Владимир Николаев - Сталин, Гитлер и мы
Что там происходило? Мы не могли больше беседовать. Мы целовались молча, стоя рядом. Мы знали, что видимся в последний раз…»
После этого свидания Каплер был арестован как «английский шпион», его доставили прямо на Лубянку. Затем он провел десять лет в лагерях и ссылке. Сразу после смерти Сталина у него кончился срок, и ему разрешили вернуться в Москву.
А тогда, в 1943 году, Сталин устроил дочери страшный скандал. Когда же она сказала ему, что любит Каплера, он надавал ей пощечин и обложил матом. Больше всего Сталина разгневало то, что Каплер был евреем. Это он прямо высказал ей и заметил: «Ты бы посмотрела на себя — кому ты нужна?!» Красавицей она не была, отец сильно подпортил материнскую породу. После этого случая Светлана начала отдаляться от отца, охлаждение отношений было взаимным, а вскоре разыгралась другая трагедия.
Когда мы со Светланой были пионерами, у нас был вожатым наш старшеклассник (так было заведено) Гриша Морозов. Симпатичный брюнет, умный и живой подросток. И вот именно за него весной 1944 года Светлана вышла замуж. И он тоже, как Каплер, был евреем. Это взбесило Сталина, он был решительно против брака. Но Светлана настояла на своем, она вообще с возрастом и, наверное, в общении с крутым отцом стала упрямой и, можно сказать, своенравной. Не знаю, как с отцом, но с другими это ей дальше только вредило. Итак, она настояла на своем, но отец поставил одно условие: Гриша не должен появляться у него в доме. И он так ни разу и не видел первого мужа своей дочери! В начале 1945 года у Светланы родился мальчик, в честь деда его назвали Иосифом, но дед не выразил никакого желания хотя бы взглянуть на своего внука. В 1947 году Светлана развелась с Морозовым, она утверждает, что по своей воле, не в угоду отцу. Так оно и было. А внука своего Сталин соизволил впервые увидеть, когда тому исполнилось три года. Внук ему очень понравился, правда, это не помешало ему бросить в тюрьму в 1948 году отца своего бывшего зятя. Тогда у нас начались гонения на евреев, развернулась кампания против так называемых космополитов. Светлана вспоминает, что отец говорил ей: «Сионисты подбросили тебе и твоего первого муженька. Сионизмом заражено все старшее поколение».
После окончания школы Светлана хотела поступить на филологический факультет Московского университета, но отец был иного мнения. Она так пишет об этом:
«— В литераторы хочешь! — недовольно проговорил отец, — так и тянет тебя в эту богему! Они же необразованные все, и ты хочешь быть такой. Нет, ты получи хорошее образование, — ну хотя бы на историческом. Надо знать историю общества, — литератору тоже это необходимо. Изучи историю, а потом занимайся чем хочешь…
Школа, полученная на истфаке, оказалась полезной. Только отец не предугадал, что из меня не получится „образованного марксиста“ — как ему хотелось; получилось что-то совсем наоборот, именно благодаря изучению истории общества».
Светлана очень переменилась, превращаясь из девочки в девушку и затем — в женщину. Такое случается не только с детьми прославленных родителей. Вот как вспоминает о ней друг ее детства Степан Микоян, сын близкого сталинского сподвижника: «К Светлане мы все относились с большим уважением. В молодости она была умная, скромная. Фокусы начала выкидывать потом. Но мне казалось, что какие-то отклонения в поведении у нее были и тогда. У нее была особенность: если она что-то для себя решила — все. Никаких аргументов ни от кого уже не слушала. Сомнение заронить в ней было невозможно. На этом качестве основаны многие ее поступки. Даже любвеобильность была искренней и основанной на ее упорстве. Светлана выходила замуж три или четыре раза. Она дружила с моей женой, мы жили в одном доме, и она бывала у нас почти каждый день. Юра Томский вернулся из ссылки — она вышла за него замуж. Сванидзе Джоник — за него тоже. Потом у нее была большая дружба с Андреем Синявским. Они, кажется, вместе работали. Когда его посадили, она просила за него моего отца. Потом был индус. И каждый раз она влюблялась искренне и на всю жизнь. Через несколько месяцев „вся жизнь“ кончалась».
Несчастья продолжали преследовать Светлану. Это был какой-то рок. Или возмездие за отца-злодея? А ей-то за что? Уже один тот факт, что она пыталась облегчить участь Андрея Синявского, говорит о том, что после смерти отца ей удалось многое понять и во многом разобраться. В 1949 году, еще при жизни отца, она вышла замуж за Юрия Жданова, сына одного из ближайших соратников вождя, который и устроил этот брак. И хотя родилась дочка, молодые вскоре расстались. Сама Светлана так объясняет случившееся:
«В доме Ждановых было совсем не так легко и приятно, как это мне казалось со стороны. У нас в доме было тоскливо, пустынно, тихо, неуютно и было трудно жить, но при всем этом у нас отсутствовал мещанский дух. В доме же, куда я попала, я столкнулась с сочетанием показной, формальной, ханжеской „партийности“ с самым махровым „бабским“ мещанством — сундуки, полные „добра“, безвкусная обстановка сплошь из вазочек, салфеточек, копеечных натюрмортов на стенах. Царствовала в доме вдова, Зинаида Александровна Жданова, воплощавшая в себе как раз это соединение „партийного“ ханжества с мещанским невежеством…
Эти годы — 1949–1952 — были очень трудными для меня. Они были трудными и для всех: вся страна задыхалась, всем было невмоготу…
Сам Юрий Андреевич (муж Светланы. — В. Н.), питомец университета, бывший там всегда любимцем молодежи, страдал от своей работы в ЦК партии, — он не знал, куда попал… Дома он бывал мало, приходил поздно (тогда было принято приходить с работы часов в одиннадцать ночи). У него были свои заботы и дела, и при врожденной сухости натуры он вообще не обращал внимания на мое состояние духа и печали. Дома он был в полном подчинении у маменьки, которую называл „мудрой совой“, и шел в русле ее вкусов, привычек, суждений. Мне, с моим вольным воспитанием, очень скоро стало нечем дышать».
Это описание жизни одной из самых элитных семей партийного руководства характерно для воспоминаний Светланы, они перерастают в хронику времени, воссоздают приметы жизни, неведомые в то время простым смертным.
Особый интерес в ее мемуарах, конечно, представляют воспоминания об отце, которого мы видим не в служебном кабинете (об этом немало написано), а у себя дома. Вот об ее отношениях с ним в ее детские годы:
«У меня сохранилось два его письма, должно быть, того же времени (то есть 1930–32 гг.), потому что отец написал их крупными, ровными печатными буквами. Письма оканчиваются неизменным „целую“ — это отец очень любил делать, пока я не выросла. Называл он меня (лет до шестнадцати, наверное) „Сетанка“ — это я так себя называла, когда была маленькая. И еще он называл меня „хозяйка“, потому что ему очень хотелось, чтобы я, как и мама, была в роли хозяйки активным началом в доме. И еще любил говорить, если я чего-нибудь просила: „Ну, что ты просишь! Прикажи только, и мы все тотчас всё исполним“. Отсюда — игра в „приказы“, которая долго тянулась у нас в доме. А еще была выдумана „идеальная девочка“ — Лялька, которую вечно ставили мне в пример, — она все делала так, как надо, и я ее ненавидела за это. После этих разъяснений я могу теперь привести и его письма тех лет:
„Сетанке-хозяйке.
Ты, наверное, забыла папку. Потому-то и не пишешь ему. Как твое здоровье? Не хвораешь ли? Как проводишь время? Лельку не встречала? Куклы живы? Я думал, что скоро пришлешь приказ, а приказа нет как нет. Нехорошо. Ты обижаешь папку. Ну, целую. Жду твоего письма. Папка“.
„Здравствуй, Сетанка!
Спасибо за подарки. Спасибо также за приказ. Видно, что не забыла папу. Если Вася и учитель уедут в Москву, ты оставайся в Сочи и дожидайся меня. Ладно? Ну, целую. Твой папа“».
«Не дождавшись позднего прихода отца домой, — вспоминает Светлана, — я оставляла ему на столе возле прибора послание:
„Дорогой мой папочка!
Я опять прибегаю к старому испытанному способу, пишу тебе послание, а то тебя не дождешься.
Можете обедать, пить (не очень), беседовать.
Ваш поздний приход, товарищ секретарь, заставляет меня сделать Вам выговор. В заключение целую папочку крепко-крепко и выражаю желание, чтобы он приходил пораньше.
Сетанка-хозяйка“».
«На этом послании, — замечает Светлана, — отец начертал: „Моей воробушке. Читал с удовольствием. Папочка“».
Сталин по-своему любил Светлану, она вспоминает:
«В те годы отец стал брать меня с собой в театр и в кино. Ходили больше всего в МХАТ, в Малый театр, в Большой, в театр Вахтангова. Тогда я видела „Горячее сердце“, „Егора Булычева“, „Любовь Яровую“, „Платона Кречета“; слушала „Бориса Годунова“, „Садко“, „Сусанина“. До войны отец ходил в театры часто; шли обычно всей компанией и в ложе меня сажали в первый ряд кресел, а сам отец сидел где-нибудь в дальнем углу.
