Лев Троцкий - Историческое подготовление Октября. Часть II: От Октября до Бреста
Демократический Совет, выделившийся из Демократического Совещания, впитал в себя всю беспомощность последнего. Старые советские партии, социалисты-революционеры и меньшевики, создали для себя в этом Совете искусственное большинство, но только для того, чтобы тем ярче обнаружить свою политическую прострацию. Церетели вел за кулисами Совета путаные переговоры с Керенским и с представителями «цензовых элементов», как начали выражаться в Совете – для того, чтобы не употреблять «обидного» имени буржуазии. Доклад Церетели о ходе и исходе переговоров был чем-то вроде надгробного слова целому периоду революции. Оказалось, что ни Керенский, ни цензовые элементы не согласились на ответственность перед новым полу-представительным учреждением. С другой стороны, вне пределов кадетской партии не удалось найти так называемых «деловых» общественных деятелей. Пришлось организаторам предприятия капитулировать по обоим пунктам. Капитуляция вышла тем более красноречивой, что Демократическое Совещание созывалось ведь именно для того, чтобы устранить безответственный режим, причем Совещание формальным голосованием отвергло коалицию с кадетами. На нескольких заседаниях Демократического Совета, которые состоялись до переворота, царила атмосфера напряженности и полной недееспособности. Совет отражал не движение революции вперед, а разложение партий, отставших от революции.
Еще во время Демократического Совещания был поставлен в нашей партийной фракции вопрос о демонстративном уходе с Совещания и о бойкоте Демократического Совета. Нужно было действием показать массам, что соглашатели завели революцию в тупик. Борьба за создание Советской власти могла вестись только революционным путем. Нужно было вырвать власть из рук тех, которые оказались неспособными на добро и чем дальше, тем больше теряли способность даже на активное зло. Необходимо было наш политический путь – через мобилизацию сил вокруг Советов, через Всероссийский Съезд Советов, через восстание – противопоставить их пути – через искусственно подобранный Предпарламент и гадательное Учредительное Собрание. Это можно было сделать только путем открытого разрыва, на глазах всего народа, с учреждением, созданным Церетели и его единомышленниками, и путем сосредоточения всего внимания и всех сил рабочего класса на советских учреждениях. Вот почему я предлагал демонстративный уход с Совещания и революционную агитацию на заводах и в полках против попытки подтасовать волю революции и снова ввести ее развитие в русло сотрудничества с буржуазией. В том же смысле высказался и Ленин, письмо которого мы получили несколько дней спустя. Но на партийных верхах еще наблюдались колебания в этом вопросе. Июльские дни оставили глубокий след в сознании партии. Рабочая и солдатская масса оправилась от июльского разгрома гораздо скорее, чем многие из руководящих товарищей, которые опасались срыва революции новым преждевременным натиском масс. Во фракции Демократического Совещания я собрал за свое предложение 50 голосов против 70, которые высказались за участие в Демократическом Совете. Опыт этого участия скоро, однако, укрепил левое крыло партии. Становилось слишком очевидным, что путем близких к плутням комбинаций, которые имели своей задачей обеспечить дальнейшее руководство революцией за цензовыми элементами, при посредстве потерявших в народных низах почву соглашателей, нет выхода из того тупика, в который загнала революцию дряблость мещанской демократии. К тому моменту, когда Демократический Совет, пополненный цензовыми элементами, превратился в Предпарламент, в нашей партии уже назрела готовность порвать с этим учреждением.
СОЦИАЛИСТЫ-РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ И МЕНЬШЕВИКИ
Перед нами стоял вопрос, последуют ли за нами на этом пути левые социалисты-революционеры. Эта группа находилась в процессе образования, причем процесс этот развивался, на наш партийный масштаб, слишком медленно и нерешительно. В начале революции партия с.-р. оказалась господствующей на всем поле политической жизни. Крестьяне, солдаты, даже рабочие в массе своей голосовали за социалистов-революционеров. Сама партия не ожидала ничего подобного, и не раз казалось, что ей грозит опасность захлебнуться в волнах собственного успеха. За вычетом чисто капиталистических и помещичьих групп и цензовых элементов, все и вся голосовали за партию революционных народников. Это отвечало начальной стадии революции, когда классовые грани не успели обнаружиться, когда стремления так называемого единого революционного фронта находили свое выражение в расплывчатой программе партии, которая готова была дать одинаково приют и рабочему, боявшемуся оторваться от крестьянина, и крестьянину, искавшему землю и волю, и интеллигенту, который стремился руководить обоими, и чиновнику, который пытался приспособиться к новому строю.
Когда Керенский, который в эпоху царизма числился трудовиком, перешел после победы революции в партию социалистов-революционеров, популярность ее стала возрастать, по мере того как сам Керенский восходил по ступеням власти. Из почтительности, не всегда платонической, к военному министру многие полковники и генералы спешили записываться в партию недавних террористов. Старые с.-р., революционного закала, уже тогда с некоторым беспокойством взирали на все увеличивающееся число «мартовских» социалистов-революционеров, т.-е. таких членов партии, которые открыли в себе революционную народническую душу лишь в марте – после того как революция низвергла старый режим и поставила революционных народников во главе власти. Таким образом, эта партия в рамках своей бесформенности включала не только внутренние противоречия развивавшейся революции, но и предрассудки отсталости крестьянских масс, сентиментализм, неустойчивость и карьеризм интеллигентских слоев. Было совершенно ясно, что партия в таком виде долго продержаться не может. В идейном смысле она оказалась беспомощной с самого начала.
Политически руководящая роль принадлежала меньшевикам, которые прошли чрез школу марксизма и извлекли из нее некоторые приемы и навыки, помогавшие им ориентироваться в политической ситуации настолько, чтобы «научно» фальсифицировать смысл совершающейся классовой борьбы и в наивысшей, при данных условиях, степени обеспечивать гегемонию либеральной буржуазии. Поэтому-то меньшевики, прямые адвокаты прав буржуазии на власть, израсходовали себя так быстро и ко времени октябрьского переворота почти окончательно сошли на нет,
С.-р. также все больше и больше утрачивали влияние – сперва среди рабочих, затем в армии, под конец и в деревне. Но они оставались ко времени октябрьского переворота численно еще очень могущественной партией. Однако классовые противоречия подтачивали их изнутри. В противовес правому крылу, которое в лице своих наиболее шовинистических элементов, как Авксентьев, Брешко-Брешковская, Савинков и др., окончательно перешло в лагерь контрреволюции, складывалось левое крыло, которое стремилось сохранить связь с трудящимися массами. Если учесть тот факт, что социалист-революционер Авксентьев в качестве министра внутренних дел арестовывал за самовольное разрешение аграрного вопроса крестьянские земельные комитеты, состоявшие из социалистов-революционеров, то амплитуда «разногласий» внутри этой партии станет для нас достаточно ясной.
В центре стоял традиционный вождь партии Чернов. Опытный писатель, начитанный в социалистической литературе, набивший руку во фракционной борьбе, он неизменно оставался во главе партии в ту эпоху, когда партийная жизнь концентрировалась в эмигрантских заграничных кружках. Революция, которая первой своей неразборчивой волной подняла партию с.-р. на огромную высоту, автоматически подняла и Чернова, но только для того, чтобы обнаружить полную его беспомощность даже в ряду руководящих политических деятелей первого периода. Те маленькие средства, которые обеспечивали Чернову перевес в заграничных народнических кружках, оказались слишком легковесными на весах революции. Он сосредоточился на том, чтобы не принимать никаких ответственных решений, уклоняться во всех критических случаях, выжидать и воздерживаться. Такого рода тактика обеспечивала за ним до поры до времени положение центра между все дальше расходившимися флангами. Но сохранить надолго единство партии не было уже никакой возможности. Савинков, бывший террорист, участвовал в заговоре Корнилова, находился в трогательном единении с контрреволюционными кругами казачьего офицерства и подготовлял разгром петроградских рабочих и солдат, в среде которых было немало левых с.-р. В качестве жертвы левому крылу, центр исключил из партии Савинкова, но на Керенского не решался поднять руку. В Предпарламенте партия обнаружила величайший разброд: три группировки выступали самостоятельно, хотя и под знаменем одной и той же партии; при этом ни одна из группировок не знала точно, чего хочет. Формальное господство этой «партии» в Учредительном Собрании означало бы только продолжение политической прострации.
