Бен Чу - Мифы о Китае: все, что вы знали о самой многонаселенной стране мира, – неправда!
Где он, китайский Мотаун?
Американский политолог Джозеф Най, известный своим вкладом в изучение международных отношений, ввел в оборот термин «мягкая сила». Этим понятием Най обозначает способность государства утверждаться в мире не за счет экономического или военного могущества (что является классическим примером «жесткой силы»), а через привлекательность своей культуры для других народов. Китай в этом плане пока мало что может предложить, и в Пекине об этом знают. Бывший премьер-реформатор Вэнь Цзябао сказал об этом так: «Китай обладает колоссальным торговым балансом, но при этом его культурный дефицит в международных отношениях огромен».
Китайское руководство открыло в разных странах сотни Институтов Конфуция, назначение которых состоит в пропаганде китайского языка и культуры. Подобные инициативы по-своему полезны, однако неоспоримым остается факт, что официальная культура по силе своего воздействия на умы и души не идет ни в какое сравнение с многообразием культуры негосударственной. Американские города Мотаун и Голливуд распространили американские музыку и кинематограф не только в Вашингтоне, но и во всем мире. В Китае, безусловно, имеется собственная развлекательная отрасль, однако за исключением кинематографической эпопеи о боевых искусствах Чжана Имоу она остается практически неизвестной за рубежом. И положение вещей вряд ли изменится до тех пор, пока государство не перестанет применять по отношению к своим художникам цензурные ограничения.
При этом Пекин ни в коей мере не собирается ослаблять свой контроль над культурой. В 2012 году кинорежиссер Лоу Е снял свое имя с титров нового фильма «Тайна», после того как пекинское Государственное управление по радиовещанию, кинематографии и телевидению накануне выхода фильма на экраны вырезало некоторые эпизоды. Лоу жалуется на своем веб-сайте: «Многие китайские режиссеры избегают снимать кино о реальной жизни, чтобы избежать проблем с цензурой… От нее не застрахованы ни один фильм, ни один продюсер, ни одна режиссерская работа». В 2012 году Нобелевскую премию по литературе получил Мо Янь; такой же премии до него в 2000 году был удостоен другой китайский писатель — живущий ныне во Франции Гао Синцзянь. Однако писатели в Китае также несвободны от вмешательства государства. «Я явственно ощущаю давление цензуры, когда пишу, — заявляет Мужун Сюэцунь, писатель, препарирующий в своих книгах мрачную изнанку жизни современного Китая. — К примеру, в голове у меня складывается фраза, но я тут же понимаю, что ее наверняка уберут. Поэтому я ее даже не записываю. Самоцензура — это худшее, с чем приходится сталкиваться». Часто цензура осуществляется совершенно открыто: как сообщает группа активистов Независимого китайского ПЕН-центра, в тюрьмах за инакомыслие томятся 143 китайских писателя. Вряд ли нужно объяснять, что державы, претендующие на лидерство в культуре, так себя не ведут.
Проводимая государством политика также может играть роль мягкой силы. Престиж США и Европы в значительной степени определяется тем, что многие люди из разных стран хотели бы жить в этих государствах. Как бы агрессивно и безответственно ни вели себя некоторые из развитых стран на мировой арене, открытость западного общества и сравнительно низкий уровень коррупции остаются для многих чрезвычайно притягательными. О руководимом компартией Китае такого не скажешь. Авторитарное правительство и массовая цензура мало кого в мире могут привлечь, за исключением разве горстки тиранов, интересующихся новыми репрессивными технологиями. Мой сосед за обеденным столом, неокоммунист Янь Сюэтун, высказался как-то, что «победа будет за страной, где власть принадлежит людям». Если принять это утверждение в качестве критерия, то можно сразу считать Китай с его теперешним подавляющим права человека режимом проигравшим, а наши интеллектуальные терзания по поводу непредсказуемых последствий ожидаемого экономического возвышения Китая — ничем не оправданной потерей веры в ценности открытого общества.
Как уже говорилось на страницах этой книги, мы пытаемся понять настоящее Китая, глядя на него сквозь призму истории. Однако мы не делаем надлежащих выводов из одного важного урока. До середины XIX века Китай имел крупнейшую в мире экономику. В 1820 году в стране призводилось 30 процентов от общемировой продукции, больше, чем в Европе и Соединенных Штатах, вместе взятых. При этом за пределами Восточной Азии влияние Китая в то время практически не ощущалось. Напротив, гораздо более бедные морские державы Европы сумели опрокинуть могущество Китая. Размеры экономики вовсе не означают автоматического превосходства. Если в Китае не произойдут серьезные преобразования, страна, даже имея крупнейшую в мире экономику, может снова оказаться лишенной существенного влияния за пределами своих границ.
Кит и мелкая рыбешка
Если отодвинуть в сторону страшилки об авторитарном Китае, стремящемся занять лидирующее место в мире, возникает более конкретный вопрос: насколько опасен пекинский режим? Может ли он, угрожая странам Восточной Азии, вовлечь США, обещавшие поддержку своим союзникам, в региональный конфликт? Такая опасность кажется преувеличением. В настоящее время даже у себя на границах Китай в военном отношении представляет собой мелкую рыбешку в сравнении с американским китом. Несмотря на многократное увеличение военного бюджета в последние десятилетия, Китай сильно уступает Америке, чьи расходы на вооруженные силы в 2012 году в восемь раз превосходили китайские. Если военный бюджет Китая составлял в тот год 143 миллиарда долларов, то в США эта сумма равнялась 700 миллиардам. Даже в относительных показателях доля Китая была меньшей: в США затраты на оборону составляли 4,7 процента от ВВП, а в Китае — только 2 процента.
И это лишь один из аспектов американского военного превосходства. США связаны союзническими договорами с пятьюдесятью странами мира и содержат за границей войска численностью в полмиллиона человек. Вашингтон намерен и впредь размещать в Тихоокеанском регионе около 60 процентов своих военно-морских сил. В дополнение к этому американские войска и военно-морские базы располагаются в Японии, Австралии и Южной Корее, в то время как союзниками Китая являются только Северная Корея и Пакистан. И наконец, Америка в двадцать раз превосходит Китай по количеству имеющихся на вооружении ядерных боеголовок. Боеспособность китайских войск также вызывает вопросы. У Китая имеется трехмиллионная армия, но очень немногие из солдат и офицеров обладают боевым опытом. После бомбардировок Вьетнама в 1979 году Китай больше не принимал участия в войнах. Сравните это с войсками США, которые только за последние пятнадцать лет вели боевые действия на Балканах, в Афганистане и Ираке.
Подобно всем нетвердо стоящим на ногах автократиям, китайское правительство непредсказуемо. У власти находится некоторое количество параноидально настроенных приверженцев старой идеологии. В военном командовании также есть высшие офицеры, которые наряду с неокоммунистами из академических кругов убеждены, что Запад и в особенности Америка намерены помешать экономическому возвышению Китая. То, что в последние десятилетия Китаю оказывалось постоянное экономическое содействие извне, в расчет не принимается. Высокопоставленный офицер Народно-освободительной армии Китая полковник Лю Минфу утверждает, что военный конфликт с США неизбежен, и обещает, что это будет «поединок века».
Вопреки этому заявлению ничто не свидетельствует о том, что Китай хотел бы подчинить себе другие страны и сделать из них колонии или что он собирается распространить свое военное влияние на все уголки земного шара. Политику Китая в африканских странах, которую Хилари Клинтон в резких выражениях охарактеризовала как неоколониализм, часто интерпретируют в совершенно искаженном виде. Инвестиции Китая в экономику африканского континента несомненно стремительно возрастают в объемах, увеличившись со 100 миллионов долларов в 2003 году до 12 миллиардов в 2011‑м; к тому же Китай подозрительно скрытен относительно целей и масштабов своей программы государственной помощи. Тем не менее, по утверждению американской исследовательницы Деборы Бротигам, подробно изучавшей деятельность китайских компаний в Африке, эти инвестиции вовсе не являются скрытым поползновением на чужие территории, а представляют собой совершенно прозрачные сделки: китайцы строят дороги и фабрики в обмен на предоставление им долгосрочных сырьевых контрактов. Они часто инвестируют в Африку с целью получения прямой прибыли.
В конце XIX века в Конго, бывшем в эпоху правления короля Леопольда II бельгийской колонией, вследствие истребления, голода и болезней погибло около 10 миллионов человек. Если конголезские крестьяне недовыполняли установленные хозяевами-колонизаторами нормы сбора каучуковой смолы, в деревню присылали отряд наемников для кровавой расправы. Бельгийские власти требовали, чтобы наемники, вместо того чтобы тратить зря пули, отрубали несчастным руки. В начале XX века в германской Юго-Западной Африке (современная Намибия) Второй рейх подверг геноциду племена гереро и намо, вытеснив восставших скотоводов в пустыню Омахеке и оставив их там умирать голодной смертью. Тех, кто выжил, загнали в концентрационные лагеря и использовали в качестве рабов.
