Книжка-подушка - Александр Павлович Тимофеевский

качают однополчане, а среди них сам Петр Петрович из горкома, с уважаемой шеей и подбородками. 9 мая это ежегодный миг победы внятных фронтовых ценностей над мутными советскими. Кончится день, кончится и победа, и карета снова станет тыквой, и Николай Иванович в одном башмаке вернется в свою сторожку, и получит привычный поджопник от другого Петра Петровича, со столь же уважаемыми подбородками. Но пока длится карнавал, праздник непослушания, всюду цветы и улыбки, все в слезах, чистое счастье.

Это ушло, когда ушли однополчане, солдаты Великой оте-чественной не были бессмертными, и на их место явилась георгиевская ленточка. С ее помощью слова советской песни – все, что было не со мной, помню – получили творческое развитие: все, что было не со мной, стало мною. От надписи на машине «Спасибо деду за победу!» до надписи «На Берлин!» оказался один шаг. И как его было не сделать, когда из каждого утюга звучало, что Победа – наша главная сакральная ценность. А раз так, то мы и есть победители. Это нас бомбили, мы сидели в окопах, подрывались на мине, шли в атаку, брали Берлин. С украинской войной эта травестия сделалась кровавой – с обеих сторон бьют фашистов, а гибнут люди.

Переживание истории как мистерии в христианском мире случается. Христа здесь и сейчас предают, здесь и сейчас распинают. Здесь и сейчас Он воскресает. Никакого другого сюжета для ежегодной мистерии нет. Раньше не было. Теперь Христа теснит Победа. Церкви бы прийти от этого в ужас, сказать – вы сошли с ума! – но она сама порохом пропахла.

9 мая

Несмотря на старания властей, душащих Победу в своих объятиях, 9 мая все равно прекрасно. Великий день ни в чем не виноват – ни в том китче, который ему навязали, ни в тех парнишах, которые чужую войну присвоили. 9 мая это праздник ветеранов – тех, кто воевал, тех, кто молился за них и ждал. Оставшимся в живых – низкий поклон. Остальным – вечная память.

10 мая

Желающие присвоить чужую войну говорят, что это и есть развитие цивилизации: вот наши предки с Татьяной Лариной и Анной Карениной в одном поле не срали, а мы гуляем с ними рука об руку. Но книжки для того и пишутся, чтобы их присваивали. Пушкин об этом мечтает как о самой заветной доле – «И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой / Тунгус, и друг степей калмык». Нет никакой надобности размахивать перед оппонентом своим прежде диким тунгусом: если присвоение Пушкина в самом деле случилось, то слава небесам.

Другое дело присвоение чужой войны. Представил солдата 1945-го, освободившего свою землю и далекий Будапешт, который узнает, что два его внука, один из Донецка или прискакавший туда из Воронежа, другой из Киева или Чернигова, будут обзывать друг друга фашистами, и стрелять друг в друга, и уничтожать ни в чем не повинных людей, оказавшихся рядом, и оба при этом примутся размахивать знаменем Победы и сравнивать свою подлую войнушку со Сталинградской битвой. Какое счастье, что солдаты 1945-го, почти все умерли, умерли, умерли. Какой ужас, что они оттуда все видят.

21 мая

Хождение в сортир почему-то принято изъяснять эвфемизмами. Долгое время королевой в этом жанре я считал реставраторшу, приехавшую ко мне на дачу блеснуть своим мастерством. Чтобы ей развернуться, должны были пройти годы, никакой дачи еще не стояло, работать ей было негде, на участке находились два кривых обиталища – сортир-скворечник с дыркой посередине и бытовка, где мы выпивали с рабочими; выпитое неизбежно просилось наружу, реставраторша терпела, крепилась, краснела, белела, но в конце концов не выдержала: «Александр, где у вас находится дамская комната?»

Чудесная Екатерина Семенова, артистка, с которой мы на прошлой неделе сидели в жюри питерского фестиваля, затмила простодушную реставраторшу. На закрытие нас привезли заблаговременно, загнали в какую-то комнату отдыха, где выпить не давали и, конечно, нельзя было курить, я там поскучал, потоптался, спросил коллег, не встречался ли им сортир, и отправился на его поиски. Вернувшись, услышал лихой Катин вопрос: «Александр, скажите, где вы пудрили носик?»

30 мая

Татьяна Толстая написала в фейсбуке текст длиною в абзац, в котором усомнилась в количестве изнасилованных весной 1945 года немок, исчисляемом миллионами. Не в самих изнасилованиях усомнилась, не в их преступности – с этим она, упаси боже, не спорит, – а только в цифре, которая, гротескно распухнув до 2 млн, превращает реальный ужас в апокриф, а, значит, и в анекдот. Зачем это делать? Зачем громоздить нелепую кучу гипербол? Ведь в куче все пропадает. Что случилось с преступлением? – оно утонуло. Про это писательница и сочинила абзац, для наглядности заострив анекдотичность: если изнасилованы были миллионы, то и Германия теперь Россия, там русский мир, там Русью пахнет, как иначе? Не верит Толстая в миллионы.

Но есть люди, которые в 2 млн не просто верят, но веруют. И считают, что цифра эта – сакральна, а отрицание ее кощунство. Кто они, правда, не слишком понятно – патриоты равнодушны к изнасилованным в 1945 году немкам, они проходят не по их ведомству, а по ведомству либералов не проходит кощунство. Подумаешь, кощунство, оно вызывает зевоту, напугал бабу яйцами, она «Месяц в Дахау» видела. И вообще, либералы же не хоругвеносцы, чтобы оскорбляться в религиозных чувствах. На какой такой солее сплясала Т. Толстая? Нет либеральной солеи, ее не существует в природе, не должно, по крайней мере, существовать.

Солеи нет, но есть читатели, самые светлые и совестливые, переживающие злодеяния советской армии в Германии. Они пришли под пост писательницы и с болью в сердце рассказали, что вина ее огромна – масштабом в абзац, в целый путинистский абзац, а значит, она сука, тварь, говно собачье, ее нужно четвертовать, повесить за жирную шею, сжечь, а перед этим печень съесть и выплюнуть, вот так: тьфу, тьфу и тьфу.

Вы скажете, это не либералы, а боты, от которых никто не застрахован, стихия, ветер, дующий в любую сторону, зачем обращать на него внимание? Незачем. Но люди, печатающиеся в журналах, ходящие в собрания, твердо стоящие на определенной стороне, совсем не ветер, а именно либералы, отметились в том же роде.

Вот один из них пишет: «Сходил почитать печально известный людоедски-провокаторский пост известной российской писательницы о русском населении Германии – с единственной целью (про писательницу-то все ясно очень давно). Никогда этого не делал, но подумал, что всему есть предел: прошелся по списку лайкателей и методично выкинул из друзей всех, кого там обнаружил. Обнаружил среди прочего ассортиментную „интеллигенцию“, поименно называть не буду. Прощайте, друзья!»

Важно пишет о важном деле – чистке френдов за лайки, читал пейджер, много думал, и никто в ответ не рассмеялся,