Сергей Баймухаметов - Ложь и правда русской истории
Лошадь — прежде всего
— О конь, чьи деяния столь же непревзойденны, сколь обделен ты судьбой!
Ступай, куда хочешь, ибо на челе твоем написано, что ни Астольфову Гипогрифу, ни знаменитому Фронтину... в резвости с тобой не сравняться.
А еще мы помним Брильядора — коня великого Роланда, и Баярда — верного скакуна рыцаря Ринальда, и многих других, чьи имена столь же легендарны, как и деяния их хозяев. С чего бы это и почему? Наверно, потому, что ни в реальной жизни, ни в легендах они неотделимы друг от друга. Ибо рыцаря сделал рыцарем — конь. Само слово «рыцарь» в переводе со старогерманского означает просто-напросто — «всадник». Ведь в те времена все, что так или иначе определяло знатность, значимость человека, было связано с конем. Вспомним римских «всадников», французских «шевалье», испанских «кабальеро» — все они в переводе просто «конные», «верховые», то есть от него же, от коня... Более того, даже в казахских степях, где вроде бы на коня садились раньше, чем начинали ходить, где конь был не роскошью, а средством передвижения, условием жизни — даже там применительно к значительным людям употреблялось слово «аткаминер», что в переводе означает — «сидящий на коне»!
Один из первых знаков власти, одна из первых печатей князей-герцогов-графов в Средние века — изображение воина на коне. Так, на печати Александра Невского — конный воин, поражающий мечом дракона. Эта композиция известна всем как изображение Георгия Победоносца. Но — добавлю — уже позднейшее. Потому что на первых, древнейших, Георгий Победоносец изображается в пешем виде. То есть «добавление» к нему коня, «водружение» его на коня как бы поднимало статус святого в глазах простого народа...
На древнерусских княжеских печатях, на всякий случай, ставилась буква «К» или буквы «К. Н.», что означало «князь».
В древности западноевропейские народы, в некоторой степени исключая древних германцев, не знали, что такое конное войско. Основу македонских железных фаланг, а затем ударную силу римских когорт составляла тяжеловооруженная пехота. Греков ничему не научило поражение Александра Македонского от неуловимых конных отрядов степняков-скифов. А вот римские военачальники, после того как их при Андрианополе разгромила конница германо-славяно-степных варваров, крепко задумались о переустройстве армии. Но было поздно: набеги вестготов и гуннов довершили падение Рима.
Здесь надо сделать остановку. Потому что пишу я не Для специалистов, а для читателей. Для широкого круга Читателей. А он, читатель, может проскочить мимо предыдущего пассажа или, наоборот, остаться в недоумении: «Как же так, что не было коней?! Мы же только что видели фильм «Падение Римской империи», а потом про Юлия Цезаря, про его поход и завоевание Галлии, и там все: и римляне, и галлы — на конях?!»
Да, тут сказалось не только элементарное незнание деталей эпохи, но более всего, очевидно, требование кинематографа. Без коня кино не кино, тем более историческое! Конь придает всему свой колорит, если есть конь и конница — есть движение, динамика! А динамика — основа кино...
Но действительность в данном случае скучнее кино. Просто читатель не останавливается на деталях, ему хорошо известных. К примеру, из истории той же Древней Греции. Там кони вроде бы были. Но вспомним — у кого? На колесницах сражались Ахилл, Гектор — то есть троянские и ахейские цари. Цари! И больше — никто! Вспомним, когда восемь веков (!) спустя после Троянской войны греки победили персов при Марафоне, то как, каким образом они донесли весть о победе в Афины? То-то и оно... Бегом! Для гонца большой победы не нашлось хотя бы одного коня, не говоря уже о сменной паре коней! Вот какой редкостью был конь для Древней Греции и Древнего Рима.
Ведь древнегреческая цивилизация — это морская цивилизация. И древнегреческая армия — это, по нынешним понятиям, морская пехота, которая к месту операций доставлялась на кораблях. Естественно, она потерпела сокрушительное поражение при столкновении с армией конно-степной, скифской, кочевнической цивилизации на ее территории, в степях, на открытых пространствах. Александр Македонский просто не знал, что делать, откуда ждать удара, как противостоять этим кентаврам, появляющимся и тотчас исчезающим в степном мареве. Точно так же и скифы пропали бы в лабиринте островов Эгейского архипелага...
Но в государстве франков, возникшем на развалинах Римской империи, уже хорошо понимали преимущество воина на коне. Историки полагают, что окончательным поворотом в военном сознании западноевропейцев стала знаменитая битва при Пуатье в восьмом веке. До нее арабская конница, перешедшая через Пиренеи из мусульманской Испании, вольготно гуляла по равнинам нынешней Франции. И была остановлена и разгромлена лишь конницей — тяжеловооруженной конницей Карла Мартелла.
И в том же восьмом веке уже Пипин Короткий дань в пятьсот коров, наложенную на британских саксов, заменил данью в триста лошадей.
В ту эпоху в государстве франков цена одного коня равнялась цене двух или даже четырех коров, одному или двум мечам с ножнами и четырем мечам без ножен. Рыцарем в тогдашнем понимании слова мог стать любой, кто имел коня, меч и удачу в бою.
Буйные и грязные
— Нет, правда, скажи мне, что может быть выше счастья и что может сравниться с радостью выигрывать сражения и одолевать врага?
Безусловно, франкский рыцарь восьмого века и рыцарь двенадцатого века, воспетый в балладах, так же далеки друг от друга, как грубый кусок железа и выкованный из него меч. Далеки, но родственны.
Рыцарские отряды раннего Средневековья состояли из воинов-бродяг, для которых не было различия Между войной или разбоем. Они приходили служить тем или иным сеньорам из диких воинских дружин, которые жили по своим законам, не признавая даже отцов и матерей, не говоря уже о королях или церкви. Тацит, описывая их быт и нравы, отмечал, что единственная отрада этих людей — война. Они обладают беспокойным темпераментом, воинственным духом, им скучны работа в поле, уход за скотом. У них нет ни дома, ни семьи, и живут они тем, что награбят. Если в их стране мир, они уходят в поисках войны в другие пределы. Они первыми начинают битвы, идут напролом, отличаясь нечеловеческой свирепостью и неукротимостью.
Одним словом, древнегерманская воинская ватага — тот же скандинавский вик. То есть выселок, куда уходили юноши, не желающие жить дома, пахать и сеять, ловить рыбу, подчиняться законам рода. Домашние оплакивали их как покойников, для рода они были потеряны навсегда. Да они и не жалели и не стремились в род, они сбивались в дикие отряды викингов, которые три века держали в страхе и ужасе всю Европу, уничтожая цивилизованные города огнем и мечом. Божьим проклятием, исчадием ада, разбойниками называла их Европа; та самая Европа, которая потом все забыла и романтизировала вчерашних бандитов.
И среди викингов, и среди их сухопутных древне-германских собратьев особо ценились берсерки — то есть люди-звери, бешеные, одержимые, обладающие пещерной свирепостью и столь же пещерным бесстыдством, полным пренебрежением даже тогдашних нравов.
Каким же образом из этих чудовищ, монстров сложилось средневековое сословие рыцарей?
Буйные и грязные стали знатью
— Я, твой господин и природный сеньор, и ты, мой оруженосец, будем есть из одной тарелки и пить из одного сосуда, ибо о странствующем рыцарстве можно сказать то же, что обыкновенно говорят о любви: оно все на свете уравнивает.
Знать существовала задолго до появления рыцарей. Были уже короли, герцоги, графы, бароны. И они, разумеется, ни в коем случае не считали и не могли считать, что вонючие и грязные люди в латах, без роду и племени, известные лишь своей дурной отвагой, могут им быть ровней. Века прошли, прежде чем рыцарство приравняло себя к знати, утвердило себя как сословие знати. И теперь уже рыцарем не мог стать любой, имеющий коня и доспехи, как бывало в прежние времена. Но, с другой стороны, и сыновья герцогов и графов до своего совершеннолетия обязаны были пройти обряд посвящения в рыцари, иначе они записывались простолюдинами. И неистовый Роланд прославляется по всей Европе не как владетельный сеньор и маркграф Бретани, но прежде всего — как рыцарь.
То есть рыцарство не просто вошло в знать, но и надвязало знати многие свои законы, вынесенные из времен буйной вольницы. Закон дикой ватаги был простой. С одной стороны — верность и полное подчинение предводителю. С другой — ответственность - предводителя перед дружинниками, подчинение предводителя общим законам и кодексу дикого братства. Это двуединство было перенесено и на отношения с королями, герцогами, графами. Давая присягу на верность, рыцарь становился вассалом, но ни в коем случае не подчиненным сюзерена. Герцог или граф для крестьянина и горожанина был «доминус», то есть — «господин», «повелитель». Но для рыцаря — только лишь «сеньор», то есть — «старший». И «пэр» в переводе с французского — «равный», и стол короля Артура был круглым единственно для того, чтобы никто не мог полагать, будто он сидит выше или ниже.
