Сергей Беляк - Адвокат дьяволов
— Что же это делается? Как же такое возможно? — говорит мне невысокий, худощавый парень с густой копной каштановых волос и легкой небритостью на лице. В глазах у него блестят слезы, и он долго идет со мной рядом почти от Маяковки, а потом, так же как и я, прячется на всякий случай от выстрелов за стеной старого московского дома на площади Восстания.
— Не высовывайтесь! — кричит нам охрипшим голосом какой-то мент, и мы не высовываемся.
— Как же так? — снова ахает парень. — Почему народ не выходит? Разве так можно — по своим?…
— А ты откуда? — спрашиваю я, улавливая едва заметный акцент.
— Из Чечни, — отвечает парень и вытирает рукавом слезы на глазах.
Через год, когда в самой Чечне начались вооруженные столкновения противников и сторонников Джохара Дудаева, в одном из выпусков популярной в те годы публицистической программы петербургского телевидения «Пятое колесо» показали большое интервью с ним.
Дудаев, провозгласивший независимость своей республики от России, что полностью соответствовало указанию Бориса Ельцина всем руководителям национальных автономий брать суверенитета столько, сколько они «проглотят», был одет в советский генеральский мундир и держался перед камерой очень уверенно, а говорил, как всегда, вызывающе дерзко.
— Почему у людей в Чечне так много оружия? — спрашивал его тележурналист.
— Иметь личное оружие — это многовековая традиция нашего народа, — отвечал Дудаев с дьявольской улыбкой на устах, окаймленных тоненькой черной полоской усиков.
— Но это же боевое оружие — автоматы, пистолеты… И люди постоянно стреляют прямо на улицах!..
— Оружие нам оставили ваши военачальники. Став независимым государством, мы получили право не только на наши недра, но и на ту часть вооружений Советского Союза, которая находилась на нашей территории. И ваше руководство с этим согласилось. Но если вы думаете, что наличие оружия у нашего населения влияет на количество преступлений, то вы ошибаетесь: в Чеченской Республике Ичкерия преступности практически нет. Мы знаем, как с ней бороться…
— И как же?
— У нас существует свои суды. Но главное — у нас существуют традиции, которые свято соблюдаются чеченцами. И эти традиции не позволяют чеченцу применять оружие без серьезных на то оснований.
— И что же это за основания? Самооборона?
— Если, к примеру, чеченец едет в общественном транспорте и его оскорбили, то он имеет право ударить обидчика рукой. Если же его ударили и причинили травму размером больше хлебного зернышка, то он имеет право нанести обидчику ответный удар ножом. А если чеченца ударили ножом, то он имеет право на выстрел…
Я передаю сейчас слова Джохара Дудаева конечно же по памяти, но ручаюсь, что по форме — очень близко к оригиналу, а по смыслу — совершенно точно.
Не в силах оторваться от экрана телевизора, я ловил каждое слово, каждый жест бывшего советского генерала, участника афганской войны, коммуниста Джохара Мусаевича Дудаева, ставшего руководителем одной из национальных республик России, и поначалу был попросту ошарашен услышанным.
А потом, когда выключил телевизор и посмотрел на своего безмятежно спящего в детской кроватке в обнимку с тряпочной собачкой крошечного сына, то меня охватил ужас от мысли, в какой стране придется ему жить и что за жизнь готовят ему все эти люди!..
Что произошло со страной и всеми нами дальше — хорошо известно.
«Ель-цин! Ель-цин! Ель-цин!..» — радостно скандировали толпы людей на московских площадях и улицах в августе и сентябре 1990 года, а ветер и эхо разносили по городу: «Яй-ца! Яй-ца! Яй-ца!..» И многие находили это забавным.
Потом постепенно эйфория прошла, и наступили серые будни, приносящие больше разочарований и стыда, чем радости и гордости за свою страну.
Отмена старых законов и долгое придумывание новых, правовой беспредел и отсутствие социальных гарантий, криминальные войны, рейдерство и рэкет, крушение надежд и сокращение рождаемости, увеличение смертности и рост числа суицидов.
И снова стали выходить на площади десятки и сотни тысяч тех же самых людей, но теперь они уже не смеялись и кричали только одно: «Долой!»
Их научились разгонять и обманывать, обещая манну небесную, запутывая ребусами вопросов и ответов («Да-Да-Нет-Да») на референдумах и запугивая «красно-коричневой» угрозой. А потом — и Чечней. Шокирующие кадры военной хроники из Грозного и цинковые гробы — снова, как в афганскую войну, груз-200…
А мы дома в те годы выпускали стенную газету.
Газета называлась «Живодерня». А эпиграфом к ней были слова Владимира Жириновского «Пошел вон, подлец!», сказанные им однажды в Питере, в вестибюле гостиницы, какому-то настырному мужичку, то и дело вставлявшему свои едкие замечания по ходу интервью Вольфовича местным журналистам.
Газета выходила по праздникам. Детям все это ужасно нравилось. Они принимали в ее создании самое активное участие, ползая на четвереньках по разложенному на полу большому листу бумаги с карандашами и красками, в то время как за ними равнодушно наблюдал со своего кресла в прихожей старый французский бульдог.
— Весело у вас тут! — сказал мне как-то один мой знакомый — Валерий Авакович Сумбатов, армянин, дед которого был генералом царской армии и военным врачом, а сам он — уроженцем дагестанского Кизляра, выпускником Грозненского нефтяного института и начальником небольшого строительно-монтажного управления в Москве. Одинокий пожилой мужчина с больным добрым сердцем, он, как и все мы в те годы, лишился своей большой страны, лишился партии, в которую верил, и совсем скоро должен был лишиться своего СМУ, которому отдал много лет жизни, здоровья и души. А на его малой родине уже полыхала гражданская война…
Он заходил иногда к нам на огонек, чтобы пообщаться со мной и чуть-чуть повозиться с моими ребятами.
— Да, весело, — грустно ответил ему я. — Обхохочешься.
И вот тут появилась «Лимонка».
Лимонов в Октябре
Мы давно собирались с Лимоновым съездить вместе на машине в Питер. Прокатиться с ветерком на мощном БМВ по дороге первого русского революционера Радищева, останавливаясь у придорожных кафе, беспечно болтая и глазея по сторонам, где мало что изменилось с советских времен, — милое дело! Ну, в общем, хотели вспомнить наши прошлые путешествия в Харьков и снова ощутить всю прелесть дорожных приключений. Но этим планам постоянно что-то мешало осуществиться.
Однако летом 2012 года я твердо пообещал Эдуарду, что мы непременно отправимся в такое путешествие. И сделаем это, как только его вызовут в Выборгский районный суд Санкт-Петербурга в качестве свидетеля. Там, в Питере, незадолго перед этим начался так называемый процесс двенадцати (над двенадцатью активистами «Другой России», обвиненными в продолжении деятельности запрещенной Национал-большевистской партии), и Лимонов сам хотел выступить на суде в защиту своих товарищей.
В сентябре руководитель питерского отделения «Другой России» и один из подсудимых по тому делу Андрей Дмитриев сообщил Лимонову, что его ждут в суде 5 октября.
В этот момент я находился за границей, развлекаясь от нечего делать созданием виртуальной (но воспринятой многими всерьез) Сибаритской партии, программные положения которой, вместе с «хроникой партийной жизни», периодически публикуемые в Фейсбуке и в ЖЖ, веселили моих друзей и знакомых.
— Эй, сибарит, приветствую тебя! Ты не отказался еще от планов съездить со мной в Питер? — позвонил мне Лимонов.
Нет, я не отказался. Америк много, Родина — одна! К тому же в октябре в Зеленограде должен был начаться судебный процесс, в котором мне предстояло участвовать, поэтому я полетел в Москву.
А когда Лимонов и трое его ребят утром 4 октября забрались в мою машину, чтобы ехать в Питер, первое, что я услышал от них, — это сибаритское приветствие: «Хорошо, когда хорошо!» Они произнесли его дружным хором, смеясь, и в таком приподнятом настроении мы и отправились в наше путешествие.
В качестве презента я привез Эдуарду бутылку Hennessy, купленную мною в последний момент в магазине duty free, и он к ней приложился на первой же остановке у автозаправочной станции.
— За нас!..
Я бы, конечно, тоже выпил, но так соскучился за пару месяцев по своему бумеру, что не мог оторваться от руля и не уступил его никому до самого Питера.
Мы быстро оставили позади себя Московскую область, находившуюся в зоне дождей. Дальше на северо-запад трасса была сухой, так что ехать по ней без заторов и обычных здесь в ненастную погоду многокилометровых пробок было одно удовольствие.
На этот раз, в отличие от прежних наших с Лимоновым путешествий, музыку в машине мы почти не слушали, радио — тоже. Нам хватало разговоров: я рассказывал о своем пребывании в Испании, Лимонов делился местными новостями. Как всегда, мы вспоминали о прошлом, говорили о политике, детях, девках, искусстве.
