Альфонс Эскирос - Эмиль XIX века
VIII
Елена Эмилю
Лондонъ, 10 октября 186…
Наши заблужденія, мое милое дитя, учатъ насъ истинѣ; наши ошибки, сознаваемыя совѣстью, говорятъ намъ о существованіи нравственнаго закона. Мудрость состоитъ въ томъ, чтобы извлекать изъ тѣхъ и другихъ поученіе для будущаго.
Конецъ твоего романа меня не удивляетъ ни мало; я не стану осуждать твое поведеніе, такъ какъ ты самъ осудилъ его. Всѣ совѣты, которые я могла тебѣ дать прежде этой печальной развязки, не стоили бы совѣтовъ твоего личнаго опыта. Истина всегда открывается рано или поздно и время выставляетъ вещи въ ихъ настоящемъ свѣтѣ, не смотря на тѣ обольстительныя прикрасы и драпировки которыми одѣваетъ ихъ наше воображеніе. Вообще говоря, время есть нашъ руководитель во всемъ. Тѣмъ не менѣе, я не хочу скрывать отъ тебя истину и признаюсь теперь, что твое первое письмо сильно обезпокоило меня. Я настолько знаю твою хорошую натуру и твои честныя убѣжденія, что могу быть вполнѣ увѣренной въ томъ, что ты не сдѣлаешь подлости, но я боялась именно честныхъ порывовъ твоего молодаго сердца, боялась свойственныхъ въ твои годы увлеченій обольщеннаго самолюбія и романическаго героизма. Подобныя интриганки всего опаснѣе для такихъ честныхъ сердецъ какъ твое. Холодная разсудочность молодыхъ людей, которые руководятся во всѣхъ своихъ поступкахъ мнѣніемъ свѣта спасаетъ ихъ отъ обмановъ. Въ ихъ жизни любовь играетъ роль охмѣляющаго напитка, какъ вино для пьяницъ. Они тратятъ на эту любовь болѣе силъ нежели сколько нужно, чтобы добиться счастья, и все же ведутъ жизнь очень печальную! Эти искатели приключеній промѣняли любовь на ея тѣнь — волокитство. Легкомысліе чувствъ — доказательство ихъ внутренней безсодержательности. Онѣ мнѣ напоминаютъ душистыя ивы, встрѣчающіяся на берегу рѣкъ, сердцевина ихъ прогнила и не смотря на то что онѣ зеленѣютъ, эта зелень непрочна. Общества, въ которыхъ мужчина не уважаетъ женщину и женщина не уважаетъ себя — недостойны быть свободными.
Всѣ эпохи рабства и нравственнаго униженія, были также и эпохами разврата.
Когда изчезаетъ поклоненіе мысли, когда уничтожается чувство великихъ обязанностей, молодость, нуждающаяся въ препровожденіи времени, гонится за легкими удовольствіями. Твое мѣсто не въ этой грязи.
Можетъ быть я лучше знаю тебя, чѣмъ ты самъ. Въ твои годы часто ошибаются и преслѣдуютъ вдали идеалъ для чувства, только потому, что пришла пора его пробужденія. Кромѣ досады быть обманутымъ, въ твое огорченіе не входитъ ли еще угрызеніе совѣсти отъ того, что ты измѣнилъ своимъ истиннымъ привязанностямъ? Посмотри въ глубину твоихъ воспоминаній, не увидишь ли ты что я была права? Нѣтъ ли дѣвушки твоихъ лѣтъ, о которой ты безмолвно думаешь, которой черты, улыбку, звукъ голоса, все, до складокъ ея платья, ты помнишь такъ ясно, будто она стоитъ передъ тобою? Не видишь ли ты передъ собою ея цѣломудренный образъ, въ то время когда ты читаешь произведенія поэтовъ? Не жаждешь ли вмѣстѣ съ нею созерцать все прекрасное въ природѣ, и не въ образѣ ли этой дѣвушки ты видѣлъ олицетвореніе всего прекраснаго, не въ ея ли глазахъ ты желаешь быть лучшимъ изъ людей? Если твое сердце носитъ въ себѣ воспоминаніе о такой дѣвушкѣ, то вотъ та, которую ты любишь. Если же въ тебѣ не пробуждалось ничего подобнаго, ты еще ребенокъ.
Время любви еще не пришло для тебя. Дѣйствительная любовь возвышаетъ душу, заставляетъ искать добро и требовать отъ себѣ всего того, чего ты требуешь отъ другаго: любовь — это справедливость сердца. Пока ты не испыталъ это священное чувство, берегись профанировать его имя; иначе ты раскаешься позже въ томъ, что осквернилъ свои уста ложью.
Другое заблужденіе молодости — мысль что романическія приключенія придаютъ любви особенную прелесть. Нѣтъ, любовь сильна сама собой и можетъ обходиться безъ прикрасъ фантазіи.
Честный крестьянинъ, когда онъ приходитъ вечеромъ отдохнуть послѣ дневнаго труда и, садясь за свой убогій ужинъ, съ улыбкой смотритъ на жену, которая сидитъ за пряжей у огня; когда онъ нѣжно гладя по головкамъ своихъ полныхъ здоровыхъ ребятишекъ, ласково называя ихъ по именамъ, вспоминаетъ то время, какъ онъ дожидался Жанну въ воскресенье подъ большимъ вязомъ въ деревнѣ и видитъ Жанну свою по прежнему красивою, по прежнему молодою, гораздо здоровѣе понимаетъ любовь, чѣмъ всѣ романическіе мечтатели. Этотъ честный труженникъ въ своей простой душѣ гораздо болѣе поэтъ, чѣмъ многіе счастливые любимцы богини моды.
Молодость вообще — пора свѣтлыхъ грезъ. Съ другой стороны, чтеніе очень часто способствуетъ развращенію сердца, но истинная любовь какъ нельзя лучше обойдется безъ романа. Любовь — это все что есть справедливаго и свободнаго въ человѣческой природѣ. Горе тому, кто любитъ только мечты: онъ быстро разочаруется въ своемъ идеалѣ, когда настанетъ минута пробужденія. Прежде чѣмъ заботиться о выборѣ женщины, ты долженъ завоевать свое мѣсто въ свѣтѣ. Все что ты дѣлаешь, чтобы образовать и поднять себя въ собственномъ мнѣніи, чтобы бороться съ побужденіями близорукаго эгоизма, чтобы достичь человѣческаго достоинства — все это тѣмъ болѣе привлечетъ къ тебѣ ту, которую ты полюбишь позже.
P. S. Я забыла тебѣ сказать, что Лола изучаетъ медицину, для того, чтобы получить докторскую степень отъ Лондонскаго Female medical Society.
IX
Эмиль своему отцу
Гейдельбергъ, 18 январь, 186…
Я оставилъ Боннъ и отправилъ свои книги (т. е. почти все, что я имѣю) въ Гейдельбергъ.
Нѣмецкіе университеты организованы такимъ образомъ, что студенты могутъ переходить изъ одного въ другой, не теряя при переходѣ пріобрѣтеннаго ими званія т, е. названія студентовъ перваго, втораго курса и т. д. Эти перемѣны университетовъ дозволяютъ студентамъ слѣдить за курсами лучшихъ професоровъ повсѣмъ отраслямъ знанія. Мнѣ кажется, что я многому научился изъ лекціи этихъ превосходныхъ професоровъ; во съ каждымъ днемъ убѣждаюсь, что всѣ ученія и школы въ мірѣ не могутъ замѣнитъ личный самостоятельный трудъ того, кто ищетъ истину. Двѣ доктрины возбуждаютъ преніе между умами; эти двѣ доктрины я встрѣчаю повсюду, въ наукѣ, въ философіи, въ религіи, въ политикѣ, Первая утверждаетъ, что все въ свѣтѣ совершается по заранѣе установленному и разъ навсегда предначертанному плану; что формы оргавической жизни неизмѣнны и передаются отъ одного поколѣнія другому, сохраняя черти своего первообраза.
Вторая доктрина утверждаетъ, что міръ образовался независимо въ силу собственныхъ законовъ, что органическія и не органическія породы, порожденныя естественнымъ процессомъ, измѣняются и совершенствуются подъ вліяніемъ законовъ природы.
Если отъ науки я перейду къ исторіи, я нахожу тотъ же антагонизмъ мнѣній. Для однихъ цивилизація есть дѣло какого то внѣчеловѣческаго фатума; народы не имѣютъ собственной воли въ выборѣ своихъ учрежденій; фатумъ опредѣлилъ извѣстные образы правленія и нація, отрекающіяся отъ нихъ, неизбѣжно впадаютъ въ бездну анархіи.
Для другихъ, напротивъ, бытъ человѣка начался съ дикаго состоянія. Изъ животнаго болѣе совершенной породы обезьянъ онъ постепенно выработывалъ образъ человѣческій, постепенно развиваясь занялъ свое мѣсто въ мірѣ, создалъ свои законы, свой бытъ. Народы, повинуясь закону неизбѣжнаго прогресса, прошли черезъ всѣ степени роста отъ эмбріоническихъ формъ первобытныхъ учрежденій, отъ которыхъ отдаляютъ ихъ цѣлыя тысячелѣтія, до болѣе совершенныхъ формъ настоящаго времени.
Подобно тому какъ міръ образовался развитіемъ собственныхъ силъ, такъ и родъ человѣческій развивается и устраивается своими собственными силами.
Еще большій антагонизмъ мнѣній встрѣтимъ мы, вступивъ въ сферу политики: тутъ каждый судитъ по своему. Изъ этого различія мнѣній я вывожу слѣдующее заключеніе: изучая мысли другихъ, я долженъ руководствоваться единственно доказательствами моего разума и моей совѣсти.
Вотъ правило, которому я рѣшился слѣдовать. Не тому ли самому училъ ты меня. Я далекъ отъ заносчивости и самообольщенія. Необходимость собственнаго рѣшенія, напротивъ, внушаетъ мнѣ большое смиреніе. Каждую минуту я принужденъ сознаваться что я ничего не знаю и что я долженъ вооружиться мужествомъ, разширять мои познанія и постоянно укрѣплять ихъ доказательствами опыта. Что же касается аргументовъ доктринеровъ, хотя мнѣ кажется, что въ нихъ слышится иногда намекъ на безконечное, но прислушавшись къ нимъ я вижу, что ихъ рѣчи похожи на тѣ раковинки, которыми забавляются дѣти, прикладывая ихъ къ уху и воображая, что слышатъ въ нихъ шумъ моря.
Я учусь не для того, чтобы быть ученымъ: все мое самолюбіе ограничивается тѣмъ, чтобы понимать потребности моего времени и помогать торжеству права и справедливости. Я не могу забыть мою страну. Я не могу оставаться равнодушнымъ къ ея борьбѣ. Родившись заграницей, я нахожу вездѣ Францію: она представляется мнѣ въ побѣдахъ, которыя она разсѣяла по всему свѣту и даже въ своихъ бѣдствіяхъ, этой тяжкой карѣ за необузданную гордыню одного человѣка. Я никогда не видалъ Франціи, но считаю ее своей второю матеріи. Невольная дрожь пробѣгаетъ по тѣлу когда я слышу ея имя; когда ее оскорбляютъ, вся кровъ во мнѣ кипитъ и я рвусь отмстить за нее. Меня привлекаетъ не громкая лѣтопись о ея военныхъ подвигахъ, но исторія ея усилій, жертвъ и героическихъ порывовъ къ свободѣ. Я люблю ея мыслителей, которые учатъ шутя; я удивляюсь этимъ писателямъ, которые увлекаютъ васъ до страсти — просвѣщая міръ.
