Сергей Кремлев - Россия и Германия. Вместе или порознь? СССР Сталина и рейх Гитлера

— Господин барон, я считаю разумным ходом провести свою доверительную беседу с Гитлером.

— Хорошо, — сразу согласился Шредер, — я передам это Кепплеру. А где вы считаете удобным провести эту встречу, если Гитлер на нее пойдет?

— Ну, выбор я оставляю за ним. Шредер задумался, потом предложил:

— Думаю, это можно будет устроить в моем особняке в Кельне: Как на это посмотрите вы?

— Я заранее вам благодарен за гостеприимство. 4 января 1933 года Гитлер и Папен встретились. Вначале Папен предложил фюреру место вице-канцлера в кабинете Шлейхера. Но «парламентская» возня была Гитлеру ни к чему. Он шел не к участию во власти, а к власти. 30 января 1933 года он ее получил. ДЕНЬГИ хотя и могут многое, не могут всего. Политика имеет дело с массами, и умение найти к ним путь, уверенность в таком своем умении значили для успеха германского политика тех лет не меньше, чем финансовая поддержка. Вот почему Гитлер не кривил душой, признаваясь: «Движение коричневорубашечников в Германии не смогло бы возникнуть без движения чернорубашечников в Италии. Один тот факт, что дело может удасться, дало нам огромный толчок. Я не уверен, смогли бы мы удержаться, если бы марксистам удалось тогда взять верх над Муссолини». Но вдохновляющий пример — примером, а Гитлер не удержался бы и в том случае, если бы он игнорировал или не оправдал чаяния масс германского народа. Уже после его прихода к власти знакомый нам эмигрантский писатель Михаил Осоргин писал Горькому в Москву: «Муссолини говорит от имени своего, своей страны и пролетариата. Гитлер также говорит от имени пролетариата. Оба твердят о социальной справедливости, о праве на труд, о принадлежности государства трудящимся, о представительстве профессиональных организаций в управлении страной, о строительстве, о мире всех народов, об уничтожении рабства во всех видах, в том числе экономического. У всех вождей идея одна — строить крепкую государственность, подавляя личность гражданина. И над Европой реет знамя так называемого государственного социализма». В социальной жизни Осоргин разбирался хуже некуда. Однако чутьем писателя он кое-что уловил и верно… «Тоталитарные» Гитлер и Муссолини в своих речах говорили о том, о чем «демократические» Болдуин и Чемберлен, Эррио и Поль-Бонкур, Даладье и Рузвельт (даже Рузвельт!) и не заикались! И вот ведь как получалось, уважаемый мой читатель! Осоргин брюзжал по поводу «тоталитаризма», в том числе и советского, живя в «демократическом» Париже. А там в конце 1930-х годов из всех крупнейших европейских столиц рождалось наименьшее число детей — 11 на тысячу жителей. Ненамного обгоняли парижан лондонцы и нью-йоркцы. «Тоталитарный» же Берлин занимал вторую позицию с четырнадцатью новыми маленькими берлинцами на тысячу уже имеющихся. «Тоталитарная» Москва ушла вообще в решительный отрыв, прибавляя к каждой тысяче взрослых по 28 младенцев. Впрочем, для СССР и это был не рекорд: в Баку их прибавляли по 34! «Гуманиста» и «любителя молодежи» Осоргина тут щелкала по носу сама жизнь: «веселый» Париж оказывался не таким уж веселым и любвеобильным для рядового человека труда. А разве не прав был Геббельс, когда говорил о буржуазном искусстве? Вот его слова: «Искусство не видело народа, не видело общности, не чувствовало с ним никакой связи, оно жило рядом с эпохой и позади народа, оно не могло поэтому отразить душевные переживания этой эпохи и волнующие ее проблемы и только удивлялось, когда время шло мимо». В 1940 году на Капри Альберто Моравиа написал сатирическую антифашистскую книгу «Маскарад»… Почти через 20 лет реальной истории он рассказывал корреспонденту газеты:

— Мы вели настоящую войну с фашизмом, с цензурой… Я представляю свою рукопись на контроль в министерство народной культуры. Цензор сомневается и передает ее заместителю начальника управления, тот — начальнику, а тот — министру…

— И?

— А министр — Муссолини!

— И вас вызвали на ковер?

— Ничего подобного!

— ??

— Муссолини приказал опубликовать книгу. — Ну?

— Он был неплохим человеком. Корреспондент был ошарашен:

— Вы понимаете, что данное интервью будет опубликовано за границей? А там отношение к Муссолини — сами знаете какое… И Моравиа пожал плечами:

— Мы-то знаем Муссолини. Думаю, это не делает нас фашистами. Самой большой его ошибкой было дремучее непонимание внешнеполитических проблем. Если бы его внешняя политика была такой же умной, как внутренняя, то думаю, он и сейчас был бы дуче… Уважаемый читатель! Мне кажется, что одна эта последняя мысль (точнее — констатация современника эпохи) стоит томов «цэка-капээсэсных» монографий об «итальянском фашизме»… Да и о «германском фашизме» тоже. Не так все это было, повторяю, просто и однозначно… Да, Гитлер широко сотрудничал с элитой. Прибыли концерна Круппа росли при нем так: 1934 год — 6,65 миллиона рейхсмарок; 1935 — 10,34 миллиона; 1936 — 14,39 миллиона; 1937 — 17,22 миллиона; 1939 — 21,11 миллиона. Примерно так же преуспевали «Ферейнигте штальверке» Феглера, концерн Маннесмана, «Дрезднер банк» и остальные крупные концерны, фирмы и банки. Но уже в первый же год после прихода нацистов к власти «общественные инвестиции» в бюджет увеличились по сравнению с 1932 годом на 22 процента. На следующий год, в 1934-м, они выросли уже в два раза и превысили объем инвестиций докризисного 1928 года. Сюда входили, правда, и военные расходы, но быстро росли и расходы на транспорт, дорожное и жилищное строительство. Соответственно росла и занятость. В 1934 году возникла «программа Рейнхарта». Новый статс-секретарь министерства финансов нацист Фриц Рейнхарт стал инициатором принятия закона об увеличении налога на прибыль. Полученные полмиллиарда марок пошли на дотации работ по восстановлению и ремонту жилого фонда. Частные предприниматели получали кредит из этих сумм, если из собственных средств выкладывали дополнительно сумму, равную кредиту. Кроме того, государство на строительные нужды ассигновывало еще свыше 600 миллионов рейхсмарок. Вскоре новая власть стала все более активно контролировать всю экономическую сферу и для начала административно заморозила как заработную плату, так и уровень цен. Если первое Капиталу было по нраву, то второе его раздражало. Но общее оживление в экономике позволяло проблему не обострять. Однако Гитлер шел дальше, фактически вводя государственный капитализм. Это была еще не социализация, но уже и не чистый капиталистический произвол. В феврале 1934 года появляется Закон о подготовке органического строительства германской экономики. Все государственные, полугосударственные и «общественные» (то есть частные) экономические органы были объединены в Организацию промыслового хозяйства (ОПХ) с шестью имперскими группами: промышленности, торговли, ремесла, банков, страхового дела и энергетического хозяйства. Вот пример иерархии подчинения в рамках ОПХ по нисходящей: имперская группа промышленности — первая главная группа тяжелой промышленности — экономическая группа горной промышленности — отраслевая группа каменноугольной промышленности — окружная группа Рура. И такие «цепочки» тянулись сверху донизу по всем отраслям экономики. В общем-то это было уже практически плановое хозяйство, тем более что членство в ОПХ было обязательным. Она контролировала все без исключения стороны экономического развития страны и позволяла центральной власти управлять им. Возросло влияние и Имперского министерства хозяйства. Известный нам Галкин ничего из социальной политики Гитлера не похвалил, но не рассказать о ней в «научной» монографии тоже не получалось. И вот какая возникала картина, уважаемый читатель… Если частная фирма хотела расширить производство и построить для этого новый цех, то она вначале должна была получить на это разрешение в министерстве хозяйства и пройти тщательную экспертизу. Чтобы ввести построенный цех в строй, требовалось получить согласие биржи труда на обеспечение рабочими, и имперской или отраслевой группы — на получение сырья. Выдачей валюты при необходимости ведал валютный центр. Размеры нового производства, его номенклатура, требования к качеству, условия сбыта и поставок тоже определялись инструкциями и распоряжениями министерства хозяйства, имперских экономических и отраслевых групп, имперского комитета по условиям поставок и имперского куратория по вопросам рационального хозяйствования и экономии. Цены на продукцию утверждались имперским комиссаром по вопросам ценообразования. По сути, это была уже не частная фирма! И у нацистского экономиста Виншу были все основания писать так: «Государственное руководство экономикой наряду с планомерностью обеспечили предпринимателю свободу от экономических кризисов. Наряду с миром на предприятиях это в значительной мере защитило его тылы. Предприниматели желают твердого руководства и указаний сверху, привыкли к ним и не стремятся к большей свободе рук. У них есть только два пожелания. Во-первых, они хотели бы ликвидации дефицита в снабжении, чтобы не ломать голову над тем, где достать кило меди или гвоздей, и можно было бы производить инвестиции и необходимый ремонт. Во-вторых, они хотели бы ограничения потока бумаг». Да, это уже был далеко не рыночный капитализм. Понятие «предприниматель» тоже серьезно изменялось: в Германии подчеркивали, что теперь это не только независимый владелец капитала, но и находящийся на службе руководитель предприятия, пользующийся свободой решений и действий. В 1933–1936 годах выполнялся первый четырехлетний план развития германской экономики, а в сентябре 1936 года на Нюрнбергском съезде НСДАП Гитлер провозгласил вторую немецкую «четырехлетку». Уполномоченным по четырехлетнему плану стал Герман Геринг. В проектах числилось создание новых сортов стали и проката, предприятий по производству синтетического бензина и каучука, расширение автомобилестроения, строительство стратегических автострад, создание стратегических запасов. Это были дела, нужные и для мира, и для войны. И все это происходило на фоне укрепления государственного сектора экономики. Еще в Веймарской Германии были образованы крупные государственные промышленные объединения: «Преаг», «Фиаг», «Пройсаг», «Зексише верке». При Гитлере удельный вес государственной собственности стал быстро расти. В марте 1936 года Имперское статистическое управление сообщало: в стране имеется 1085 общественных предприятий, из них: 61 — собственность империи, 57 — земель, 25 — ганзейских городов, 291 — общин и союзов общин, 142 — совместно империи и земель и 509 — совместно империи и общин. Солидную прибавку к общественной собственности дала «ариизация», то есть конфискация предприятий и капиталов евреев. Конечно, она носила расовый оттенок, но скажем прямо, с точки зрения социальной справедливости это был акт резонный и общественно оправданный. Впрочем, промышленники-немцы, не поладившие с новой властью, тоже лишались собственности. Одновременно в Германии возник ее крупнейший государственный концерн «Рейхсверке АГ фюр Эрцбергбау унд Эй-зенхюттен Герман Геринг». Геринг дал этому акционерному обществу по добыче железной руды и производству чугуна лишь свое имя, а вот капитал — хотя и не по своей воле — дали еврейские финасисты и немецкие промышленники. После того, как из Германии сбежал Тиссен, в «Герман Геринг» вошел и контролировавшийся Тиссеном комплекс предприятий из «Ферейнигте штальверке». Как здесь реагировали магнаты? С огромным недовольством. Появление государственного супер-концерна обеспокоило рурских «королей» больше, чем какие-либо другие меры по регулированию экономики. Частные монополии сопротивлялись так зло, что Геринг заявил: