Сергей Кремлёв - Берия. Лучший менеджер XX века.
Теперь же, разобравшись, надеюсь, с «авиационными» инсинуациями против Берии, можно двинуться дальше — к новым фактам и к новому их анализу.
УЖЕ ИЗВЕСТНЫЙ нам Виталий Павлов в своих постперестроечных мемуарах 1996 года написал:
«К началу 1941 года внешняя разведка сумела в значительной мере оправиться от страшных ударов, нанесенных ей ежовско-бериевской чисткой».
Если учесть, что с 25 ноября 1938 года Берия был наркомом и все существенные процессы в НКВД (кроме разве что деятельности Отдела актов гражданского состояния и Управления пожарной охраны) проходили под его контролем, это заявление Павлова выглядит бесподобно!
Ведь внешняя разведка оправлялась «от страшных ударов, нанесенных ей бериевской чисткой», под руководством самого Берии! Не так ли, уважаемый читатель?
Опять же Павлов пишет, что «чистки»-де центрального аппарата НКВД, «особенно его зарубежных структур, проводившиеся в 1937–1939 годах наркомами Ежовым и Берией», привели к тому, что «в ИНО из примерно 100 сотрудников осталось всего два десятка. Некоторые направления работы были совершенно оголены».
Сказать так — это сказать примерно следующее: «Россия в период правления Софьи и Петра Великого вошла в число ведущих европейских держав».
Но если даже средний ученик средней школы знает, что Софья и Петр — это, как говорят в Одессе, две большие разницы, то валить в одну кучу Ежова и Берию не запрещается, оказывается, даже генералам КГБ.
Я не говорю уже о том, что подавляющее большинство репрессий в зарубежных нелегальных и легальных структурах ИНО НКВД приходится на эпоху Ежова. Берия же, напротив, и здесь провел частичный обратный процесс. Но нельзя же забывать и о сотне нелегалов, «сданных» Кривицким.
Бритты и янки ведь не сообщили на Лубянку — кого он им «засветил», а кого — нет. А резиденты Рейсс-Порецкий и Орлов-Фельдбинг? Их ведь агентура, их коллеги-резиденты, связники — это ведь тоже автоматически попадало под подозрение. Если бы было иначе, Берия и Меркулов были бы просто болванами.
А они ими не были.
Между прочим, в напрочь «демократических» США издавна существует понятие «security risk». «Security» — это «безопасность, уверенность, охранение, гарантия, ценные бумаги»… Ну a «risk», он и в Африке риск.
Кризис в разведке был спровоцирован не Берией — кризис ему достался уже сформировавшимся. И формировал его не столько Ежов, сколько Кривицкий, Рейсс, Фельдбинг (а ведь был еще и такой, например, крупный предатель, как оставленный мной за рамками рассказа комиссар ГБ 3-го ранга, протеже Ягоды, Генрих Люшков, бежавший к японцам 13 июня 1938 года). Причем масштабы и последствия этого кризиса раздуваются именно с целью свалить все на Берию.
Но вот свидетельство выдающегося советского разведчика болгарина Ивана Винарова. Оно взято мной из его книги «Бойцы тихого фронта», изданной на русском языке в Болгарии в 1987 году.
«С падением республики (Испанской. — С.К.) наша работа в Париже, естественно, прекратилась. В начале 1939 года мы с Галиной собрали свои чемоданы в дорогу. Петр Григоров (коллега Винарова по резидентуре. — С.К.) уехал с важными поручениями в США. Но в целом группа оставалась. Остались глубоко законспирированные наши сотрудники во Франции, Италии, Германии, Португалии, Испании. Войдя в новую оперативную организацию, в годы войны они самоотверженно сражались против «нового порядка»…»
Винаров, правда, был разведчиком Разведупра РККА. Но ведь и это была советская разведка! Сохранялись зарубежные кадры Разведупра, сохранялись, несмотря на ряд предательств, и кадры разведки НКВД. Не говоря уже о той Особой группе, которая была в ведении непосредственно наркома.
Виталий же Павлов сообщает, что много позднее смерти Сталина и «разоблачения» (н-да!), как он пишет, Берии ему в архивах попался отчет о работе внешней разведки за период с 1939 по апрель 1941 года, где он прочел следующее:
«…к началу 1939 года в результате разоблачения (вот тут это слово к месту. — С.К.) вражеского руководства в то время иностранного отдела почти все резиденты за кордоном были отозваны и отстранены от работы. Большинство их затем было арестовано, а остальная часть подлежала проверке».
Во-первых, на деле все было далеко не так безрадостно для разведывательной деятельности НКВД. А во-вторых, пардон, а как же иначе?
Это Виталий Павлов и его коллеги оказались настолько, если уж говорить прямо, непрофессиональными «лопухами», что позволили предателям и прийти к власти в Советском Союзе, и развалить его. Берия же его строил и укреплял.
Укрепил он и внешнюю разведку. Но перед этим он ее проверил. Увы, как саму историю процесса проверки, так и мотивы Берии (вначале как начальника ГУГБ, а затем уже и как полновластного наркома), обычно искажают в целях придания и этим действиям Берии негативный смысл. Хотя со стороны Берии здесь все было логичным.
Вспомним хотя бы разведчиков Александра Короткова, Павла Судоплатова… Последний, к слову, не был отозван для проверки и вернулся в Москву в плановом, так сказать, порядке. Однако проверяли и его.
Напомню, что в начале ноября 1938 года Судоплатов был назначен исполняющим обязанности начальника ИНО ГУГБ. Был он «и.о.» три недели, потом его сменил Деканозов, а того — 13 мая 1939 года Павел Фитин. Виталий Павлов, описывая совещание у Берии, когда состоялось назначение Фитина, все переврал, сообщив, что Фитин-де был назначен «вместо арестованного Пассова». Он, правда, оговаривается, что сам на совещании не был и ход его знает со слов своего товарища Рогатнева (впоследствии — талантливого чекиста). Но порядок-то смены собственных начальников Павлов должен знать? Однако так, как он все описал, имидж Берии выглядит вполне определенно: хам, унижающий недоверием заслуженных людей.
Не самым достойным образом описывает ситуацию и Судоплатов. Впрочем, возможно, он не все и понял — он был боевик, разведчик, однако контрразведчик из него вряд ли получился бы. Я это говорю ему не в осуждение, просто у боевиков-оперативников другая психология. Судоплатов пишет:
«Берия в беседе с каждым сотрудником… пытался выведать, не является ли он двойным агентом, и говорил, что под подозрением сейчас находятся все».
Так он ведь говорил это людям прямо! Он тактично — насколько это было возможно — давал понять разведчикам, что обижаться не надо, что подозревают не лично его, что это — временно. Если, конечно, разведчик чист.
В итоге при наркоме Берии несправедливо репрессированных разведчиков, считай, и не было! Говорю «считай», потому что разведка — дело, увы, тонкое.
Берия поступал вообще-то очень человечно. Жаль, что этого не понял ни сам Судоплатов, ни его жена, красавица Эмма, назвавшая Берию «князем Шадиманом» по имени коварного героя только появившегося тогда романа Анны
Антоновской «Великий Моурави». К тому же «рассмотреть подозрительные связи» Судоплатова публично предложил на партийном собрании ГУГБ осенью 1938 года его сослуживец еще по Харькову армянин Гукасов. Причем они, эти связи, если судить по свидетельствам самого Судоплатова, и впрямь иногда были «того»…
Через три года Гукасов героически повел себя в берлинском нашем посольстве после начала войны. Затеяв жестокую драку с гестаповцами, он был сильно избит, но шифровальщица успела за это время сжечь кодовые книги. Так что Гукасов не был подлецом.
Но напереживался Судоплатов вволю. После обвинений, высказанных Гукасовым и прочими, партбюро приняло решение исключить Судоплатова из партии, а утвердить это решение должно было общее партийное собрание ГУГБ в январе 1939 года.
Такая деталь: решение по Судоплатову партбюро, на заседании которого присутствовал как минимум новый начальник ГУГБ Меркулов, а возможно, и сам нарком Берия, было принято при одном воздержавшемся. Заместитель начальника ИНО Деканозова — Павел Фитин заявил, что он, как человек новый, Судоплатова не знает и судить о нем не может. Судоплатов оценивает такое поведение как честное и порядочное. Но ведь так его оценил и Берия: вскоре именно Фитин получил повышение и был назначен начальником ИНО.
Партсобрание же ГУГБ отложили. Похоже, что Берия, став наркомом, уже кое в чем разобрался, но еще — не во всем. И до окончания всех проверок решил атмосферу не накалять. Он ведь был умницей!
Но вот через несколько месяцев проверка Судоплатова закончилась и произошло следующее, самим Судоплатовым и описанное:
«Берия неожиданно вызвал меня к себе и предложил сопровождать его на футбольный матч на стадионе «Динамо». Никаких объяснений он не дал — это был приказ. Играли «Спартак», команда профсоюзов, и «Динамо», команда НКВД. В те годы каждая встреча этих команд была сама по себе событием. Поначалу я решил, что Берия хочет, чтобы я присутствовал во время его беседы с агентом в ресторане… Когда мы приехали на стадион и вышли из машины, я следовал за Берией на почтительном расстоянии, поскольку к нему сразу подошли Кобулов, Цанава, Масленников и другие замы, тут же окружившие своего шефа. Обернувшись, он, однако, сделал мне знак подойти поближе и идти рядом — так я очутился в правительственной ложе. Берия представил меня Маленкову и другим партийным и государственным руководителям… Сам факт моего присутствия на правительственной трибуне дал понять Круглову, Серову, Цанаве и другим, что пора прекратить распространять слухи о моих подозрительных контактах, связях и каких-то компрометирующих меня материалах, имевшихся в следственной части. Они должны были убедиться, что отныне я отношусь к разряду доверенных людей в глазах руководства страны…»
