Валерий Киселёв - Разведбат
Выхожу на связь с подполковником Тупиком. Он кричит: «Петрович, родной, а я тебя похоронил! Организуй отход! На помощь «духам», по данным радиоперехвата, идут около двухсот человек!». Прошу его поддержать нас огнём танков и вертолётами.
Приходит танк, отстреливает весь БК. «Духи» молчат. Уходит танк — «духи» активизируются. Танки делали два-три захода. Подошли «полосатые» (вертолёты — авт.), вышли на связь, ставлю им задачу на прикрытие отхода. Не вижу Полякова, наконец, он выползает из пролома в стене с пацанами. На одной БМП осталась пара дымовых шашек. Ставим завесу. Спрашиваю «полосатых»: «Оранжевый дым видишь?» — «Вижу!» — «Бей на квартал южнее, в сторону ущелья». Только начали отходить, ударом ракет накрыло то место, где мы только что стояли. Мать-перемать, чтоб тебя! Но вроде никого не задело. Поляков останавливает подъехавший танк, говорит командиру, чтобы расстрелял несгоревшие «бэхи». Прыгаем на броню, отходим. Местное население на окраине села стоит и нас разглядывает.
Когда отъехали из села, очень сильно захотелось курить. Пачку сигарет выкурил одну за другой!
«Стрелял до последнего, пока не взорвался…»Евгений Липатов:
— Так провозились часов до 2–3 дня точно. Время пролетело быстро. Толик, с Набережных Челнов, сержант после учебки, он был в этой группе, ему осколок попал возле глаза, и контузило. Его медбат забрал, а он сбежал, смотрю — сидит в палатке на нарах. Потом всё же отправили, он не вернулся к нам после ранения.
Потом говорили, что к «чехам» ещё два «КамАЗа» подъехали. Можно было нам пробиться, под прикрытием танков и БМП, но некому было возглавить. Хотели до первых «бэх» дойти. Все устали, но и «духам» хотелось дать. «Шилка» подошла, но её выстрелы не долетали до склонов, надо было поближе подогнать, побоялись.
При нас танк лупанул два раза, потом ещё раз, слышал.
Черкесов рассказал: когда с брони попрыгали, их зажали конкретно, в арыках. Он видел, как Курбаналиева сняли. Первую «бэху» подорвали, он вылез помочь отогнать её. Толик рассказывал: они лежат, третья «бэха» подъехала, лупит, у меня башка трещит от грохота, снаряд попал в трубу и осколком ему в ухо. Огонь был — вообще… Трое убитых пацанов лежали. Одного первым выстрелом в ногу, вторым — во вторую ногу, потом по рукам также, так снайперы издевались. Мишка рассказывал: «Они херачат по мне из «граника» и выстрелы разрываются в пяти метрах, но осколков нет, она же кумулятивная». Серёге говорю: «Ну, что, съездил за меня?». Хорошо, что он выбрался. Курбаналиеву первый же выстрел из «граника» попал по броне, все попрыгали, здесь трое погибли сразу. Потом второй «бэхе» также. Третьей тяги перебили, «чехи» его утащили потом. А эти две БМП спалили. Кто-то из наших лежал под бронёй отстреливался, его сожгли. Кто-то в адамовской «бэхе» стрелял до последнего из пушки, пока не взорвался.
«Жечь начало и — адская боль…»Иван Кузнецов, командир взвода, старший прапорщик:
— Меня ранило разрывом гранаты, как ударило осколками по левой ноге — осколка четыре… Ранило одновременно с начхимом батальона, Романом Балабановым. К БМП подтащили, в люк его кинули, и сразу ему в спину ещё раз пулей ударило, кровь в лёгкие пошла. А мы потом ещё бежали, я даже не обратил внимания, думал сначала — осколки камня в ногу попали, крови не чувствовал. Я сигарету четыре раза прикуривал, так руки дрожали. Да, страшновато было…
Впереди шла «бэха», люди шли под прикрытием брони, я пошёл догонять, осталось метра два — пуля в ногу, смотрю — видно, как кость торчит. Попробовал встать — нога немеет. Сначала боли не было, только нога немеет. Пуля вошла справа и вышла через ногу, входная ровно по калибру, а выходная дыра была большая, вместе с костью мясо выбило, и кусочек кости торчал. Потом жечь начало и — адская боль. Подполковник Куклев бежит: «Что такое? Куда? В спину?» — «Нет, в ногу». Два промедола воткнул, потащили меня в левый десантный отсек БМП, «бэха» как раз встала. Правый десантный отсек был забит ранеными, меня в левый кинули.
Наводчик работал как маятник: пулемёт — пушка, как часы работал. Смотрю — у него 5–6 выстрелов в пушке осталось. — «Потерпи, — говорю, — раненых ещё не всех собрали». Пока подобрали только тех, кто недалеко был, рядышком. «Двухсотых» от мечети сразу увезли, этого мальчишку, контрактника, тоже.
Александр Ступишин, старшина 1-й разведывательной роты, старший прапорщик:
— Наша рота была на высотах, поэтому в Дуба-Юрт поехали на «бэхе» только капитан Тритяк, его водитель Алмаз и я. Выехали с цементного завода, впереди танки стояли закопанные, пушки, как раз танк выезжал по дороге.
В Дуба-Юрте меня майор Паков уберёг от смерти. Увидел меня: «Стой! Слезай с брони! Пойдёшь в группе слева от села». Иду, вижу — «дух» мёртвый с одной ногой валяется, почти закатан в колею. В мирное время такое увидеть — стресс, а там — не обращаешь внимания. Прошёл мимо, и всё. Наших раненых собирали прямо по дороге. Роман Балабанов, ранен в спину, белый стоит, я ему: «Всё нормально, будешь жить!» Только рукой мне помахал в ответ…
По мечети капитан Тритяк стрелял из пулемета, оттуда снайперы работали.
Евгений Лобанов, командир автомобильного отделения взвода материального обеспечения, старшина:
— Броников (бронежилетов — авт.) на всех не хватало, с меня сняли, магазины свои тоже отдал. Я был не на машине, а на броне, как все. Вышли из расположения батальона в тумане, ничего не видно, как в молоке ехали.
Бойцов послали на выручку, а нас несколько человек остались у КП, в резерве. Скоро стали привозить раненых. Грохот вокруг села стоял весь день, до вечера.
Мы, несколько человек, стояли возле майора Пакова, он всё по рации командовал, старался вывести людей из Дуба-Юрта. А подполковник Тупик только ходил рядом туда-сюда. Кажется, он даже не пытался руководить. Я, помню, ещё удивлялся: майор командует, а подполковник только ходит.
Владимир Паков:
— Подполковник Тупик в этот день был как согласовывающее звено между мной и генералом Вербицким. Он просил у Вербицкого вызвать авиацию, чтобы помочь попавшим в засаду в Дуба-Юрте нашим разведчикам.
«А пехота уже Новый год встречает…»Михаил Курочкин, гранатомётчик, группа «Нара»:
— С помощью танков забрали убитых и раненых, которых смогли. Сразу, из-за плотного огня боевиков, не удалось забрать четверых убитых — Сережку Воронина, Яскевича и ещё двоих контрактников. Перехватили по рации сообщение духов: к ним на помощь идут два «КамАЗа» с боевиками. А что же наша пехота? Командиры связывались с ней по рации: «Несём потери! Вы где?». Оказалось, что пехота уже Новый год встречает! Выходит, воюйте сами, как хотите. Что ж, думаю, будем гибнуть до конца.
Наконец, получили приказ отходить. Развернулись и поехали из села на КП танкового полка. Майор Паков собрал группу из тех, кто вышел, на одну машину, чтобы ехать забрать остальных убитых. Меня в эту группу не пустили, как я ни рвался. Паков хотел, чтобы хоть несколько дембелей из роты ушли домой живыми. Пошли за погибшими одни контрактники. Они заехали в Дуба-Юрт, но быстро вернулись назад: по селу стали работать наши артиллерия и вертушки. Получили приказ: возвращаться в расположение батальона.
«Отойти всем, кто сможет…»Леонид Высоцкий:
— Как только добрались до наших раненных и убитых, потери начали расти в геометрической прогрессии: одного тянешь на броню, другой падает. В момент отхода подлетели две штурмовые вертушки МИ-24, «духи» по ним открыли огонь, вертолёты влупили по соседнему с нами домом ПТУРами и улетели, а нас чуть кирпичами не перебило, метров на тридцать полетели в разные стороны.
На тот момент майором Паковым было принято единственное правильное решение отойти всем, кто сможет. Только благодаря этому и я жив остался.
То, что майор Паков взял в той ситуации ответственность на себя и отдал приказ об отходе, многим разведчикам спасло жизнь.
«Выдернул чеку гранаты, слёзы навернулись…»Иван Кузнецов:
— Пошли на БМП вперёд. Я лежу, а дверь отсека закрыта — грохот от 100-мм пушки такой, что в ушах звенит. От промедола боль прошла, попросил у наводчика сигарету, закурил, смотрю — кто-то бежит близко. Первая мысль — «чехи»! А у меня ни одного патрона, разгрузка пустая, автомат рядом лежит. «Ну, всё…», — думаю. Вспомнил себя от первого дня жизни в эти секунды… А у меня оставались пять «эфок» и пять РГД. Достал «эфку» (граната Ф-1. — авт.), выдернул чеку, слёзы навернулись. Не за себя, за мать-старушку, что получит сына в цинковом костюме. Холод был такой леденящий… И открывается дверь в отсек — Лёха Трофимов стоит. Разжал мне грамотно руку, «эфку» кинули в арык. А сам уже сознание теряю, отключаюсь. И боль, и напряжение… БМП разворачивается, наводчик что-то кричит. Куклев подошёл, постучал ему по броне: «Наводчик!». Он выглянул: «У меня один «трехсотый» в левом, и правый забит, «бэка» (боекомлект — авт.) нет, на ПК — заканчивается». Куклев ему: «Разворачивайся, раненых выкинешь и заодно «бэка» пополнишь».
