Чтоб услыхал хоть один человек - Акутагава Рюноскэ

Привет.

5 февраля 1918 года, Йокосука

Сегодня я читал «Юдифь». Вернее, и сейчас читаю. Она потрясает меня. В чем её грандиозная мощь? Я не могу ответить на этот вопрос. Когда перед моими глазами проходят страшные судьбы борющихся христиан и иноверцев, я духовно очищаюсь. Каким жалким, никчёмным по сравнению с этим представляется всё, что написано нами с тобой, что пишут наши приятели. Не знаю, родится ли когда-нибудь у нас значительное произведение? Ведь один образ Даниеля, по наитию божьему выкликнувшего: «Убей брата своего!» – в десять раз превосходит всё написанное нами. А здесь ещё есть Холофернес, есть Юдифь, олицетворяющая «человеческую скорбь». В общем, уровень несопоставим. Благодаря тому, что событие так схвачено и так нарисовано, рождается истинная трагедия. Есть ли кто-либо, способный написать такое? Или лучше сказать по-другому: не должен ли кто-либо из нас написать такое? Мне становится страшно. У меня чувство, будто я стою у бушующего моря и мне приказывают: садись в лодку и плыви! И приказывающих мне бесчисленное множество. Я – один из них. Ты тоже – один из них. Но море бушует, вверх вздымаются огромные волны. Действовать всегда страшно. У меня ощущение, что из моей головы в мгновение ока вылетело всякое представление об умеренности, философичности. Ты читал «Юдифь»? Если нет – прочти обязательно. Но даже если и читал когда-то, прочти ещё раз.

Всё, что у нас сейчас написано, ничего не стоит. И я ничего не стою. И японская литература ничего не стоит.

Я написал всё это в школе. Потом перечитал и понял, что, находясь в сильном волнении, написал, возможно, немало странных вещей. Но я должен был сделать это, хотя написанное и может выглядеть странным. Пойми моё состояние. Хорошей бумаги не было, и пришлось писать на том, что оказалось под рукой. Хотелось как можно скорее написать «Аджатасатру» – эта идея овладела мной.

Нужно прочесть ещё массу. Но чувствую, придётся повременить. Я всё время раздражён. Однако нужно браться за дело. Пусть хоть на нищенское существование, но я должен скопить денег, чтобы не заниматься в будущем преподаванием. Кажется, во мне снова появилась пылкость времён основания «Синситё». Давай возьмёмся за дело.

Недавно виделся с Танидзаки. Он тоже занимается разными исследованиями с завидным упорством. Говорит – буддийской космологией. Наслаждается, по его словам, чтением «Абхидарма коша». Собираюсь переехать в Камакуру, поблизости от моего нынешнего жилья. Хотя я и молодожён, но ты даже представить себе не можешь, насколько искусство захватывает меня больше, чем семейная жизнь. Если будет время, приезжай. После того что случилось с Кумэ, у меня не осталось, кроме тебя, ни одного попутчика. На этом заканчиваю. Читаю «Юдифь». До свидания.

13 февраля 1918 года, Йокосука

Сусукида Дзюнскэ-сама!

(…) В связи со специфическим характером проблемы мне пришлось побеседовать с начальником школы – никаких особых препятствий, кажется, не будет, и я смогу стать постоянным сотрудником газеты, но на определённых условиях. Чтобы не было недоговорённостей, привожу для верности эти условия.

Свободно публиковать свои произведения в журналах.

1. Не писать ни для одной газеты, кроме «Осака майнити» («Токио нити-нити»).

2. Беспрепятственно публиковаться в вышеназванных двух газетах: «Осака майнити» («Токио нити-нити»).

При этом в тексте должно быть указано: «В свободное от служебных обязанностей время». (Разумеется, это указание имеет в виду не работу в качестве постоянного сотрудника газеты, а то, что я буду писать только в «Осака майнити».)

Ежемесячное жалованье – пятьдесят иен.

3. Гонорар – прежний.

Если мои условия приемлемы, напишите по адресу: Табата, 4–35, Собственный дом. Если неприемлемы, прошу сообщить по тому же адресу. На днях по просьбе «Ёмиури» написал для неё новеллу в семь страниц и просил бы рассматривать эту работу как выполненную до подписания нашего договора. Новелла должна пойти в воскресном приложении. Из-за женитьбы новеллу для вас ненадолго отложил. Подождите дней пять. В самом скором времени вышлю.

Благодарю за заботу.

Ваш Акутагава Рюноскэ

26 февраля 1918 года, Табата

Решил наконец поселиться в Камакуре. В саду пруд, заросший лотосами, вокруг него штук шесть банановых пальм – приятно слушать шелест дождя. До моря совсем близко. Думаю, числа десятого будущего месяца закончу переезд. Поселится там моя жена, я и служанка, иногда будет, наверное, наезжать и тётушка. И заживём мы, надеюсь, мирно и спокойно. (…)

Акутагава Рюноскэ

1 марта 1918 года, Йокосука

Сусукида Дзюнскэ-сама!

Отвечаю на Ваше письмо.

Новая новелла, которую я начал писать, рассчитана на десять, а может быть, и пятнадцать номеров. Я её назвал «Муки ада».

Сейчас на меня навалилась такая масса всяких житейских дел, что большую вещь даже и обещать не могу. «Муки ада» номеров для пяти уже готовы – в субботу – воскресенье, как только закончу, пришлю из Токио. Нашёл наконец подходящий дом, в самое ближайшее время переезжаю в Камакуру. Так что скоро меня ждёт, видимо, покой. Сегодня еду в Токио. Еду туда потому, что Такита Теин потребовал представить рукопись.

Легкие облака – брызжет дождик. Сливы в школьном саду буйно цветут.

Акутагава Рюноскэ

11 марта 1918 года, Табата

Благодарю за поздравление и подарок, который получил, приехав в Токио. Дом наконец нашёл и думаю переезжать числа двадцатого. Он на тихой улочке между мостом и станцией. В нем две комнаты по восемь дзё, одна – шесть дзё, две – по четыре. Ванная, кухня – для нас дом, пожалуй, даже слишком велик. Но зато в саду пруд, банановые пальмы – всё это очень поэтично. Если поедешь в Токио, заверни. Номер дома я и сам ещё не знаю. Когда перееду, обязательно напишу.

Как обычно, заработки мои мизерны, так что в ближайшее время с деньгами у меня будет, думаю, плоховато. Но всё-таки, когда человеку перевалило за двадцать пять, он должен не столько задаваться вопросами о смысле жизни, сколько сознавать силу вопросов чисто материальных. Поэтому он жаждет денег, но, поскольку ему ясно, что при всём желании он не сможет их получить, не предпринимает никаких попыток заработать.

В школе я занят сейчас не так уж много, благодаря чему у меня остаётся достаточно времени для чтения. Недавно с огромным интересом прочёл «Гамлета». А до этого с неменьшим – «Мера за меру». Моя школа хороша для меня хотя бы тем, что в её библиотеке есть классика. Например, первое издание «Каина» Байрона. Так приятно читать старую, тронутую временем книгу. Прочитанный после этого Гамсун в немецком переводе оставил у меня странное впечатление.

Бегло просматриваю я и новые книги. Ничего особенно интересного не обнаружил.

Скоро (примерно в середине апреля) мне, видимо, придётся поехать в командировку в Киото. Кажется, Танидзаки Дзюнъитиро собирается в ближайшее время переехать на жительство в Киото. Возможно, он будет писать роман об эпохе Хэйан. Мне бы хотелось совершить неспешное паломничество в храмы.

Об остальном расскажу в следующем письме.

Передай привет Масако-сан.

Написал ей недавно отдельное письмо, но так и не отправил.

Рю

29 марта 1918 года, Йокосука

Сусукида Дзюнскэ-сама!

Написать столько, сколько предполагал, не удалось. Посылаю следующие десять страниц. Подождите ещё деньков пять. Сегодня уезжаю из Йокосуки и перебираюсь в Камакуру. Мой новый адрес: Камакура, Омати, Адзацудзи, дом Кояма. Теперь, прошу Вас, посылайте мне всё по этому адресу. Сегодня утром получил чек на пятьдесят иен. Но мне неясно, приняты ли мои условия, исходили из них или уплатили по-старому – сообщите, пожалуйста. На фотографии Вашего дома у жены хмурый, недовольный вид. Кстати, все наши в один голос говорят, что пожилые в Вашей семье в молодости были, наверное, очень красивые.