Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №6 (2003)

Мозаика войны (Наш современник N6 2003)

МОЗАИКА ВОЙНЫ

Братья Гастелло... Всемирно известный Николай Францевич, свершивший 62 года тому назад свой беспримерный подвиг, и Виктор Францевич, павший смертью храбрых подо Ржевом...

Виктор Николаевич Гастелло, сын легендарного летчика, в публикуемом ниже материале рассказывает о своих отце и дяде.

Родился Виктор Николаевич в 1932 году в Ленинграде. В 1951 окончил Суворовское училище в городе Калинине (ныне Тверь), затем, в 1960 году, — академию имени Н. Е. Жуковского, после чего 13 лет служил в ЦНИИ-30 Министерства обороны. Там же защитил кандидатскую диссертацию. С 1973 по 1987 год работал старшим преподавателем на кафедре ВВС в Военно-политической академии имени В. И. Ленина. В 1987 году уволился из армии, в чине полковника ушел в запас, а позднее в отставку.

С 1963 года печатался в различных периодических изданиях. Издал несколько книг.

Член Союза писателей с 1988 года. Живет в Москве.

ДВА БРАТА

Гастелло — фамилия белорусская. Именно так значилась она в документах молодого батрака Франца, пришедшего в 1900 году в Москву на заработки из далекой западнобелорусской деревушки Пружаны. Здесь он нашел работу по душе — вагранщиком в мастерских Московско-Рязанской железной дороги. Рослый парень Франц встретил и девушку по сердцу — невысокую белошвейку — москвичку Настю, Анастасию Семеновну Кутузову. Оба на работе, одна семья, общий дом на всю жизнь. Анастасия подарила мужу двух сыновей — Николая и Виктора, дочь Нину. Николай был старше Виктора на 6 лет, Нина моложе Виктора всего на один год.

В 1924 году Франца Павловича перевели на работу в город Муром, туда переехала и семья. Молодой 17-летний Николай пошел трудиться на паровозоремонтный завод. Начал подсобником рядом с отцом в литейном цехе, потом слесарничал, затем одолел токарное дело и, наконец, стал мастером механического цеха. В 1925 году Николай вступил в комсомол, а через два года, когда ему исполнилось 20 лет, его приняли в партию. У своего соседа он научился играть на баяне и в местном клубе часто выступал в ансамбле “Синяя блуза”. Тогда же к нему пришла первая и удивительно чистая любовь. Он женился на Анне, которая была на пять лет старше его. С этого момента супружеская пара была неразлучна.

Младший брат Виктор стремился во всем походить на старшего брата. Николай беззаветно любил футбол и хоккей, хорошо играл на зеленом и ледяном поле. Виктор тоже преуспевал в спорте.

В 1930 году семья вернулась в Москву и временно поселилась в поселке Хлебниково у знакомых Скворцовых. Николай стал работать на Московском заводе имени 1 Мая.

Николай играл на баяне, Виктор увле­кался трубой и мандолиной. Дома они часто устраивали совместные концерты по заявкам домочадцев. Одно время Виктор серьезно подумывал, а не стать ли ему профессиональным музыкантом. Но пошел работать также на завод, играл в духовом заводском оркестре.

В 1932 году Николай по призыву пар­тии и комсомола поступил в 11-е Луган­ское летное училище, позднее названное Воро­ши­ловградским. Через полтора года он уже как летчик самолета ТБ-3 получает напра­в­ление в 82-ю эскадрилью Ростов­ской 21-й тяжелобомбардировочной авиа­бригады, расположенной в пригороде Рос­това-на-Дону. В 1937 году он — командир корабля, а в 1939-м становится командиром отряда тяжелых бомбардиров­щиков. За это время ему пришлось повоевать на Халхин-Голе, позднее принять участие в финской кампа­нии, освобождении Запад­ной Белоруссии. Осенью 1940 года брига­да, получившая дру­гое наименование — 1-й тяжело­бомбар­ди­ровочный полк, — пере­летает поближе к западным грани­цам, в город Великие Луки, а капитан Николай Гастелло — уже заместитель командира эскадрильи. В начале апреля 1941 года его переводят в должность командира эскадрильи в 207-й дальне­бомбардировочный авиаполк 42-й авиа­дивизии. Тогда же он переучивается и летает на новом скоростном бомбарди­ровщике ДБ-3ф, более известном в годы войны как Ил-4. Два полка, 207-й и 96-й, а также штаб дивизии располагались в авиагородке Боровское, находящемся всего в двух километрах от родины вели­кого русского поэта Александра Твар­дов­ского...

Недолго пришлось поработать на заводе Виктору. Вскоре его призывают в армию, и три года, до 1937-го, он служит погра­нич­ником на западной границе. Уходит в запас в звании сержанта. Снова поступает работать на завод и вскоре влюбляется в станочницу Аню, которую, чтобы отличать от Анны — жены старшего брата Нико­лая, — все зовут Нюрой. Виктор в 1938 году женится на Нюре, и через год у них родил­ся сынишка — Лева.

В тесноте, да не в обиде. Когда в пос­лед­ние годы Николай Францевич приезжал в Москву в отпуск с семьей, то я помню, как в одной 13-метровой ком­нате на 3-й Гражданской улице спать ложились сразу 9 человек! В комнате жили и родители с дочерью Ниной, и Виктор с женой Нюрой и маленьким Левой. Но все равно было радостно и весело. Николай с Виктором вновь устраивали музыкальные вечера, им ладно подпевали русские народные песни все остальные. Еще я помню наши любимые походы с дедом в Соколь­ники. Он был мастером на все руки и искусно вырезал мне из ивового прута дудочку, в которую я дудел, пока у меня ее не отбирали...

В то утро 22 июня 1941 года, в воскресенье, мы всей семьей собирались на экскурсию в Смоленск, находящийся всего километрах в пятидесяти от нашего городка Боровское. Я проснулся сам, меня никто не будил. Я вскочил и подбе­жал к матери, которая стояла как-то настороженно на кухне у окна, выхо­дя­щего на аэродром. Меня поразил ровный и мощный гул множества моторов.

Необъяснимая тревога вдруг охватила меня, и в это время один за другим начали взлетать самолеты. Что-то фатальное и неизбежное было в бесконечной веренице взлетающих самолетов. Мне стало жутко...

В беде люди тянутся друг к другу. И в это теплое июньское воскресенье все жители городка высыпали на улицу и постепенно собирались у столбов с репродукторами. Пока не было известно ничего определенного, но слово “война” все чаще тихо повторялось в толпе.

Но вот послышался шорох, потрескивание включения, и над городком зазвучали суровые и вместе с тем лишенные паники слова. “Весь наш народ теперь должен быть сплочен, един, как никогда, — зачитывал обращение правительства заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров, нарком иностранных дел В. М. Молотов. — Каждый из нас должен требовать от себя и других дисциплины, организованности, самоотверженности, достойной настоящего советского патриотизма, чтобы обеспечить победу над врагом... Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!..”

Страшное слово “война” входило в тот солнечный июньский воскресный день в каждую семью, в каждый дом. Больше всего меня поразило, что все женщины плакали, а многие, не сдерживаясь, рыдали в голос. В те неспо­койные годы летчики часто улетали в служебные, неведомые для близких командировки, которые потом оказывались сражениями в небе Испании, Китая или в Монголии на Халхин-Голе, участием в войне против белофиннов. Но жены, матери, родные мужественно переносили разлуку, хотя ни одна командировка не обходилась без жертв — ведь не возвращались домой на Родину по нескольку экипажей. Но такого общего и безграничного горя не ощущалось еще никогда...

Спустя некоторое время самолеты начали прилетать по одному, по два, реже — звеном, и необычно было видеть, как вместо выполнения привычной посадочной “коробочки” некоторые самолеты с ходу плюхались на аэродром или садились один за другим почти вплотную, не соблюдая безопасный интервал. До позднего вечера над аэродромом стояла бесконечная гудящая карусель — самолеты прилетали, подвешивали бомбы, заправлялись, снова выруливали на взлетную полосу, взлетали и, собравшись в тройки, уходили на запад...

В первый день войны, 22 июня, 207-й авиаполк не потерял ни одного самолета. Полк произвел точное бомбометание в районе приграничного поселка Лептуны, где скопились вражеские мотомехколонны. Соседний 96-й авиаполк летал на боевое задание в другой район, потерял 10 самолетов.

Отец появился дома поздно, мрачный и усталый, ужинал молча, на вопросы отвечал односложно.

Мать сквозь слезы все время твердила:

— Коля, Коля, что же будет? Что происходит, Коля?

Отец хмурился, молчал, смотрел куда-то в сторону, потом вдруг, сжав кулаки, тихо и убежденно сказал:

— Все будет как надо, они еще пожалеют, будем их бить, как поганых псов. — Потом строго посмотрел на меня: — Идет война, должен понимать, не болтай лишнего...

Сказано было очень сурово, так со мной отец никогда еще не разгова­ривал.

Второй день войны начался также с бесконечной вереницы боевых вылетов, но задействован был только полностью укомплектованный, хотя и понесший первые потери 96-й авиаполк. 207-й не летал: поступила команда поставить на все самолеты нижние люковые установки с пулеметами для обороны с нижней полусферы. Таким образом, к экипажу добавлялся еще один стрелок, но штатных членов экипажей не было, а потому за стрелковую турель сажали, так сказать, кто подвернется под руку: мотористов, радистов, механиков.