Армен Гаспарян - Операция "Трест". Советская разведка против русской эимиграции. 1921-1937 гг.
В результате следствие окончательно остановилось на той единственно верной версии, о которой с самого начала говорило большинство чинов РОВСа: Евгений Карлович Миллер похищен агентами Лубянки. В дело был подшит первый существенный документ: «Действительно, большевики всегда недобрым оком взирали на белые русские организации, представлявшие собой антикоммунистические ядра, которые, в особом случае, могли бы образовать отряды для сотрудничества с националистами всех стран, где могли бы вспыхнуть революционные волнения, вызванные коммунистической пропагандой. Также они всегда пытались разваливать или уничтожать такие группировки, в частности РОВС, как наиболее мощную, к тому же по своей структуре военизированную.
Не подлежит отрицанию то, что около генерала Миллера должны были находиться крупные агенты ГПУ. Действительно, ничто не доказывает того, что Скоблин был единственным и даже самым важным. Генерал Миллер находился в сети, расставленной большевиками. Очевидно, что его похищение, бесспорно, является делом рук ГПУ, которое благодаря количеству своих агентов, введенных в Русский общеоинский союз и в ближайшее окружение его председателя, не имело особых трудностей для завлечения его в ловушку».
***Следствие медленно, но верно двигалось к завершению. Были по нескольку разу допрошены жена и сын генерала Миллера. Шатилов, Кедров, Кусонский, Мацылев, Трошин, Григуль, Туркул, Павлов, Семенов и многие другие были единодушны: о деятельности Скоблина Плевицкая знала все.
Певица все отрицала. После первоначального шока к ней вернулась уверенность. Внешне она была самим спокойствием, стоически отбиваясь от обвинений и четко придерживаясь своей линии поведения: она ни в чем не виновата. О деятельности мужа ничего не знает. В его причастность к похищению председателя Русского общевоинского союза не верит. Где он сейчас — не знает. Лишь 1 марта 1938 года она неожиданно для всех ответила следователю: «Пока я была в модном доме «Каролина», возможно, мой муж мог отлучиться. Но если он уезжал, то не знаю куда».
— Если ваш муж нагнал вас тотчас по выходе из модного дома, то вы должны были перейти улицу, чтобы сесть в автомобиль ?» — немедленно ухватился за ниточку следователь.
— Когда я вышла, мужа не было. На Северный вокзал я поехала в такси одна. Минут через десять на своей машине приехал мой муж.
— Однако раньше вы почему-то говорили, что в моторе вашей машины была какая-то неисправность, и именно это послужило задержкой отъезда от магазина. Когда же вы говорите правду: тогда или сейчас? Я отвечу за вас. Вы снова лжете! Вы знали, где был ваш муж и что он делал!Вы ему помогали, вы — соучастница преступления!
— Нет, клянусь!Я ничего не знаю, ничего!
В кабинете наступила тягостная тишина, которую нарушал лишь плач Плевицкой. Наконец она взяла себя в руки и заявила, что хотела бы переговорить с глазу на глаз с женой генерала Миллера. Следователь не возражал, предоставив им 10 минут.
«— Наталия Николаевна, неужели вы думаете, что я способна на предательство ? Ведь я так любила Евгения Карловича, он такой милый, хороший. Помогите мне выйти из тюрьмы. На свободе я разышу Колю и узнаю, что случилось с Евгением Карловичем.
— А как вы можете это сделать ?
— Я поеду в Россию, куда, как говорят, бежал мой муж.
— Да и я думаю, что он там.
— Я разышу его. У него остались два брата. Они у большевиков. Я узнаю, где ваш муж. Вы не верите мне!Я не пала так низко, как
вы думаете/Пусть меня накажет Бог, если я лгу вам. Знаете что, я готова ехать в Россию в сопровождении французского инспектора. Я тоже несчастна, ничего не знаю о муже. Я его ненавижу! Он меня обманул и предал, как предал других. Я в тюрьме, а он счастлив в России. Вы такая чистая и благородная, я вас всегда любила , вами восхищалась. Помогите мне уехать. Клянусь, я разыщу наших мужей...»
Поняв, что Миллер перетащить на свою сторону не удастся, Плевицкая потеряла к ней всякий интерес. Воспользовавшись тем, что в кабинет вошел следователь, она снова изобразила на лице высшую степень безразличия и приготовилась и дальше играть свою роль. Не дожидаясь новых вопросов, она глубоко вздохнула и произнесла: «Никакого алиби для мужа я не подготовляла. Ничего не знаю...»
Глава 3. Суд над Плевицкой
9 сентября 1938 года дело было передано в суд. Спустя почти три месяца, 5 декабря, состоялось первое заседание. Плевицкая, в черном шелковом платье, с гладко зачесанными и стянутыми черным шелком волосами, в черных лайковых перчатках и в туфлях черной замши, с переброшенной на левую руку котиковой шубкой, совершенно спокойно взирала на собравшихся. Она словно бы вышла на столь привычную ей эстраду, и, казалось, если бы не декорации, она сейчас исполнит «И будет Россия опять».
Ровно в 13.00 раздался гонг: встать, суд идет! Началось чтение обвинительного акта: «26января 1930 года генерал Кутепов, председатель Русского общевоинского союза, исчез при таинственных обстоятельствах. Бывший русский офицер стал жертвой похищения, все поиски обнаружить его след остались безрезультат-
ными; виновники не были раскрыты. 22 сентября 1937 года, в свою очередь, исчез его преемник, председатель РОВСа генерал Миллер.
Полное согласие проявлялось между обоими обвиняемыми как в повседневной совместной жизни, так и в действиях, которыми были отмечены подготовка и проведение покушения, жертвой которого стал генерал Миллер».
Допрос Плевицкой:
— Ваше имя ? —- Надежда.
— Профессия ?
— Певица. Замужем, детей нет. Под судом не состояла. До эвакуации с белой армией всю жизнь провела в России, за границу не выезжала.
— Если вы были с белыми армиями, как вы объясните афиши концертов в Курске «наша красная матушка» ?
— Это ложь. Я красной матерью никогда не была. Это могла быть жена Ленина или Троцкого. Я тогда была молодой женщиной, и никто не смел меня так называть. Я была при красных, как многие русские женщины, которые остались.
— Вы ничего не знали о подготовке покушения на генерала Миллера ?
— Клянусь, ничего не знала!
— Вам известны обстоятельства исчезновения генерала Миллера. Ради его жены, сына и брата скажите, где он. Поймите, еще есть время. А после допроса будет поздно. Я уверен, что вы знаете, где Миллер и Скоблин.
— Суду французскому я могу смотреть в глаза с чистой совестью. Господь Бог — мой свидетель. Он видит, что я невиновна.
— Эксперты установили, что вы и ваш муж жили не по средствам. Значит, деньги поступали к вам из тайных источников ?
— Я никогда счетами не занималась. Считать я не умела. Все хозяйственные дела вел муж.
— Вы получали деньги от господина Эйтингтона. Кто он такой ?
— Очень хороший друг, ученый-психиатр. А его жена — бывшая артистка Московского Художественного театра.
— Вы были в интимных отношениях с Эйтингтоном ?
— Я никогда не продавалась. Подарки получала. А если муж одалживал деньги, то этого я не знаю.
— Как же так ?Ведь вы сами говорили на допросах, что Эйтин-гтон одевал вас с головы до ног ?
— Нет. Так я сказала случайно. Подарки от мадам Эйтингтон получали и другие, например Жаров с женой.
— Русских нравов я не знаю, но все-таки странно, что жену генерала одевал человек со стороны.
— Своей женской чести я не марала и никогда не получала дары ни за какие интимные дела. Кто знает Эйтингтона, никогда не поверит, что тут были какие-то пикантные происшествия.
— Когда полковник Мацылев вернулся без вашего мужа, почему у вас возникла мысль, что его в чем-то заподозрили ? Разве вы не говорили того, что, заподозренный, ваш муж мог не снести оскорбления, покончить с собой?
— Нет, я этого не говорила!Я не думала, что моего мужа могли в чем-то подозревать.
— Когда вы узнали об исчезновении генерала Миллера ?
— Узнала от полковника Мацылева тогда, когда он приехал ночью спрашивать, не вернулся ли Николай Владимирович.
— Вспомните точно, что вы тогда сказали. Какими были ваши первые слова ?
— Ну, как я могу вспомнить ? Я страшно испугалась, начала спрашивать: «Гдемой муж? Что вы сделали с ним ?» Потом, когда полковник Мацылев сказал, что с ним приехали адмирал Кедров и генерал Кусонский и они ждут на улице, я высунулась в окно и крикнула, что Николай Владимирович, может быть, у Миллера или в Галлиполийском собрании. А они мне сказали: «Когда Николай Владимирович вернется, пришлите его в полицейский комиссариат. Мы все сейчас туда едем».