на благосостояние других людей, их "радости и горести".
364
Рассмотрим их различие. В этике нас прежде всего интересует, как поступает человек, исходя из "внутренней значимости" действия; то есть мы обычно оцениваем поступки в связи с характером человека и внутренними склонностями, из которых и возникают поступки как их проявление. С другой стороны, с точки зрения политики и государства подобное утверждение неуместно, так как единственное назначение государства - создать людям благоприятные условия для жизни и не допустить нанесения им ущерба другими людьми, и меры, которые оно применяет, должны быть наиболее эффективными.
Другими словами, важно только одно - действия человека не должны причинять вред его соседям или ставить под угрозу безопасность общества. Если же их действия представляют опасность, государство должно предотвратить совершение человеком преступлений в будущем, а другим людям - не позволить следовать его примеру. Другие вопросы, имеющие практическую важность для этики, следующие: многие ли из тех индивидуумов, кто относится с уважением и интересом к своим согражданам, будут относиться к ним так же и не будут допускать агрессивных и губительных для жизни других желаний, если страх наказания исчезнет? Много ли таких индивидуумов скрыто в государстве, где есть меры наказания?
Интересы законодательной и судебной власти исключительно практичны, они касаются только того, что происходит, - "поступка" и его "коррелята", то есть имеющегося или возможного страдания одного человека от действий другого.
365
Многое из того, что Шопенгауэр говорит о государстве, может показаться разумным тем людям, кто знаком с экстравагантными идеями его современников. Но, тем не менее, некоторые из его наблюдений весьма парадоксальны. Например, что он имеет в виду, когда говорит о понятии "поступки" в данном контексте? Если, с его точки зрения, закон не имеет никакого отношения к намерениям, мотивам и даже характеру и наклонностям, то понятие поступка будет ошибочным, по крайней мере в отношении многих правовых систем. Можно даже допустить, что Шопенгауэр сам не очень уверен, стоит ли начинать подобную дискуссию, учитывая его ранее описанную теорию действия относительно воли с явным принижением значения обычных понятий, связанных с ответственностью. И далее, независимо от вышесказанного, разве обязанностью государства не является перевоспитание преступника, а не только предотвращение подобных правонарушений, хотя методы, которые оно использует для перевоспитания, могут показаться грубыми и жестокими? И если это так, не очевидна ли здесь аналогия с этикой, поскольку моральные наставления имеют своей целью изменение и улучшение характера человека?
Но если бы Шопенгауэр попытался ответить на подобные возражения, вероятно, он вернулся бы к вопросу о различии между эмпирическим и умопостигаемым (интеллигибельным) характерами; очевидно, что многие различия, которые мы имеем в виду, говоря о действиях человека, Шопенгауэр отвергает на сознательном феноменальном уровне, а затем возвращается к ним, когда говорит о ноуменах ("вещах в себе"). Учитывая это противоречие, Шопенгауэр, несомненно, подчеркнул бы свое утверждение, что человека, его внутреннее "я", нельзя изменить или преобразовать ни посредством внешнего влияния, ни путем наказания, ни какими другими способами.
366
Он также оспорил бы, что вышеупомянутые замечания ни в коей мере не затрагивают сути его теории, которая заключается в том, что само существование государства предполагает признание того факта, что, когда люди предоставлены сами себе, они не могут уважать желания, нужды и интересы других; "если бы это было не так, то государство было бы не нужно" (том I). Таким образом, обсуждение причин существования политических и правовых учреждений и их функций помогает увидеть главную проблему этики - проблему, каким образом человек может действовать бескорыстно ради других людей, а не в своих личных интересах.
