Невероятное путешествие из Нью-Йорка в Голливуд: без денег, но с чистым сердцем - Леон Логотетис
Он мягко посмотрел на меня.
— Что вы сможете дать людям взамен, если я помогу вам? Вы же покидаете нас завтра, верно?
— А что бы вы хотели, чтобы я сделал? — спросил я.
Удивительно, но то, чего хотел от меня этот человек, полностью совпадало с моими желаниями. Он хотел, чтобы я использовал свой опыт, чтобы вносить в жизнь других людей перемены. Он хотел, чтобы я прожил самую лучшую жизнь, какую я только мог себе представить, посвященную тому, чтобы показывать другим, что все мы имеем возможность выползти из своей скорлупы и жить так, чтобы наше существование наполнилось смыслом. Не нужно никакого особого влияния или известности, чтобы что-то менять. Иногда вы начинаете изменять мир в самых неожиданных местах. Сейчас я, например, был в каком-то неизвестном молодежном отеле и философствовал с полностью незнакомым мне человеком, который хотел, чтобы я завершил свое путешествие красиво.
— Я хочу, чтобы вы сдержали свое слово и начали вдохновлять людей на то, чтобы они создавали свою жизнь так, как видится им в мечтах. Сможете ли вы это сделать?
Я утвердительно кивнул, по некоторым причинам мне очень хотелось сделать ему приятное, очень хотелось сдержать слово.
— Да, смогу.
— Здесь не может быть никакой системы слежения, вы знаете. Я даже не смогу узнать, если у вас все получится.
— Но в этом и есть смысл, так ведь?
Он улыбнулся.
— Мэт, выдай Леону ключи от какого-нибудь номера, хорошо? Я не думаю, что он доставит нам ночью какие-либо проблемы.
— Спасибо…
— Виктор.
— Это великое имя.
— Мне оно нравится. Но вы не можете его использовать. Оно мое, — он опять улыбнулся и отвернулся к своему столу.
— Это далеко отсюда, как ты думаешь?
Мэт сверился со своим компьютером.
— Что ж, здесь сказано, что примерно десять миль.
— Мммм. Это расстояние. Может быть, я смогу поймать попутку?
— В Лос-Анджелесе? Не думаю. О, я знаю, ты можешь воспользоваться велосипедом!
— У тебя есть велосипед?
— Нет, у меня нет, но здесь, на заднем дворе гостиницы, стоит один. Всегда здесь был. Можешь его использовать.
Я еле мог сдержать свою радость. Если все это было правдой и велосипед был в нормальном рабочем состоянии, я мог бы добраться до надписи совершенно самостоятельно.
Но, когда я увидел велосипед, сердце мое упало. Он практически развалился на части. Ни при каких обстоятельствах этот антикварный образец не мог бы унести меня достаточно далеко.
— Это просто кусок дерьма, так? — сказал Мэт.
— Похоже, это не сработает.
— Ну если с божьей помощью… — последовал ответ Мэта. Он вытащил велосипед из густой травы, поставил на дорожку и покатил вперед, семеня рядом. — Видишь, никаких проблем. Немного подкачать шины, и все будет в порядке!
Уезжая, я помахал рукой Мэту, как махал рукой матери, когда отправлялся в школу на собственном велосипеде. Утро было ясным и прохладным, и бриз, обдувавший мое лицо, был столь же прекрасен, как и ветер с Эгейского моря в Греции. Я ехал быстро, зажав карту в руке, держа курс в сторону Голливудских холмов.
Три мили остались позади: появилась первая проблема.
Что-то громко лязгнуло, и я вылетел на обочину тротуара. Я положил велосипед на бок и обнаружил, что его передние тормоза запутались и стали полностью бесполезны. Я остался лишь с задними тормозами, но велосипед все еще был в рабочем состоянии. Тяжело дыша и давя на педали, взбираясь в горку, изо всех сил вцепившись в руль, скатываясь с нее, я постепенно двигался вперед. К полудню мои ноги стали вызывать у меня беспокойство. Я слез с велосипеда, чтобы отдохнуть под тенью пальмового дерева. Я сильно вспотел, мой организм быстро терял воду. В довершение ко всем несчастьям моя старая футбольная травма дала о себе знать, и я потерял способность хоть сколь нибудь эффективно давить на педаль левой ногой. Это означало, что конечный отрезок своего путешествия я должен пройти, рассчитывая лишь на силу правой ноги, чтобы жать на педали, и левой руки, чтобы тормозить.
Взбираясь в гору по направлению от береговой линии Санта-Моники, района деловых центров и магазинов, я увидел знаменитую надпись, заманивающую меня в Беверли Хилз, курорт для богатых и знаменитых. Дома здесь были непомерно большими, аллеи — идеальными, боковые дорожки — чистыми и прямыми.
Морщась от боли при каждом нажиме на педаль, я взбирался на своем велосипеде с одной невозможно крутой улицы на другую. Дороги обвивали друг друга, изгибались всеми возможными способами, извивались серпантином, ведущим к Голливудским холмам. Теперь велосипед стал практически бесполезен, скорее мне удалось бы добраться до цели пешком, чем доехать на нем. И наконец, когда я уже было хотел слезть с велосипеда и сбросить его с холма, я въехал на маленький подъем и в первый раз увидел надпись. Огромные буквы из стальных блоков стояли как стражи, приглядывая за городом, название которого они и означали. Я не мог поверить, что надпись была настолько красива.
Я соскочил с сидения и начал пешком взбираться вверх по крутому подъему. Я полз, я потел, я самым неизящным манером перегибался вперед, медленно взбираясь по пыльному холму. Я толкал себя вперед, выбрасывая одну ногу и подставляя к ней другую, и не один раз останавливался, чтобы отдышаться. И наконец, ухватившись за куст и подтянувшись в последний раз, я оказался прямо перед надписью. Не дальше 30 метров от ее основания.
Здесь везде были камеры слежения, но крутой склон холма подзадоривал меня на то, чтобы я на него взобрался. Огромные буквы хранили спокойствие и молчание, они будто ждали меня. Я рухнул на траву и некоторое время любовался ими, прежде чем перевести взгляд на город внизу, огромный мегаполис, от которого меня отделяли мили и мили подъема, компактно расположенный внизу. В этот момент я чувствовал, что нахожусь на крыше мира в буквальном смысле этих слов.
Я поднялся, шатаясь на уставших ногах, выбросив вперед руки, и прокричал слова благодарности всем своим друзьям и союзникам, встреченным мною на пути. Всем незнакомцам, что дали мне шанс, кто подтвердил, что все в природе человека, о чем я только догадывался, является правдой. Я называл их имена, и их уносил ветер. Я махал им рукой, хотя и знал, что они не могут меня видеть. И собрав все свои последние силы, я прокричал миллионам людей там, внизу, что я сделал это, и мой торжествующий крик повис над крышей мира. И не было больше ничего, что я не