Дмитрий Губин - Под чертой (сборник)

Как так получается, что милейшие люди, сорганизуясь в государство, задача которого делать жизнь милейших людей еще более милой, – занимаются бог-те чем, портя себе жизнь?! Ведь и я милейший человек, и майор Васильченко, и полковник Вакульчук, и даже тот омега-мужичок, что строчил жалобу президенту. И он тоже в личной жизни милейший парень. Читает, поди, Бушкова или выпиливает лобзиком. Однако задайте поиск в рутьюбе – и тут же получите (пр)ославивший Тверское ОВД ролик: про то, как там врали, будто не задерживали одиночных пикетчиков-«справароссов», как не впускали внутрь имеющего на то право депутата Госдумы Бесчетнова… Причем получается так, что принимал в этом участие и полковник Вакульчук.

Ну почему, так, а? Полковник – почему?! Майор – почему?!

То есть я даже не «почему» спрашиваю. Я подразумеваю – что делать, а?!

И умолкаю.

Потому что, если я выскажу на это свою частную точку зрения, мне не помогут и Резник с адвокатом Ж., вместе взятые.

2012

46. Как мы сдвинемся по фазе//

О том, как и что меняют революции в ходе эволюции

Конец света, несомненно, наступит. Это не только мое мнение, – так считает и наш астрофизик Панов, и американский изобретатель Курцвейл, и многие другие.

Сами ученые если и хмыкают при разговорах о близком конце света, то по причине терминологических расхождений. Они предпочитают говорить про «фазовый переход». Мы за прошлый век повидали несколько локальных концов света, то есть фазовых переходов: скачкообразных изменений путей развития. Чем не локальный конец света – конец конной тяги, в результате которого вымерли профессии кучера и извозчика? А ведь лет 100 назад пользователям гужевого транспорта казалось, что конец света примет совершенно другой вид: города попросту утонут в конском навозе. Причем глашатаи эры самодвижущихся экипажей высмеивались на том основании, что на большой скорости воздух, несомненно, разорвет легкие ездока… Или конец века космонавтики, ставящий целью колонизацию космоса: помните, 1957 – спутник, 1961 – Гагарин, 1969 – человек на Луне? И все, дальше тупик и фазовый сдвиг: вместо колонизации – спутниковые навигация, разведка, метеорология, передача данных, ТВ.

Фазовый переход всегда происходит, когда стремительное, с ускорением, развитие отрасли, описываемое геометрической прогрессией, упирается в сингулярность – в точку, из которой график должен рвануть вверх, что невозможно. Невозможно бесконечное удвоение транзисторов на миллиметр микросхемы за два года, как это предписывает закон Мура. Невозможен бесконечный рост населения Земли (Мальтус рисовал его в виде экспоненты, сегодня график роста имеет вид гиперболы – но Капица предсказывал резкий обрыв, остановку на уровне 10–12 миллиардов). Невозможно развитие прогресса за счет потребления, потому что три пылесоса в квартире не нужны (и тем более – тридцать три).

Более того, если взять основные фазовые переходы в мировой истории – то есть рубежи эпох, от палеолита до Пара, Электричества и Электроники – то окажется, что смена эпох учащается (с коэффициентом порядка 2,67) и скоро тоже упрется в тупик. Кибернетик Хейнц фон Ферстер считает годом тупика 2026, астрофизик Иосиф Шкловский – 2030, экономист Грэм Снукс и упомянутый Панов чуть более осторожно говорят о «первой половине XXI века». Сюда вполне попадает «21 декабря 2012 года».

И тут возникает главный вопрос (коль уж мы не в силах ни избежать конца света, ни дать точную дату). А по каким законам происходят концы света?

Ответ на этот вопрос, как ни странно, есть.

Первое: во время разрешения кризисов новый лидер эволюции не возникает ниоткуда. Он и до этого существует, но на вторых-третьих ролях. Млекопитающие, сменившие вымерших динозавров, существовали и при динозаврах, просто воспринимались как мелочь пузатая. Электродвигатель был придуман задолго до вытеснения конки трамваем, а принцип реактивной тяги использовался потехи ради еще в средневековом Китае для запуска фейерверков. И даже Иисус не спустился в одночасье с небес, а успел пожить среди людей 33 года, просто люди его слова всерьез не воспринимали. А потом случился кризис идеологии, последовал фазовый переход, и то, что говорил какой-то чудак, окруженный 12 учениками плюс женщиной с сомнительной биографией, овладело миллионами и перекроило историю.

Александр Панов этот принципиальный момент называет «фактором избыточного многообразия» (кстати, в Иудее в конце Старой Эры уж кого-кого, а разнообразных пророков хватало; точно так же потом в христианстве хватало ересей, то есть разнообразных течений богословской мысли – несколько самых революционных ныне известны как протестантство). Значение фактора избыточного многообразия может оценить любой генетик, биолог, да и просто любознательный человек, знакомый с дарвиновской теорией эволюцией. Достигая предела, сингулярности, невозможности эксплуатировать прежний механизм выживания и развития, жизнь должна иметь достаточно альтернативного материала, какими бы вздорными эти альтернативы ни казались. Если альтернативы убрать – велик риск исчезнуть и самой жизни (это неплохо описывает на примере погибших цивилизаций, включая цивилизацию острова Пасхи, Джаред Даймонд в книге «Коллапс»).

Получается забавная штука. Ревнители веры, ограничители свобод, ярые борцы за чистоту (идеологии, крови, сексуальной жизни – неважно), упертые моралисты, грозящие концом света – они как раз и прикладывают все усилия, чтобы конец света стал концом.

Вторая же особенность конца света описана так называемым «законом Седова» (в честь философа Евгения Седова), или законом иерархических компенсаций. И этот закон невероятно для нас утешителен. Когда происходит фазовый сдвиг, как правило, прежний лидер эволюции не исчезает, но отправляется в запас. Лошади ведь не исчезли совсем из нашей жизни, так? Они стали служить забавой и спортом (или, как в Казахстане, – сырьем для кухни). Ислам и христианство не уничтожили иудаизм, лишь подвинули его в ряду мировых религий. Компьютер не отменил книгу, но на какую полку переставил – это мы скоро узнаем, потому что коллапс книгопечатной индустрии (а также индустрии бумажной прессы) наступает на наших глазах.

Подытоживаю: конец нынешнего света, несомненно, наступит, и довольно многие, читающие этот текст, до него доживут. Более того: они, вероятно, будут жить, а некоторые и заново возродятся при начале нового света.

Бояться же нужно не конца света, фазового сдвига, революции, называйте это как хотите (потому что эволюция – это вовсе не плавное, последовательное развитие, а скорее последовательность революций, между которыми расположены графики ускоряющихся развитий). Бояться нужно тех, кто, боясь великих потрясений, вырубает и выжигает вокруг себя все, что не такое же, как он. Смерть – это фазовый переход, упершийся в безальтернативный тупик. И крупнейшее потрясение в российской истории ХХ века, кровавый большевистский переворот осени 1917 года, приведший нас в 70-летнее никуда, был, сдается мне, так чудовищен и кровав вследствие того, что старый режим, предчувствуя смерть, яростно изничтожал все политические альтернативы. И это урок, который не просто не усвоен, но который принципиально не хотят учить ни двоечники-депутаты, ни двоечники-сенаторы, ни далее по вертикали…

Ну, а в качестве утешения я должен сказать и о третьей особенности фазовых переходов. Они не детерминированы на 100 %. На самом гребне всегда имеются точки полифуркации, неустойчивого равновесия – как у шарика на острие иглы. И куда покатится шарик (включая земной), порою зависит от усилий одного человека.

Вот почему я этот текст и написал.

2013

47. Жизнь в противотоке//

О том, как получать преимущества от жизни не как все

Пора завязывать с мечтами о русском богатстве. Слишком многие толкаются локтями. Обладание смыслами – другая история.

Жена недавно попала в аварию. Была за рулем. Ничего серьезного, типичное городское ДТП, я бы даже добавил, российское. Долгое ожидание полиции, потерянный на протоколы день и два слегка помятых крыла.

Виноват в аварии был парень, который, «подрезая» машину жены, умудрился при обгоне еще и выйти на «встречку». Теперь отберут права, если, конечно, не отстегнет на взятку тысяч десять, а то и двадцать, поскольку у него дорогой внедорожник.

Со мной бы такого не случилось.

Потому что в городе я давно избегаю садиться за руль.

Примерно с тех пор, как машина стала не плюс одной степенью свободы, а сначала минус одной, а затем и минус двумя степенями. Машиной в городе добираться дольше, нервнее, дороже: ни разогнаться, ни запарковаться. В моем питерском переулке недавно ввели запрет на парковку по четным дням у четных домов, но запрещающие знаки поставили лишь с одного конца переулка. Теперь к полуночи перед четным днем в переулок сползаются эвакуаторы. И – начинается веселая охота, напоминающая ту, какую инуиты в Гренландии ведут на моржей и тюленей.