Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №6 (2003)
Ну а в русском образовании, по мере того как будут готовиться школьные учебники “четвертого поколения”, предстоит еще немало трудов по выработке концепции преподавания истории бывшей Российской империи и бывшего СССР — с учетом того, что участники общего исторического развития ныне разделены новыми государственными границами. Ведь глупо было в учебниках “первого поколения” укорачивать историческую Россию до размеров 1991 года. Так же глупо, как и Грузии объявлять себя бывшей колонией — на ее территории и до революции действовали те же законы, что и в центре России. А куда девать походы Суворова (ныне Приднестровье), битву под Полтавой (ныне Украина) или переправу наполеоновских войск через Березину (ныне Белоруссия)?
...О том, как в 1812 году белорусские крестьяне развернули борьбу против французских захватчиков, я прочитала в “Истории Беларуси” Я. И. Трещенка. А условия у них были другие, чем у русских крестьян, потому что помещики-поляки шли на службу к Наполеону, посылали сыновей в корпус Понятовского, снабжали французские части продовольствием и фуражом. В 1812 году прославилась деревня Жарцы под Полоцком, крестьяне из Жарцов во главе с Максимом Марковым участвовали в боях за Полоцк вместе с регулярными войсками.
В 2001 году на проходившем в Москве Съезде славянских народов России, Белоруссии и Украины больше всего участников собрала секция, на которой обсуждали проблемы образования, и там наибольший интерес вызвали выступления ректора Белорусского педагогического университета Л. Н. Тихонова и министра образования Белоруссии В. И. Стражева. Оно и понятно. Белоруссия тоже поначалу открыла двери Соросу, но в отличие от Ельцина, лично поздравлявшего Сороса с пятилетием его деятельности в России, Лукашенко в этой деятельности довольно быстро разобрался, выставил фонду “Открытое общество” штрафные санкции в 3 миллиона долларов и вынудил убраться из Белоруссии. Сорос потом отомстил Лукашенко, срежиссировав падение курса белорусских “зайчиков” — об этой мести писал Егор Васильев в “Деловом вторнике” (“Венгерский набоб”, 1998, № 25).
Так вот, В. И. Стражев говорил на секции о том, что мир сейчас усложняется и для нормального здорового воспитания необходимо свести структуру содержания образования со структурой общества. Я перечитала свои записи его выступления — они поясняют концепцию учебного пособия “История Беларуси”. И конечно, очень многое значит, что Яков Иванович Трещенок — учитель истории и знает, для кого пишет.
Первым делом он объяснил, что “страна” и “государство” не всегда одно и то же. Что не совпадают “история страны”, “история народа”, “история государства”. И что когда исследуется национальная история, всегда существуют пределы углубления в прошлое. Например, белорусская народность как самостоятельная этническая общность сформировалась сравнительно поздно. Поэтому белорусы должны изучать историю экономического, социально-политического и этнокультурного развития тех государств, куда белорусский народ входил в разные эпохи. То есть нельзя успешно заниматься историей Белоруссии без широких познаний по истории Древней Руси и России, Литвы и Польши.
Это учебное пособие, написанное учителем, с первых страниц помогает школьнику понять, насколько связана история народа, историческое прошлое с национальным характером, с поразительной жизнестойкостью белорусов, с умением отстоять и сохранить свою самобытность, со свойственным белорусу спокойным самоуважением, не имеющим ничего общего с самохвальством. Я. И. Трещенок рисует образ Беларуси, границы которой очерчены не горами или реками, как по большей части в Европе, а лесом. В недрах — самая малость полезных ископаемых. Почва, климат... Здесь все давалось тяжким трудом. Феодальная верхушка — поляки. Города утратили к ХVII веку белорусский этнический характер, приобрели еврейско-польский облик. Существовавшая в России “черта оседлости” препятствовала урбанизации белорусского крестьянства. Петербург делал уступки Польше за счет белорусских крестьян, полонизация Западного края стала одной из причин возмущения декабристов, которые лучше императора Александра I представляли себе экспансию Польши.
Обстоятельно рассказано в “Истории Беларуси” о значении православия в формировании единого народа. И о первой просветительнице Ефросинье Полоцкой, основательнице Свято-Ефросиньевского монастыря, причисленной к лику святых Русской православной церкви.
“История Беларуси” вполне может быть рекомендована в качестве учебного пособия школьникам России — и уж тем более учащимся из соседних с Белоруссией областей — Смоленской, Брянской, Тверской, Псковской, Новгородской. Они найдут в книге немало интересного о путях продвижения славян в Восточную Европу, о тевтонах и литвинах, о противостоянии католическому прозелитизму. В русских учебниках непременно встречается литовский князь-язычник Ягайло, союзник правителя Золотой орды Мамая, потерпевшего поражение на Куликовом поле от Дмитрия Донского. В русских учебниках с Ягайло на том и прощаются, а в “Истории Беларуси” прослежена и его дальнейшая судьба: переход в католичество, союз с крестоносцами, посулившими ему Новгород и Псков, притязания на трон короля Польши...
Я. И. Трещенок дает в своем учебном пособии выразительную картину польского восстания 1830 года, распространившегося на Литву и северо-западную часть Белоруссии, и восстания 1863 года. Польская шляхта преследовала узкоэгоистические интересы, и даже самые революционные ее представители не допускали мысли о самоопределении непольских территорий — не только Белоруссии, но и Литвы. Именно на такой позиции стоял друг Чернышевского и Шевченко Зигмунд Сераковский, получавший в советских школьных учебниках исключительно положительную оценку. А ведь даже Герцен тогда писал, что надо бы спросить у самого населения, с кем оно хочет быть — с Польшей, Россией или само по себе. То же и с мифом о “Кастусе” Калиновском. Калиновский сам себя “Кастусем” никогда не называл, по этнической самоидентификации был безусловным поляком, хотя и относил себя к “литвинам”. Но уж белорусом он точно не был и воевал не за интересы белорусского народа. Я. И. Трещенок пишет, что мифологизаторы Калиновского превратили шляхтича из коренной польской Мазовии в “национал-экстремистский миф”. И в той же главе о польском восстании 1863 года он дает неожиданную характеристику знаменитому генералу Муравьеву, которого русские школьники запоминают через эпизод из биографии Некрасова: ода Муравьеву-“вешателю”. Я. И. Трещенок пишет о Муравьеве не только как об усмирителе восстания, но и как о талантливом администраторе: внесенные по его инициативе изменения в ходе крестьянской реформы на белорусских землях заметно улучшили положение белорусских крестьян в сравнении с центральными русскими губерниями и содействовали промышленному развитию края.
Завершается часть I “Истории Беларуси” событиями 1917 года.
Это учебное пособие, изданное Могилевским педагогическим университетом, заслуживает сопоставления с российским опытом по созданию новых учебников. Я. И. Трещенок, безусловно, владеет даром увлекательного повествования, не перегружает свою книгу датами и именами. Следуя примеру “Учебной книги русской истории” С. М. Соловьева, Я. И. Трещенок предпочитает выкладывать ученикам не аргументы, а факты и учит осмысливать историю на примере ярких человеческих судеб. Такие учебники воспитывают мировоззрение. Встретив в “Истории Беларуси” ссылки на известного историка В. Т. Пашуто, я вспомнила давнюю, начала 80-х годов, дискуссию между учеными-историками и писателями, авторами книг о делах давно минувших дней, считающими себя тоже исследователями, а не просто “беллетристами”. Пашуто тогда говорил о роли научной интуиции и художественного прозрения: “История так невероятно сложна, что даже на миг страшно помыслить себе историка, лишенного дружбы муз” (“Научный историзм и содружество муз”, “Коммунист”, 1984, № 5).
К сожалению, именно те, о ком “страшно помыслить”, сочиняли по заказу Сopoca учебники про “кризис российской цивилизации”. И немалый вред принесла историческому образованию навязываемая реформаторами “вариативность”, когда любой исторический факт можно толковать кому как заблагорассудится. Не случайно о непременной “свободе” в преподавании истории и непременных “разных подходах” любит порассуждать министр культуры Швыдкой. Школе навязывалась чуть ли не теория о скучности самого предмета, преподавание которого требует изобретательности. Учителю предлагали устраивать, к примеру, суд над царем Иваном Грозным, чтобы дети не скучали. Но по каким законам могут д е т и судить прошлое? Да, за последние два-три года появились учебники, написанные не дилетантами и компиляторами, — достойный научный уровень, доходчивое изложение. И все же это в большей степени достоинства популяризаторов науки, а не педагогов. Как известно, Соловьев приступил к созданию “Учебной книги русской истории”, получив приглашение заниматься с наследником престола. И вообще он был прирожденным педагогом, имел учительский опыт, представлял себе возможности в постижении истории не только детских умов, но и детских чувств. Почему же у нас в сегодняшней России до сих пор нет учебника по истории, написанного настоящим учителем?
