Анатолий Александров - Путь к звездам. Из истории советской космонавтики
– Нет, дорогая моя женушка, я так поступить не могу. До запуска ПЭСИКа Хрущев, Устинов, другие «первые лица» и слушать меня не станут о предоставлении отпуска.
– Надо тебе, Сереженька, действовать дипломатичней. Ты должен убедительно им доказать, как это получилось у тебя в сорок шестом со Сталиным, что работа со спутником будет продолжаться, не сбавит оборотов, а сам ты выдохся и остро нуждаешься в отдыхе и лечении…
Приезд Келдыша и Глушко прервал оживленный диалог. Теперь за столом пошел «чисто служебный разговор» специалистов. Его с высокой ноты начал Валентин Петрович. Торжественный тон «главного двигателиста» был созвучен приподнятому настрою, царившему в Колонном зале:
– Сегодня мы задали кое-кому задачку, Сергей Павлович, заговорив открытым текстом о скором запуске первого спутника.
– Задачку задали кое-кому и себе тоже, Валентин Петрович, – бросив взгляд на Глушко, возразил Келдыш.
– Зал, по-моему, воспринял мое заявление, Валентин Петрович, как очень смелый научный экскурс в будущее, потому что немногие, сидящие перед нами, знают о реалиях сегодняшнего дня, – поддержал Королев «главного двигателиста».
В ответ Глушко внес неожиданное предложение:
– Может, пришло время, товарищи разработчики, напечатать фотографию нашего ПЭСИКа в газетах?
Вице-президент Академии наук категорично предостерег собеседников от такой поспешности:
– Тут, товарищи ракетчики, наших полномочий не хватит. Потребуется решение правительства, а Хрущев не пойдет на такой шаг. Посчитает это преждевременной похвальбой.
Королев опять оказался на стороне Глушко:
– Но идея Валентина Петровича хороша, Мстислав Всеволодович, – снова поддержал Глушко Королев. – Я предлагаю фотографию первого спутника в стартовом положении показать руководителям страны.
– Прочитав отчет в газете о вечере в Колонном зале Дома союзов, Никита Сергеевич обязательно позвонит тебе или мне, – сказал Келдыш. – Вопросов «как» да «что» у него всегда набирается немало. Сами по себе, они, конечно, дилетантские, но все же нередко ставят нас в тупик.
Глушко дополнил «главного теоретика космонавтики»:
– Позавчера, Мстислав Всеволодович, я разговаривал с Хрущевым по телефону из Байконура. Между прочим, он почему-то вернулся к нашей майской неудаче с запуском «семерки» и высказал такое предположение: «Двигатели, дескать, не отработали положенное им время». А в конце разговора, с чьей-то подачи, заявил и о ненадежности самой ракеты. Вот вам и дилетант!
– А вам, Мстислав Всеволодович, конкретно что-нибудь известно по части функционирующих в «верхах» сомнений? – тут же поставил прямой вопрос Главный конструктор.
– Да, Сергей Павлович, известно, – подтвердил Келдыш и пояснил: – На прошлой неделе в Академию наук приезжал Рябиков и вел разговор о целесообразности схемы подвески ракеты в стартовом положении. Он ратовал за первоначальный вариант – установку ее на стартовый стол.
– Как прочно сидят в нас порой устаревшие стереотипы! – не скрывает своего несогласия Королев. – Я считал, Мстислав Всеволодович, что этот вопрос уже решен раз и навсегда. Брауновская схема подвески для космических ракет не пригодна, точнее, не рациональна. Но вот, оказывается, в недрах Государственной комиссии превалирует именно такое консервативное мнение.
«Главный двигателист» уверенно дополнил Королева:
– Старт со стола, Мстислав Всеволодович, для нас уже пройденный этап. К тому же Бармин не успеет усовершенствовать «наземку». Ведь до старта ПЭСИКа остался всего месяц.
– Так Рябикову как заместителю председателя Государственной комиссии и было сказано, – заверил ракетчиков Келдыш. – По первому спутнику ничего изменить уже нельзя. С возражениями Государственной комиссии будем определяться при подготовке к запуску второго спутника. Это будет правильно.
– Не второго, а третьего, – поправил Келдыша Сергей Павлович.
– Как третьего? – не скрыл удивления вице-президент Академии наук. – Разве не второй готовится к запуску?
– В январской докладной записке в наркомат вооружения, – пояснил Королев, – я действительно писал о двух спутниках, о ПЭСИКе и «однотонном». Но имеется в виду и еще один, промежуточный. Какой вес он будет иметь, в записке не оговорено. Нарком Устинов согласился с такой программой и утвердил ее. Он, видимо, с кем-то согласовывал этот вопрос.
– Вот промежуточный спутник, я, Сергей Павлович, упустил, – признался Келдыш. – А он будет, по-моему, даже очень кстати. Многое удастся на нем перепроверить.
– Конечно, кстати, – согласился Королев и добавил: – У Исаева есть проблемы с тормозной двигательной установкой. Чтобы решить их, потребуется некоторое время.
Келдыш и Глушко уехали от Королевых в начале второго 18 сентября. А через неделю, рано утром, Главный конструктор улетел на Байконур, чтобы лично проверить весь ход подготовки к запуску ПЭСИКа – «простейшего спутника – первого в мире».
2
Радостную весть – сразу лучшему другу. Гагарин уже находился в кабине Мига, подлаживал под себя привязные ремни, когда с соседней стоянки прибежал Дергунов, однокашник по Оренбургскому училищу, и, задрав вверх голову, закричал:
– Юра! Наш спутник на орбите Земли!
Это была ошеломляющая весть. Только в августе газеты сообщили об испытании межконтинентальной баллистической ракеты, и вот она уже в работе. Лишь такой «космический поезд» мог разогнать спутник до невероятной скорости в двадцать восемь тысяч километров в час! Суммарная мощность двигателей обеих ступеней «семерки» превосходила мощность машин десятка крупнейших электростанций страны. Это были заоблачные цифры!
Но у Гагарина не было времени тотчас разделить захватывающую радость друга. Он уже запаздывал с вылетом. Его ждала «зона». Инструктор, капитан Акбулатов, требовал повторить упражнение «воздушные стрельбы по наземным целям», которое традиционно не ладилось у большинства курсантов.
После занятий, вернувшись с аэродрома, курсанты сгрудились в Ленинской комнате у радиоприемника, с интересом слушая все новые сообщения о движении спутника. На другой день в курсантских подразделениях и среди преподавателей обсуждался один, ставший злободневным, вопрос: «Как будут развиваться события в космосе дальше?» По дороге на аэродром определенно высказался по нему «твердый молчун» Валька Злобин:
– Теперь, Юра, лет через пятнадцать, такой же мощной ракетой забросят на орбиту Земли человека!
– Понятно, что забросят, – не то согласился, не то возразил приятелю Дергунов. – Но что это будет за человек?
– Как что за человек? – вступил в дискуссию Гагарин. – Полетит всесторонне подготовленный для работы там специалист. Могут это дело доверить ученому, могут врачу. Ведь надо как следует разузнать условия жизни в стратосфере.
Злобин, не раздумывая, поддержал Гагарина:
– Юра говорит чистую истину. Самолет поднимается всего на двадцать километров, а спутник летает на высоте под три сотни. Так что разница получается солидная. Там и атмосфера совсем другая, очень разреженная. Нужен реактивный двигатель. Он есть.
Рассудительные слова Злобина породили задумчивую паузу, которую опять нарушил Гагарин:
– Но я хочу, чтобы первым космонавтом стал все же военный летчик-истребитель. Мы к небу больше всех привычны.
– Но нас к тому времени, Юра, уже спишут на пенсию, – высказал сожаление Дергунов. – Готовить к такой перспективе надо тех, кто только начинает ходить в школу.
– Так-то оно так, – негромко сказал Злобин. – Но вдруг и из нас кто-нибудь задержится в этой обойме?
Крытый грузовик затормозил возле аэродромного командного пункта. Курсанты тотчас выпрыгнули из кузова и разошлись по своим стоянкам. Машины были уже расчехлены. На некоторых вовсю ревели двигатели – инструкторы готовили Миги к заключительным контрольным полетам. Для Гагарина тот летный день закончился успешно. Капитан Акбулатов похвалил «упорного курсанта» за вертикальные фигуры и всю его летную подготовку оценил высшим балом, на «отлично».
Юрий страстно желал обсудить захватывающую новость о запуске первого спутника с Валюшей, своей невестой, но не смог вырваться в увольнение в конце зачетной недели. После субботних полетов и весь день в воскресенье он просидел в аудитории на моторном цикле. Случилась редкая незадача. Преподаватель-моторист, майор Резников, на зачете по теории двигателя поставил Гагарину «тройку». Для Юрия это было подлинное ЧП вообще за все время его учебы. Строгий педагог сопроводил свои действия внушением: «Современный авиатор не может летать без крепких и глубоких технических знаний».
При пересдаче Резников спрашивал так же строго, как на государственном экзамене, по всем разделам учебной программы. На сей раз знания Гагарина его вполне удовлетворили. Он даже нарушил привычную традицию никому не ставить при пересдаче выше «четверки». А тут майор аккуратно зачеркнул прежнюю «тройку» и вместо нее рядом поставил высшую оценку. Оставалось подтвердить ее на государственных экзаменах.
