Александр Гриценко - Антропология революции

«Резолюции убивают эмоции!»[465]

Подчеркнем, что этот компромисс подкреплен критикой изнутри самого вдохновенного порядка величия, которая так же, как и критика, основанная на гражданском порядке, направлена против такого представительства, которое несет в себе угрозу узурпации творческого акта и воображения патентованными артистами и «разрешенным» искусством:

«Искусство мертво, не потребляйте его труп!»[466]

«Искусство мертво. И Годар тут не поможет!»[467]

Эта критика не является собственно художественной; в буквальном смысле слова она антихудожественна. Через подозрение к застывшей репрезентации здесь открывается общий путь к воображению, творчеству, изобретению, преувеличению, невозможному, мечте — что соответствует уже упомянутой бесконечности:

«Действие — не реакция, а творчество!»[468]

«Нехватка воображения — это невозможность вообразить недостающее!»[469]

«Синий [цвет неба] останется серым, пока его не придумают заново!»[470]

«Преувеличивать — значит начать изобретать»[471]

«Будьте реалистами, требуйте невозможного!»[472]

«Мечта — это реальность»[473].

Народная мастерская плакатов, в которой работали не только рядовые рисовальщики, но и профессиональные художники, воплощала в жизнь эту критику, основанную на компромиссе гражданского и вдохновенного порядков величия, через солидарное и анонимное творчество (без подписи на произведениях).

3. Перевернуть архитектуру личности

События Мая 68-го не только поставили под сомнение социальные порядки и легитимные формы величия. Они также основательно затронули внутреннее строение и организацию личности. «Встряска» порядков величия, в рамках которых оценивалось, что же является значимым для того или иного сообщества, сопровождалась и переворотами в архитектуре личности. Пользующиеся общественным признанием и соответствующие определениям «общего блага» (в той или иной форме величия) персональные качества разоблачались в Мае 68-го как отчуждающие, поскольку они порабощают аутентичное «я» и превращают человека в агента механического производства (научно-технический порядок величия), коммерческого потребления (рыночный порядок) или зрелищной видимости (репутационный порядок величия). В противовес этим «обобщающим» и порабощающим формам в публичное пространство оказались вынесены характеристики личности, соответствующие более персональному и интимному уровню связанности с миром.

Чтобы увидеть перевороты, которым оказалась подвержена архитектура личности, необходимо спуститься на более низкие уровни, предшествующие разграничению публичных порядков величия и их взаимоотношений (включающих также и критику). Нужно обратиться к другому, «перпендикулярному», распределению, которое позволило бы выделить различные модусы вовлеченности в мир: от публичного участия до наиболее персональных форм вовлеченности. Полная путаница и противоречия в интерпретациях майских событий в значительной степени объясняются тем, что использованные теми или иными комментаторами бинарные противопоставления индивидуального коллективному или частного публичному не позволяют выявить это второе разграничение и с необходимой полнотой представить «архитектуру» личности (Тевено 2004).

Понятие «режимов вовлеченности» и их разграничение — от наиболее публичных форм до наиболее персональных и близких — позволяют разложить подобную архитектуру на составляющие ее элементы. Составляющие личности в таком случае можно представить как различные способности (capacités) или как благоприятные возможности, полномочия (pouvoirs), позволяющие человеку занять определенную «диспозицию» относительно окружающего мира и расположить элементы окружающего мира таким образом, чтобы их можно было вовлечь в соответствующие ситуации. Обратим внимание на то, что для нас понятие «вовлеченность», в отличие от его распространенного понимания как «взаимодействия», не всегда подразумевает взаимный характер отношений с другими людьми. Прежде всего, каждый режим предполагает определенную форму гарантии по отношению к миру; понятие гарантии позволяет связать устремленность к благу и действительные условия реализации этого блага, которому предстоит пройти проверку, испытание реальностью. Разграничение режимов позволяет подчеркнуть множественность подобных гарантий (от публичных до наиболее персональных): надежность величия, обладающего публичной легитимностью и обеспеченного соответствующим уровнем вовлеченных средств («диспозитивов»); самоуверенность воли, реализуемой в индивидуальном плане с опорой на объекты функционального мира; привычность уюта и удобства, внушающих спокойствие и связанных с близким окружением; наслаждение пытливого, любознательного возбуждения в страстных исканиях нового. В каждом из четырех режимов реализуется форма зависимости между той или иной способностью человека и определенными залогами (gages), которые дает окружающий мир, приспособленный (apprêté) человеком для реализации этой конкретной способности. Чувство справедливости, воля, привычка, любознательность, которые обычно изучаются в психологии как внутренние свойства личности, в нашей модели рассматриваются в качестве способностей; они связаны с соответствующими формами благ и модусами реальности, испытываемыми согласно различным режимам динамической вовлеченности в окружающий мир.

Не будем возвращаться к режиму публичной вовлеченности и к модели порядков величия, позволяющей связать представление о благе сообщества с признанием квалификации личности, оцененной с точки зрения публичной значимости. Чтобы рассмотреть те перевороты, которым было подвергнуто понятие личности и ее составляющие в Мае 68-го, обратимся последовательно к двум режимам вовлеченности, обладающим меньшей степенью публичности, которые оказались тогда обесценены.

Незначительная роль, отведенная в майских лозунгах плановому режиму вовлеченности, подчеркивает недоразумение и ошибочность тех интерпретаций событий весны 1968 года, которые отсылали к экстенсивным понятиям индивидуальности или индивидуализма. Плановый режим вовлеченности (régime du plan) гарантирует волевую диспозицию и, соответственно, благо автономности, самостоятельности. Способность личности реализовать свою волю или индивидуальный проект связывается с вовлеченностью в окружающую реальность, обустроенную при помощи функциональных объектов, гарантирующих осуществление этой воли. Данный режим поддерживает связи, которые координируются не конвенциональными формами, удостоверенными какими-либо порядками величия и гарантирующими публичное разрешение разногласий, но иными формами координации. Он предполагает идею выбора, или добровольного согласия, на которой основаны индивидуальная ответственность или же контрактное обязательство между несколькими индивидами, имеющими общие установки («диспозиции»). Наконец, плановый режим также предполагает установление либерального сообщества индивидов, координирующих свои действия на основе согласования мнений и интересов. Этот плановый режим, или режим индивидуального проекта, получил беспрецедентное развитие во Франции и Европе в 1990–2000-е годы, вплоть до проникновения в сферу социальной политики (Breviglieri, Stavo-Debauge, Pattaroni 2003, Breviglieri, Stavo-Debauge 2006). Он не сводится к рыночному отношению, которое представляет собой лишь одну из возможных форм его генерализации на основе публичной оценки. В областях, далеких от экономики, — например, в социальной политике — режим вовлеченности в индивидуальный проект используется для разоблачения (с позиций блага индивидуальной автономии, гарантированной этим режимом) государства всеобщего благоденствия, государства-покровителя (Etat-providence), критикуемого за патернализм. Однако в отличие от интерпретаций, ссылающихся на значение индивидуализма для майских событий, проведенный нами анализ лозунгов Мая 68-го скорее свидетельствует о слабой роли планового режима в событиях того времени. Тогда были задействованы совершенно иные режимы вовлеченности, которые размытая категория индивидуализма различить не позволяет.