Журнал Знамя - Знамя Журнал 7 (2008)
Интенсифицируется у нее также конфликт природного и культурного внутри одного поколения. Человек достигает животной зрелости много раньше умственной, и юная личность непоправимо дегенерирует. Новелла “Гимн семье” протоколирует судьбу рода, где рожают пятнадцатилетние в трех поколениях, бедные девочки, загубленные в животно-социальной душегубке.
В новорусские времена юмор Петрушевской, всегда безжалостный, просто свирепеет. Пьес в чисто трагическом жанре у нее нет, всегда комизм играл роль второй скрипки, а теперь все чаще и первой, как в шедевре “Певец певица” (со своим гамлетовским вопросом “Кака страна, кака валюта?” и аллопугачевским прототипом).
А если она сама становится певицей, то и песни поет смешные. На бумагу (эссе “Как это делается”) эта деятельность могла попасть естественно только текстами ее рэпа, исполняемого ею в сопровождении музыкантов группы “Инквизиторум”. Шутливую песенку “Натурфилософия”, обобщающую мировидение Петрушевской, приятно и полезно услышать тем, для кого все еще работает парадигма чернухи. Окончательно парадигма себя изживает в недавно вышедшем толстом томе стихов и поэм “Парадоски”.
С одной стороны, неблагополучные области жизни никогда не были еще у нее так черны, как в лироэпическом стихотворном “Карамзиндеревенском дневнике” (и то: алкогольная современная деревня), с другой стороны, никогда еще свет сострадания и солидарности с человеком не шел от Петрушевской столь открыто и столь интенсивно. Смешиваясь при этом со светом радости жизни, так что рельефная светотень парадокса наполняет не только ее “парадоски” - формулы жизни, изложенные преимущественно раешником, но и “провенансы” - короткие поэмы-истории, и дневники: деревенский и городской. Отгремели споры, стихи ли этот лироэпос (жанр Петрушевской в целом). Осталась - поэзия.
Лиля Панн
Максим Осипов.Непасхальная радость.
Об авторе
| Осипов Максим Александрович, врач-кардиолог. В 2005 году создал “Общество помощи Тарусской больнице”, занятое приобретением аппаратуры, обучением врачей и их привлечением в Тарусу. Настоящие записки продолжают очерки “В родном краю” и “Грех жаловаться”, опубликованные в майском и декабрьском номерах журнала “Знамя” за 2007 год.
Максим Осипов
Непасхальная радость
Быть главврачом трудно. Во-первых, приходится руководить людьми, а это неприятно, особенно человеку с душой и особенно в районной больнице, где выбирать не из кого. Во-вторых, в больнице часто происходит плохое: больные поджигают окурками матрасы, выпрыгивают из окон, воруют у медсестер, пишут жалобы, умирают. Течет крыша, забиваются трубы, отключается свет. В-третьих, правила игры меняются, надо приспосабливаться так, чтобы сотрудники и больные поменьше страдали - и от ухудшений, и от улучшений. В-четвертых, приходится иметь дело с начальством и всевозможными пожарными, санэпиднадзором и госнаркоконтролем. За всем надо не забывать о содержании: руководя больницей как предприятием, помнить, что она - не только предприятие, не только хозяйствующий субъект.
Наш главврач - женщина пятидесяти шести лет - хочет перемен к лучшему, и не одних лишь казенных. От этого с ней случаются неприятности, одна из которых недавно привлекла внимание всей России. Мы, три врача и несколько благоустроителей больницы, пытались помочь - ей и себе. Как участнику событий мне надлежит рассказать, что было.
I
В високосную пятницу, 29 февраля, мы открыли кардиологическое отделение (новое, на несколько районов), а уже на следующий рабочий день, в понедельник, главврача уволили без объявления причин. На утреннюю конференцию пришел похмельный заместитель Городничего и зачитал приказ. В газетах, по радио, телевидению и в Интернете начался шум - наши друзья подняли его, дальше он поддерживал себя сам. Во вторник мы получили милицейское предписание выдать копии денежных документов - так мы узнали о совершенном нами мошенничестве в особо крупных размерах. Страхи по поводу уголовного дела скоро рассеялись: присланная нам бумага оказалась поддельной. Решающую роль сыграла Правительственная газета: на четверг мне назначили встречу со Значительным лицом. Не переодеваясь в женское платье, я отправился в Москву - на предоставленном Благодетелем броневичке.
В подробностях я наш разговор со Значительным лицом описывать не буду, скажу только, что положение кардиолога из районной больницы (ниже по профессиональной лестнице спускаться некуда) оказалось очень выигрышным. Я рассказал о Главвраче: честная (оттого и не постеснялась построить себе большой дом, продала все, что было) и, главное, - отождествляет себя с врачами, а не с начальством (“Ведь такого-то мы спасли!”). Результаты известны: Городничему “предложено уйти в отставку”, профессиональные судьбы его и Главврача решит районное собрание депутатов (ни одно Значительное лицо не может снять демократически избранного Городничего). Остальные решения к нам, по сути, отношения не имеют.
Была бурная неделя, даже не неделя - четыре дня, телефон звонил непрестанно, легче становилось только ночью, и от владевшей нами прелести бешенства (победить! и не спрашивайте “чтобы что?”) забывалась самая цель затеи - больные. “Теперь вы лучше понимаете чиновников, у них постоянно так: не до людей”, - сказал Благодетель. Похожая лихорадка бывает между смертью и похоронами - когда за два-три дня проживаешь гораздо больше. Люди приходят, выражают сочувствие, это нужно, один едет за справкой о смерти, другая готовит кутью.
Сочувствие выражается по-разному, но, как известно, даже нездоровое сочувствие лучше здорового его отсутствия, так что спасибо, большое спасибо всем, включая господина С. Некогда я считал его другом, мы не виделись восемь лет. С. преуспел, но иногда выпивает и пишет мне чувствительные письма с цитатами из Витгенштейна и Экзюпери. Это письмо я получил утром в среду 5 марта: Я с грустью и болью в сердце наблюдаю за происходящим. Очень хотелось бы тебе помочь: посмотреть на события совершенно с иной точки зрения… Просто набери мой номер. Это будет большой твоей победой (в метафизическом смысле). Если же для тебя это пока невозможно, прими в подарок этот узор: он принесет тебе удачу, если будешь посматривать на него хоть изредка. Последние три года я, почти полностью отошедши от дел, занимаюсь составлением узоров. Обнимаю, - и подпись. В прилагаемом файле - узор (полосы, звезды), симпатичный, как плитка в ванной. Коллега - я предложил ему поставить диагноз - отверг психическое расстройство: “Тут какая-то духовная хворь”.
“What a mess!” - “какой бардак!” - пишет с восторгом мой американский соавтор, он прочел о нас в “Вашингтон пост”. Соавтор давно не выходил на связь: он должен отредактировать и дописать главы для американского издания нашей книги и совсем пропал (подобное поведение я наблюдал только со стороны покойников и стал тревожиться), а тут - объявился.
Поступают и неожиданные предложения. Пишет мне бывший московский сосед, биолог и хозяин магазинчика, теперь, как оказалось, он живет на Сахалине: Мне кажется, Вы рано или поздно признаете тщету своих усилий и отправитесь лечить эфиопов или филиппинцев - они будут куда благодарнее за то, что Вы для них сделаете. Я подолгу жил в обеих странах, они населены замечательными людьми.
“Непасхальная радость”
- слово возникло почти сразу - не радость встречи или обретения дара, прикосновения к высшему. То же, вероятно, чувствовал Наполеон при вступлении в пустую Москву. Отсутствие сопротивления материала: “как нож в масло”, даже не в сливочное - в подсолнечное. Рука, наносящая удар или протянутая для рукопожатия, повисает в пустоте.
В пятницу, на следующий день после разговора со Значительным лицом, после отъезда журналистов и прекращения звонков, пустота стала пугающей. Никто не принес нам ключей от кабинета Главврача. Сотрудницам раздали черно-белые копии поздравительных открыток (с Восьмым марта) за подписью Городничего, поздравитель отъехал в неизвестном направлении. Официальных объявлений об отставках не последовало (“Звоните после праздников”), стало ясно, что братья меч не отдадут, а объявят меня сумасшедшим и принудительно госпитализируют - в “Бушмановку”, областную психиатрическую больницу: у доктора приступ шизофрении или чего там еще, разберутся. В этом состоянии доктор встречается с президентами и министрами, созывает журналистов и снимает чиновников. Подлечат и вернут, области нужны кардиологи.
Но вот удалось получить факс (с трудом - 7 марта, короткий рабочий день) - ответ Правительственной газете, и опять стало неплохо, в “Бушмановку” не увезут. Наступило настоящее - пугающая пустота - то, в чем мы живем сейчас.
Пустота материализуется, и из нее выступают фигуры: несколько деловых людей, очень средних (как большинство убийц), и духовный вождь нашего города, конфидентка Городничего, мы с ней уже сталкивались. Она владеет несколькими заведениями в городе, на полках у нее вероучительные книги соседствуют с “Бухгалтерским учетом” и “Законом о местном самоуправлении”. Конфидентка пережила очень большие несчастья, у нее приятные манеры, ангельский голос, она активно пользуется духовной феней: наша история ее “искушает”, “мешает смиряться”. “Бога вы не боитесь”, - говорю ей. И правда, не боится, считает Его обязанным себе за мучения - за прочитывание духовной литературы, выстаивание часами в церкви, соблюдение постов. Запас зла в Конфидентке поразителен. Именно она придумала про то, что мы ставим опыты на людях, используем запрещенные препараты и репетируем оранжевую революцию (“читала про технологии”). Помогли и журналисты. Наши недруги, вероятно, не помнят “Бесов”, если и читали, а журналисты помнят: молодые люди явились в тихий провинциальный город, чтобы его взорвать. Тут и благотворительные балы, и начальственные дамы, и фанфарон-литератор, и даже аристократ - наш Благодетель (“Аристократ, когда идет в демократию, обаятелен”).